Эккер, приводящий из Шулхан Аруха лишь первую часть статьи о возвращении скота и при этом обнаруживающий непонимание того, о чём идёт речь [62], тем не менее умалчивает о допущенных Юстусом неправильностях и со своей стороны ещё прибавляет, что закон "негуманен и несправедлив".
Закон 35. "Когда еврею попадётся навьюченное животное, которое пало под тяжестью ноши, либо нагруженная телега, перед которой в изнеможении от тяжести груза упали животные, запряжённые в неё, тогда он обязан придти на помощь погонщику, либо возчику, и, смотря по надобности, помогать снимать или нагружать - ибо всякий еврей должен оказывать подобную помощь как своему собрату, так и животному. Он обязан к этому и тогда, когда лишь груз принадлежит еврею, а животное акуму или, наоборот, когда животное принадлежит еврею, а груз акуму, и сам извозчик - акум. Но когда животные принадлежат акуму и кладь также составляет его собственность, тогда уже нет речи ни о сострадании, ни о милосердии, как по отношению к собственнику клади, так и относительно животных, и в таком случае ни один еврей не обязан оказывать помощь ни собственнику груза, ни животным". (Хошен га-Мишпат 272, 1. 8. 9).
"Закон" скроен из трёх статей Шулхан Аруха, трактующих о библейском законе, выраженном так (Втор. 22, 4): "когда увидишь осла брата твоего или вола его, упадших на пути, не оставляй их, но подними их с ним вместе". Библия опять говорит о "брате", и Талмуд опять всякими натяжками старается распространить этот закон на язычников, с одной стороны понимая слова "осла брата твоего" в смысле осла, не только принадлежавшего еврею, но и нанятого евреем, буде осёл ему поручен хозяином, а с другой - вводя новую смягчающую норму: "во избежание ненависти", и тем совершенно сравнив язычника с евреем: "когда и животное, и ноша принадлежат акуму, тогда обязательно заниматься этим (разгрузкой и нагрузкой) только во избежание ненависти".
Автор всё это перепутал, многое сфабриковал и многое опустил. Эккер находит у Юстуса только одно лишнее выражение: "и сам извозчик акум", которое он в резолюции своей и предлагает вычеркнуть. Но тут же прибавляет: "далее следует заметить, что, как видно из вышеизложенного (т. е. из приведённых им статей Шулхан Аруха), нельзя помогать и в том случае, когда ноша принадлежит еврею, а акум сам же и погонщик своего животного. Стало быть, в тексте закона, как его передаёт Юстус, сказано ещё не всё". Таким способом гуманный закон Шулхан Аруха, не имеющий параллели в законодательных кодексах акумов, превращён в обвинительный акт против него же!
Закон 36. "Когда еврей должен деньги акуму, и этот акум умер, тогда запрещено еврею возвращать деньги его наследникам, разумеется, при условии, что никакой другой акум не знает о том, что еврей остался должен умершему акуму. Но когда (хотя бы) один акум знает об этом, тогда еврей обязан уплатить деньги наследникам, дабы акумы не говорили: "евреи - обманщики". (Хошен га-Мишпат 283, 1 Прим.).
"Закон" составлен на основании крайне сжатого примечания Исерлеса, извлечённого последним из Мордехая. Речь идёт о наследовании язычника после своего отца, ставшего евреем. Вопрос о наследовании прозелитов разрешается в Талмуде на основании Библии довольно неожиданным образом: язычник наследует после своего отца язычника, прозелит же после отца-язычника наследовать не может, равно как сын-язычник после отца-прозелита, и даже сын-прозелит от отца-прозелита, если родился до принятия отцом еврейства. Раввины собственной властью установили право прозелита наследовать после отца-язычника, ибо опасались, как бы он не отпал от еврейства для получения наследства. Если прозелит умирает, не оставив наследников, родившихся в еврействе, то оставленное им имущество оказывается по Талмуду бесхозяйным, и всякий - не исключая, разумеется, и его родных-язычников - имеет право захватить его. Практически такой захват мог быть лишь в одном случае: если умерший прозелит имел за кем-нибудь долги; тут должник не обязан возвратить долг наследникам-язычникам. Но язычник, наследующий после язычника, в лучшем положении, и Мордехай (Киддушин ╧ 491) приводит слова одного вавилонского гаона: "кто не возвращает долга наследникам умершего язычника, стоит в грехе". К этому один толкователь прибавляет: "грех этот - грех похищения (лишающий права быть свидетелем на суде); однако, это может считаться похищением лишь в том случае, если наследник или другой кто знает про этот долг, так что может потребовать его; в противном случае это - не грех похищения (лишающий права свидетельствовать)" [63]. Исерлес это и выразил к своей заметке весьма нескладно и притом с краткостью, дающей повод людям, не желающим справляться в указаниях Мордехая, к неправильным толкованиям; он говорит так: "если еврей должен акуму, и сей последний умирает, и акумы не знают об этом, то не обязан платить наследникам". Таким образом, имеющееся у Мордехая выражение "не есть грех похищения", превратилось у Исерлеса в "не обязан платить", причём само основное правило, что "невозвращающий стоит в грехе" совсем выпущено. По-видимому, Исерлес для того и указывает свои источники, чтобы дать понять, что его примечание не более как краткие конспективные заметки, требующие справок в источниках.
