- Нас прервали, так отчего же тебя так интересует выражение моих глаз.

- Знаешь, Костя, ведь вы с Сашей можете занести на свой счет еще одну спасенную, просто вы об этом не знаете.

- Это интересно, впрочем, мой счет уже закрыт.

- То есть?

- Давай не будем об этом сейчас.

- Ты думаешь, что будет "потом"?

- Кто знает? Ребята, нас скоро отсюда выгонят, поедем ко мне, мы еще не все допели, не все допили, а завтра все равно выходной.

Рита, может и ты с нами?

- Неудобно.

А мне на самом деле хотелось пойти с ними, хватит ли у Кости настойчивости уговорить меня?

- Юра, уговори Риту.

- Правда, Рита, пойдем, тебя проводят потом.

- Ты еще не все песни слышала, а кроме того, может это то самое "потом" и есть?

- Хорошо, только я не на долго.

Жилье Кости.

В наши дни трудно по жилью определить, кто в нем живет: стандартные дома, стандартная мебель, унифицированная радио аппаратура. Но Костина комната все-таки имела свое лицо: в углу стоял огромный телевизор без футляра, какие-то приборы, распределительный щит. На стенах фотографии: горы, горы, все разные, все в снегу. Еще фотография: женщина в штормовке, в руках ледоруб, она смеется прямо в объектив, за спиной у нее горы.

Кто это?

Проще всего спросить у Юры.

- Это Костина жена.

- У него есть жена?

- Нет, ты разве не знаешь? Она погибла на Кавказе больше трех лет тому назад.

Вот так. У человека гибнет в горах жена, а он продолжает ходить в горы, разве это возможно, а если сам? Это уже сумасшествие.

Вернулся Костя со стаканами. Ребята опять выпили, а мне не хотелось. Смотрела я на эту фотографию: большеглазая узколицая женщина смеется. Ей хорошо, а сколько ей осталось жить. Здесь она еще не знает что ее ждет.

Я даже толком не могла песен слушать, все отвлекала меня эта фотография.

Расходились заполночь. Костя подошел ко мне в плотную, посмотрел прямо в глаза:

- Я провожу тебя.

- Хорошо.

Мороз к ночи усилился и снег под ногами скрипит громко и визгливо, разгоняя тишину засыпающего города. Мы давно отпустили такси и шли совсем в обратную от гостиницы сторону. Странно мне было: рядом со мной шел сильный и добрый, очень грустный человек, и мне хотелось, чтобы он был рядом, и тревожно было, и еще я помнила ту фотографию.

- Как все удивительно складывается, сегодня с утра я считал, что это плохой день, снег разбередил душу, потянуло на север, а я туда больше не ходок, потом на работе кое-что получилось хорошо, а потом - ты.

- Мы знаем друг друга несколько часов, но они такие насыщенные, что стоят недель.

- Я знаю тебя больше. По рассказам.

- Это не в счет, хотя, может быть. Но ты свалилась на меня неожиданно и я почувствовал, что жизнь продолжается, живые должны принадлежать живым.

Он повернулся и положил руки мне на плечи, притянул к себе.

- Не надо, Костя, - в сумраке не видно было его глаз, - не надо.

Руки его ослабли и он отпустил меня.

- Я знаю не надо. Идем.

- Не обижайся, просто незачем уходить вперед и оглядываться, туда ли идем. Понимаешь?

- Да.

- Хочешь, я расскажу тебе, как ты и Саша спасли меня?

- Да.

- Спас, фактически, Юра, но с вашей помощью.

Я рассказала ему всю историю моего замужества и ее конец, он слушал, не перебивая, а когда кончила, сказал:

- Это моя последняя спасательная экспедиция.

- Почему?

- Так, бросил это дело, работать надо.

- И только?

- Да.

- Это неправда.

- Смотри, опять снег пошел.

- Ты не хочешь говорить?

- Нет.

Я почувствовала, что совсем замерзла, мороз действительно был силен.

- Пойдем назад, лучше в вестибюле гостиницы посидим.

Там было тепло, у входа гудели калориферы, обдувая входящих теплым воздухом - невидимая преграда между холодом и теплом дома. Мы сели в свободные кресла. Костя расстегнул молнию куртки, закурил.

