- Больно? – спросила она. Потемневшая кожа была холодной. Гермиона помнила тепло, исходившее от этой руки каких-то пару часов назад, и не могла поверить в то что видит и чувствует.

- Нет, ничуть, - отмахнулся Малфой. – Повезло, что пятна не влажные. Это бы значило, что ревоплощение не остановить.

- То есть, с этими повреждениями еще можно справиться? – уточнила Гермиона.

- Да, разумеется, - Малфой криво усмехнулся. – Как только МакГонагалл вернет мне книгу, я найду нужное заклинание. Только не говори, что ты собираешься меня излечить, Грейнджер.

- Почему нет?

- Потому что в таком случае мы не выберемся из круга взаимных долгов, Грейнджер. Повторюсь, я не люблю быть обязанным, а ты даже не можешь представить, что такое – быть должником Малфоев. Так что мне остается поблагодарить тебя за великодушие и дождаться МакГонагалл.

Гермиона кивнула и замолчала. Почему-то в памяти всплыл тот вечер, когда дождь только начался, то, как разговаривал Малфой, то, как он себя повел, как ушел, не выручив ее.

- Малфой, - ей бы не хотелось, чтобы голос звучал требовательно, но пережитые ужасы накладывали свой отпечаток. – Малфой, еще один вопрос.

Он молча кивнул.

- Помнишь, тот вечер, когда пошел дождь? Я еще на лестнице застряла из-за исчезнувшей ступеньки.

- Помню, - Малфой напрягся, и было от чего. Гермиона и сама понимала, что может ненароком назвать фамилию или имя, поэтому постаралась говорить только о своих действиях.

- Ты уже тогда понял, что начался дождь? Ты достал Руку Славы? У меня нет другого объяснения тому, что ты меня видел.

- Да, - коротко кивнул Малфой. – Пойми, Грейнджер, мир чистокровных волшебников не зря с такой неохотой принимает чужаков. Я знал о существовании этого явления с детства. Отец учил меня, как себя вести, если мне не повезет, и дождь случится именно на моем веку. Я помогал ему обновлять чары над нашим поместьем. А ты… Да, может быть ты училась хорошо, с этим тяжело спорить, знаешь ли. Но самого духа волшебства в тебе нет. Уж прости, но многие вещи, которые чистокровные волшебники впитывают с молоком матери, для тебя становятся открытием века.

Гермиона прерывисто вздохнула.

- И поэтому вы общаетесь с магглорожденными, как с отсталыми или ущербными людьми? – она начинала понимать. – Что ж, зерно здравого смысла в этом есть, но лишь одно крохотное зерно, Малфой! Ты не вправе осуждать человека за то, что он просто родился не в той семье. Родителей не выбирают.

Гермиона гневно ткнула его в плечо.

- Все, Грейнджер, успокаиваемся, - Малфой перехватил ее руку, занесенную для второго тычка. – Ты сколько без сна? Двое суток?

- Трое, - буркнула Гермиона.

- Вздремни, - предложил он. – Если ты уверена, что оградила свой мозг от ненужных, опасных воспоминаний и мыслей, можешь немного поспать. Просто запомни, что как только увидишь во сне кого-то, кто не должен там быть – разрывай сон. Старайся проснуться.

- Разбуди, пожалуйста, если почуешь недоброе, - Гермиона устало откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Кивнул Малфой или нет, она уже не увидела, моментально провалившись в сон.

========== Глава 21 ==========

Яркий солнечный свет заливал аккуратно подстриженный газон у дома Грейнджеров. Гермиона перевернула страницу книги и блаженно улыбнулась. Она обожала такие моменты, когда можно лежать на мягкой траве, читать книгу, пока ласковое солнце пригревает спину. Из дома тянуло маминой выпечкой, ее обожаемым яблочным пирогом. Скоро, совсем скоро, она закроет книгу и пойдет на веранду, где будет пить чай с родителями, разговаривать обо всем на свете, глядя, как солнце медленно закатывается за горизонт. Гермиона потянулась и чуть выгнулась, подставляя теплу солнечных лучей поясницу.

- Гермиона, доченька, - мать вышла на улицу в своем милом клетчатом фартуке. – Гермиона, когда, ты говоришь, должны приехать Гарри и Рон?

- Мама, ну зачем? – горестно воскликнула Гермиона, вскакивая на ноги и воздевая руки к небу. Поднялся сильный ветер, солнце вмиг скрылось за тяжелыми свинцовыми тучами.

