– Дэни, – выдохнул он, прежде чем впился в ее губы требовательным поцелуем.

Ее тут же опалило волной жара. Руперт отлично целовался, а от силы напора Дэни сперва даже растерялась. Сейчас перед ней был совершенно ничего не соображающий Руп, полностью подчиненный волне силы, которую выплеснул ее дар. Чертова волна и все эти способности. Дэни разрывалась, ощущая невообразимую радость наравне с отвращением к самой себе.

«До чего ты дошла, Дэни? Заставляешь парней к себе прикасаться?»

Одной рукой Руп обвил талию Дэни, а другой обхватил ее затылок, крепче прижав к себе. Дэни с удовольствием отвечала, наслаждаясь силой его крепкого тела. Руперт определенно стал куда старше и нарастил мускулы. Она сама не поняла, как оказалась сидящей на коленях Рупа, но ей нравилось быть к нему так близко. Ставшая такой чувствительной грудь терлась о ткань кофты, прося поскорее избавить ее от таких мучений. Ладонь Руперта пробралась под ткань, и пальцы прошлись по обнаженной коже спины. Совсем легкие касания, но Дэни будто сорвало крышу, и она руками обхватила его плечи, ногтями впиваясь в мягкую плоть. Руп тихо заурчал и оторвался от ее губ, поцелуями проложив дорожку по ее скуле, а потом лизнул кожу на шее.

– Руп, – судорожно выдохнула Дэни, а он тем временем стал покусывать ее шею, зубами чуть царапая кожу. Клыки во рту стали удлиняться, желая вонзиться в пульсирующую жилку на шее парня. Кровь так и манила Дэни, будто специально для нее бегая по его венам. Сердце Руперта билось быстро, задавая такой манящий ритм. Дэни почувствовала, как в бедро упирается кое-что твердое, и облизнулась, чуть потершись о восставшую плоть через джинсы.

Ладонь парня сместилась, и большим пальцем он очертил круг вокруг ее пупка, а потом стал спускаться ниже, на секунду замешкавшись, прежде чем нашел пуговицу на джинсах Дэни и расстегнул ее. Молния сдалась следующей, не устояв под его пальцами. Он погладил нежную кожу через трусики, а Дэни вплотную приблизилась к его шее, клыки молили испить свежую кровь, буквально взывали к ней, подобно мифическим сиренам, сбивавшим с курса тысячи кораблей. Этот зов был внутри нее. Она сама была сиреной, ее дар опутывал Руперта, был вокруг нее, умолял послушаться ее зова.

Дэни чуть прикусила его кожу, не впиваясь, но предупреждая о том, что случится совсем скоро.

Палец Рупа погрузился внутрь ее уже готового жаждущего лона, и Дэни застонала. Как давно она не целовалась и не давала никому касаться себя? Кажется, все это был так давно…

Давно…

Дэни резко выпрямилась, отстраняясь от Руперта, голова ударилась о крышу салона, но это пошло вампирше только на пользу. Глаза широко распахнулись, с ужасом взирая на то, что она сотворила. Руп опять потянулся к ее губам, но Дэни отвернулась, а потом быстро слезла с колен парня, приводя себя в порядок и вновь вцепляясь в рюкзак, будто он был спасательным якорем, не позволявшим ей вновь забраться на Рупа.

«Я опасна для окружающих», – констатировала девушка, когда Руп нежно убрал волосы с ее шеи и прижался к ней губами. Чертов дар, все еще действовал. Или она просто сошла с ума, раз и сама рада пользоваться тем, что лишает людей разума.

– Нет, я не сделаю с тобой этого, – прошептала она. – Не сделаю этого с нами. Руп, если сможешь, прости меня, – Дэни повернула голову, нежно прижавшись к его губам, а потом отстранилась, игнорируя протесты парня. Руками она обхватила его голову, заставляя посмотреть ей в глаза. – На счет три ты забудешь все, что произошло за последние десять минут. Ты просто едешь по дороге, желая поскорее оказаться дома, а я уснула пару минут назад. Итак, раз, – Дэни отпустила Рупа и поудобнее устроилась на сиденье, закрыв глаза, – два… – она вздохнула, стараясь успокоить дыхание, – три.

Дэни чувствовала, как сглотнул Руперт, очевидно приходя в себя. Она понятия не имела, что он сейчас чувствовал, но надеялась, что произошедшее никогда не станет ему известно.