- Мне кажется, что ты вот-вот исчезнешь, и я больше не увижу тебя.

- Я вот-вот исчезну, а завтра мы сможем увидеться опять, я еще несколько дней буду здесь. Дай мне сигарету.

- Ты разве куришь?

- Нет, иногда. Послушай, Костя, мне непонятна одна вещь, я сегодня провела целый вечер с вашей братией, наслушалась ваших разговоров, не слишком ли много фанатизма в вашем увлечении? Ну, я

понимаю, романтика, активный отдых, а зачем остальное - опасности, гибель людей даже?

- Нет, Рита, это не фанатизм, не походы ради походов. Здесь каждый получает свое. Это и поиск себя, и победа над собой ради себя и других, это самопроверка и самовоспитание. И еще: вся страна - это дом, в котором мы живем, большой дом, в котором много комнат, интересно узнать, что там, кто там живет. И потом, после походов чувствуешь себя мудрее и добрее.

- Но иногда за это приходиться очень дорого платить.

- Иногда очень. Таковы условия игры.

С чем-то я была согласна, но не поняла, что противопоставить.

- Обязательно позвоню.

- Спокойной ночи.

- До завтра.

3. Саша Галкин.

Это хорошо, что на сцену выплыла Рита. От Кости осталась одна видимость, после прошлой зимы он как умер: его ничего не интересовало, он все делал по инерции, встречался с друзьями по инерции, работал по инерции, по инерции жил. Слишком много на него навалилось за эти годы, не вытянуть одному, а его чем больше било, тем больше он замыкался, тем больше сваливал не себя, а последняя история его подкосила.

Это хорошо, что появилась Рита. Впервые после смерти Тани я увидел, что Костя заинтересовался женщиной, потому что после Тани они не существовали для него. Может быть, теперь он немного оживет, оттает, это очень нужно Косте, нужно всем нам, потому что человек - это не только внешность, имя, фамилия, но еще и его дела, и еще насколько ты нужен людям, и чего они могут ждать от тебя, и еще насколько ты даешь им ожидаемого. Вчера, сегодня, завтра. И это мы все понимаем, и Костя тоже. С этих позиций оцениваются достоинства человека потому что общественное он животное, и это каждому с детства ясно.

Раньше как было: знают ребята, что ежели плохо, то где-то есть Костя Серов, он поможет, будь на севере, в горах, или дома. Как же можно отказываться от всего этого, обмануть ожидание, недодать ожидаемое? Сначала удивятся, потом забудут: был человек и его нет да и самому Косте легче не станет от этого решения, потому как он спаситель божий божьей милостью, а не как-нибудь еще, и то, что он сделал, это как раз повторение библейской притчи о талантах.

Но попробуй, скажи об этом Косте.

Это хорошо, что появилась Рита.

Потому что я только песню могу спеть, а песня хороша, если ты заранее согласен с ней, а если нет - это бесполезно, но песню я написал:

А все-таки, все-таки хочется жить,

Даже когда окончательно ясно,

Что выдуманные тобой миражи

Скоро погаснут, скоро погаснут.

Гаснут и, значит, к началу пути

Снова ты брошен, а путь давно начат,

Трудно, а все-таки надо идти,

Хочется жить, невозможно иначе.

А Костя послушал-послушал, криво усмехнулся и сказал: "Хороша песенка, для начинающих: несчастье, лавины, у девочек глаза гореть будут, ты им обязательно спой".

Ну вот, опять, я не сказал того, что хотел, а так нужно было, особенно в этот раз. Но что не сможет сделать песня, кажется, сможет сделать женщина.

Субботу и воскресенье Костя пропадал с ней, в понедельник и во вторник он проводил с ней вечера, а в среду позвонил мне в клинику:

- Доктор, ты сегодня вечером занят?

- Нет, кажется, свободен, а что?

- Приходи ко мне, посидим, покурим.

Я люблю эти Костины "перекуры", только давно их не было, значит Костя и вправду оживает, лечу!

- Хочешь выпить?

- А что у тебя?

- Сухое.

- Давай.

Крутится магнитофон, лента играет джаз, он очень любит джаз, мой Костя, он всегда говорил: "Вот где надо учиться гармонии". Он прав, он всегда прав, иначе он не был бы Шефом, а я не был Доктором.