«Малфой! – мелькнуло в голове у Гермионы. – Прогнать сон. Немедленно». Она мотнула головой и часто заморгала. Образы перед глазами стали сменяться так часто, что от этого закружилась голова. В конце концов все замедлилось, остановилось, и Гермиона обнаружила себя в Большом Зале. Она сидела на мягком диване и тяжело дышала, глядя на Малфоя.

- Скажи, что я не сплю, - выдавила она.

- Ну, если только я не успел уснуть, - он криво ухмыльнулся. – Хотя вряд ли у меня получилось бы.

Малфой покосился на свою покалеченную руку.

- Ты все еще не залечил ее? – она почти была разгневана.

- Грейнджер, умоляю, - простонал он, - избавь меня от своей заботы. Мое ледяное сердце этого не переживет.

- Да черт бы с тобой, Малфой, - Гермиона топнула ногой. – Если ты решил ревоплотиться, найди для этого не такое людное местечко.

- Грейнджер, - он придвинулся к ней непозволительно близко. В такие минуты Гермиона чувствовала себя загнанным зверьком, перед носом которого раскрывает пасть хищник. – Грейнджер, дело не в том, что я решил ревоплотиться. А в том, что кое-кто решил, что нет в этом помещении лучшей подушки, чем моя рука.

Гермиона отшатнулась.

- Я что, спала у тебя на плече? – она пораженно раскрыла рот.

- О да, и со стороны это, наверняка, смотрелось очень мило. Практически наглядная иллюстрация взаимопонимания в мире волшебников. Жаль, никто не озаботился камерой.

- Прекрати паясничать, - Гермионе больше всего хотелось его ударить. Ее злило даже не то, что Малфой язвил – в конце концов, к этому она привыкла. Ее невероятно раздражало то, что спина все еще хранила его тепло. Там, между лопатками, где во сне ее согревало солнце, разгорался огнем след прикосновения Малфоя. Она готова была провалиться сквозь землю, чувствуя себя такой мерзкой, гадкой и грязной, что было бы неудивительно, если бы потолок, пустовавший уже четвертый день, сейчас расщедрился на одну молнию, которая бы испепелила Гермиону на месте. Но потолок по-прежнему ничего не показывал. Малфой же, сидевший рядом, нахально улыбался.

- Немедленно залечи руку, - выплюнула Гермиона и отодвинулась как можно дальше.

Впрочем, сон как рукой сняло. Гермиона поражалась тому, как низко она пала за неполных четыре дня. Она потеряла жениха – и постаралась стереть его из памяти. Она применила темное – несомненно, оно было темным – заклятие. Она стала черствой и жестокой. И вот он, апофеоз ее падения: образ погибшего, ревоплотившегося Рона еще не стерся из памяти, а она уже засыпает на плече у Малфоя. «Да, Гермиона, ниже падать уже просто некуда», - укорила она саму себя, и наверняка додумала бы еще пару нелестных эпитетов, характеризующих ее поведение, если бы не визг, раздавшийся из сектора Хаффлпаффа.

- Что это?

Малфой, водивший палочкой над рукой, недовольно поморщился и покосился в ту сторону, откуда донесся крик. Одна из девочек кричала, указывая пальцем в окно, а по щекам ее текли слезы.

- Не смотри, - Майкл и Джереми бросились к ней, силой поворачивая девчонку спиной к окну.

Малфой вскочил с места – Гермиона видела, как пятна на его запястье бледнеют с каждой секундой – и бросился к сектору Хаффлпаффа.

- Кто? – холодно спросил он, и в Зале моментально повисла тишина. – Кто сейчас думал об ушедшем?

Все принялись переглядываться.

- Как вы не поймете? – зло процедил Малфой. – Каждый раз, когда вы мысленно называете имя, вы его зовете! Зовете этого человека, и он приходит за вами. И теперь он будет стоять там, пока не получит свою жертву, либо пока не закончится дождь. Как тебя зовут?

Девочка, заметившая Черного, от удивления икнула.

- Мадлен.

- Так вот, дорогая Мадлен, можешь поискать того, кто позвал этот ужас к нашему убежищу. Найдешь – скажи ему или ей спасибо, потому что эта тварь будет маячить тут еще три дня, и тебе вряд ли удастся выспаться.