Д-р Юстус превратил "не обязан платить" в "запрещено платить", причём "запрещено" подчеркнул, и вместо ясно указанного у Мордехая мотива вводит собственный. Эккер находит, что "запрещено платить" - "слишком много сказано", но мотиву Юстуса он находит "поддержку" в комментарии "Беэр га-Гола". А в комментарии "Беэр га-Гола" сказано буквально следующее: "там (т. е. у Мордехая) разъяснено, что если акумы знают об этом и он не возвращает, то он стоит в грехе". Если вспомним, что по Юстусу возвращать должно, дабы акумы не говорили: "евреи обманщики", то утверждение эксперта о том, что мотив Юстуса "прямо значится (steht ausdr;cklich) в комментарии Беэр га-Гола" обнаруживает своеобразное отношение этого приват-доцента к требованиям научности.
Закон 37. "Еврею запрещается воровать что-нибудь как у другого еврея, так и у гоя; но обманывать гоя, напр., "околпачивая" его при расчёте (в халдейском употреблено то же самое слово, что и выше: "таут" - обманывать), или же не платить ему долга, разрешается, только надо быть осторожным, чтобы содеянное не обнаружилось и этим не осквернилось Имя Господне". (Хошен га-Мишпат 348, 1, Прим.).
На самом деле, в Шулхан Арухе (не в 1-ой статье ╗ 348, где об акумах нет ничего, а во 2-ой) значится (сохраняем перевод д-ра Эккера в передаче г. Шмакова):
"Каждый, кто ворует, хотя бы краденому была цена грош, нарушает заповедь "не укради" и повинен отдать назад - всё равно, будь это деньги еврея или деньги гоя, важного или ничтожного человека, которые он украл."
К этому закону Шулхан Аруха Исерлес, на основании Тура и Мордехая, счёл нужным прибавить примечание, выраженное им так:
"Результат ошибки (таут - "ошибка") акума дозволен, (хотя бы) напр., способствовать просчёту или удержать ссуду, но при том условии, если он не знает, так что нет осквернения Имени; некоторые же говорят, что способствовать ошибке запрещается, но если тот сам ошибся, то результат его ошибки дозволен".
Тут вместо "ошибки" или "результат ошибки" д-р Юстус подставил "обман" (Betrug), и выходит, будто обманывать акума дозволяется. На самом деле, речь идёт совсем не об обмане. Об обмане в Шулхан Арухе (Хошен га-Мишпат 228, 6) сказано: "запрещается обманывать людей в купле и продаже и даже красть их благоволение. Например, если в продаваемом товаре имеется порок, продавец обязан сообщить об этом покупателю; хотя бы это был акум (для которого всё равно, кошерное ли мясо или трефное), продавец не имеет права продавать ему мясо неправильно зарезанного животного в качестве мяса правильно зарезанного (кошерного); красть благоволение людей значит представляться делающим что-либо для другого, когда на самом деле он делает это не для него". Вот что говорит Шулхан Арух об обмане. "Ошибка" же принадлежит к совершенно другой категории явлений. "Для облегчения коммерческих сделок", древние раввины, между прочим, постановили считать "ошибку" - пропажей или потерей, не подлежащей иску [64]. Если, напр., кто продал имеющийся у него металл за свинец, а у покупателя оказывается, что это серебро, то первый не может требовать проданный товар обратно, ибо еврейское право не считает его вовсе владевшим серебром, раз он не знал про его существование. Другое дело, если он докажет, что сам купил этот металл за серебро и забыл. В последнем случае он может требовать свою вещь назад в качестве потерянной, но, разумеется, только у еврея, а не у акума, так как акум не отдаёт еврею результатов его ошибки и забывчивости. Раввины, ещё в Вавилонии, не могли не видеть, что акумы относятся к активному обману гораздо снисходительнее евреев, и поэтому в школах возник вопрос: дозволяется ли еврею пользоваться лишь результатами самостоятельной ошибки акума, или же пользоваться можно и в том случае, если он, еврей, принимал то или другое участие в возникновении ошибки, напр., молчал, когда акум спрашивал его, не получил ли он ссуды от его покойного отца (от этого участие в возникновении таут носит техническое название: "удержание ссуды"), и когда он вполне уверен, что акум не имеет никакой возможности узнать о ссуде (ибо иначе это не будет таут, и кроме того, возникает ещё новое и тяжкое преступление: "осквернение Имени"). Мнения разделились: древние учёные считали дозволенным то и другое, а позднейшие учёные, в том числе нюренбергский мученик Мордехай (Бава Камма, гл. X, ╧ 158), а за ним и сам Исерлес (в комментарии к Туру), считали дозволенным лишь результат самостоятельной ошибки. Оба эти мнения в хронологическом порядке и передал Исерлес в примечании к Шулхан Аруху.