ГЛАВА 2

Старый Скъел не жаловал всяческих «электрических новинок» и по этому даже друзей заставлял отключать телефоны и класть в небольшую пластиковую коробку у входа. Он часто слушал свой древний патефон, сидя вечерами у камина и попивая какую-то травяную настойку на спирте с клюквой. Грел свои старые ноги в высоких шерстяных носках, вытянув их к самому огню. Вообще Скъел был мало похож на священника: уж слишком ворчлив, много сквернословил и не брезговал крепкими напитками. Впрочем, это не мешало ему верить и проповедовать в своем небольшом приходе в такой глуши, как Нуоргам.

Когда Джимм пришел к нему с поздним визитом, картина не отличалась от обычного: Скъел так же сидел в кресле и попивал настойку, слушая, какую-то финскую певицу шестидесятых годов. Он мирно улыбался, блаженно потягивая и причмокивая губами после очередного глотка и в редкие, наверное, особо трогательные моменты песни, подпевал женщине из прошлого. Джимм сидел рядом и наблюдал за своим старым знакомым.

– Твой дед, Джимм, – голос Скъела был скрипучим, как хруст снега под ногами, – засранец. Этот гад сгинул так же неожиданно, как и появился. Два года водили дружбу, а после этот долговязый смазливый засранец уехал, даже не предупредив и не попрощавшись. Я тогда долго вспоминал его плохим словцом.

– Я ведь уже вам говорил, что дед…

– Да, да, да, мальчик, я хоть и старый, но с памятью у меня все отлично. «У его родителей были проблемы» – так ты сказал. Да неважно сейчас это. Жалко его, хороший был мужик, – Скъел закашлялся и вновь приложился к напитку. – Писал редко, но никогда не забывал. И все-таки я правильно думал, что Калеб уже на небесах. Несколько лет не получал писем.

Бротт криво улыбнулся. Конечно, когда ты сначала бежишь от собственного клана, а потом и вовсе в беспамятстве валяешься в подвале, где-то в Луизиане, как-то забываешь, про старых друзей. Сколько бы ни прошло времени, Джимм так и не смог до конца привыкнуть к тому, что все его знакомые увядают буквально на глазах. Многих друзей он похоронил и поэтому старался меньше привязываться к смертным. Но что поделать, когда ты телепат и понимаешь все чувства смертных, знаешь мысли и видишь прошлое и будущее их глазами. Иногда лучше наблюдать за восхитительной вспышкой пламени, нежели лицезреть мертвый и ровный огонь, на который походило большинство этернелей.

– Кто бы мог подумать, что внучок Калеба в один прекрасный день придет ко мне и попросит провести церемонию бракосочетания. А ты ведь такой же смазливый, как дед.

– На счет смазливости не знаю, но, да, мне говорили, что я похож на него.

– Чертовски, парень! Сначала я вообще решил, что поехал головой.

Оба мужчины усмехнулись.

Джимм знал о его судьбе лишь по письмам. В пятьдесят восьмом этот мужчина занимал не последнюю роль в парламенте. Тогда Сшиллс хотели получить себе огромный кусок Финляндии и разместить здесь одну из резиденций. Это место было политически выгодно, учитывая напряженные тогда отношениях с кланом Семаргл. Русским тоже хотелось подобраться ближе к ослабевшим этернелям из Норвегии. Джимм два с половиной года жил в Хельсинки и подбирался через Скъела к верхушке. Но Бротт так и не успел сотворить задуманное, так как пришлось срочно возвращаться обратно и сдерживать взбесившихся Фиррор.

Когда-то прожженный политик, любитель крепкой выпивки и женщин в какой-то момент бросил все, женился и уехал в глушь. Получив нужное обучение, Скъел стал священником и теперь проповедовал всем слово Господне. Ну, и обручал, конечно.

– Скажи одно, – седовласый финн повернул к нему голову и посмотрел пронзительно-голубыми глазами на Джимма, – какого хрена так поздно? Ночью мне еще не доводилось соединять души.

– Солнце. Я плохо его переношу.

– Оооо, прям, как твой дед. Хреновая зараза. Но, – мужчина прищурился, – не похож ты на человека, который, как какой-нибудь вампир, на солнце жарится. Лицо-то загорелое.

Кровь Сэм, что давала ему возможность находиться под солнцем, сыграла свою роль и за те несколько дней, что пару месяцев назад он мог спокойно передвигаться под небесным светилом, хорошо отразились на бледной коже этернеля стойким загаром.