Это было фото с празднования тысячелетия Курта. Точнее, он сам уверял, что стал этернелем где-то в эту пятилетку, чуть более тысячи лет назад, но так как раньше не было времени и сил праздновать, все перенесли на послевоенное время. Сам виновник торжества стоял посередине, в шутливо напяленной на светлую голову короне какого-то средневекового монарха. Где Эдду раздобыл эту штуку – не было понятно, а говорить сам вудист отказывался. Приняв особо деловой вид, глава клана скрестил руки на груди и смотрел прямо в камеру. Хлоя Гейбл стояла рядом с ним и, кокетливо согнув одну ногу в колене и поднимая вверх воздушный шар, припала губами к щеке древнего этернеля. Дальше стояли Стив и Марк, оба поднимали кружки с пенным вверх и что-то кричали. Рядом парочка, имена которых Бротт не помнил, кажется, Трина и Чейз. По правую руку от Курта стояла Кэтрин и широко улыбалась фотографу. Высокая белокурая Лира, чуть наклонившись, с ехидной мордочкой показывала язык и, заставив так же склониться вниз, обхватила за шеи Эдду и Джимма. Оба показывали клыкастые широкие улыбки. Джимм хохотнул.

На голове у друга черной кучерявой волной вздымалась модная тогда у афроамериканцев прическа. Хотя и он, телепат, был не лучше. Темные пышные кудрявые волосы по плечи, сильно похожие на прическу Роджера Долтри из «The Who» в молодости. Через неделю вечная зажигалка Лира погибла, опрометчиво схватившись за какой-то артефакт от Сайго и приняв на себя одурительную дозу остаточного проклятия. Смертная девушка, с которой тогда встречалась этернель с нестандартными предпочтениями, наложила на себя руки, не вынеся потери любимой. Курт потом сказал, что оно к лучшему, ибо Лира не имела никакого права разбалтывать смертной об их мире и, тем более говорить точный адрес резиденции, к которой потом пришла переживающая о пропаже Лиры девушка.

Фото было живым и, благодаря этому, Джимм мог спокойно проскользнуть в тот момент в своих воспоминаниях. Это был последний раз, когда телепат бывал в резиденции Вуду.

Откровенно не верилось, что, казалось бы, бессменный предводитель ненормальных почитателей смерти на самом деле погиб. Они не так много общались, но почти сразу было видно, что Курт – выдающийся этернель. Наверное, он смог бы тягаться с самой Орифией, но, благо они держали свой странный нейтралитет по отношении друг к другу.

Телепат поджал губы, размышляя, что если Эдду был прав, и Курт все-таки продал свое тело некому Бичу, то их ждало куда более страшное действо, нежели война Вуду и Сайго.

Странно, что до сих пор в мире ничего не происходило. Даже чувствительный к глобальному настроению этернель не ощущал, что мир стоит на какой-то пропасти или что-то вроде того. Все было до подозрительного спокойно.

Он отложил фото и устало потер переносицу, сознавая только сейчас, когда весь пар негодования в нем стих, что был достаточно груб с женой. Замученный нападками Орифии, голодом, бессонницей и… надо признать… вынужденным воздержанием, он повел себя по-дурацки. В конце концов, это у Саманты сейчас бушуют гормоны, а не у него.

«Сейчас она станет шизанутой и не будет тебе покоя, братан, – говорил Эд за день до свадьбы, когда они решили распить немного хорошего виски во дворе дома. – Все мозги склюет – как пить дать. Это нормально. Габи у меня даже как-то раз на сраного надзирателя накричала. Досталось, конечно, мне, но факт того, что мозги у беременных набекрень, остается фактом».

Это был второй и последний раз, когда Эдду в открытую рассказывал что-то о смертной жизни и своей жене, в частности. В кругу этернелей, на самом деле, не принято говорить о человеческом прошлом. Даже больше, это считалось жутким моветоном. Но друг на то и друг, чтобы знать о тебе немного больше, нежели остальные. Тем более, Джимм был телепатом. Он и так знал об этом.

Музыкант думал, что Сэм все же уехала, но, когда он вышел из подвала и особым чутьем прошелся по особняку, то услышал слабый обрывок ее мыслей на втором этаже. Девушка была в своей комнате.

Этернель вздохнул и аккуратно постучал костяшками пальцев по двери.

– Эй, Сэм, открой, – но с той стороны откровенно молчали и делали вид, что вообще не слышат стука. – Саманта, извини меня, я излишне вспылил. Слышишь? Конечно, слышишь, – муж оперся плечом о ее дверь. – Послушай, мне больше не хочется играть в молчанку. Нам надо поговорить. Без яда, сарказма и прочей чуши. Просто сесть и все обсудить. Я люблю тебя и не хочу, чтобы первые недели нашей совместной в качестве новой семьи жизни были отравлены непониманием. Скажи мне все, что ты думаешь, не таясь, и задавай вопросы, какие хочешь, я на все отвечу. Только не надо снова все держать в себе.

Молчание. За дверью не раздалось ни поскрипывания кровати, ни шороха ткани, ни тихих шагов жены. Будто в комнате вовсе никого и не было, хотя своим вампирским чутьем он чувствовал ее, чуть ли не физически ощущал, как горячая кровь течет по венам, как стучит сердце… и ничего больше. Он очень медленно и размерено вдохнул и выдохнул, стараясь успокоиться.

Клыки сами удлинились, без какой либо просьбы или мысли.

Голод.

Теперь, когда глава Сшиллс ненадолго отступила, на этернеля обрушился всей своей силой голод. Настоящий. А учитывая то, что Саманта входила, по понятиям этернелей, в очень узкий круг обладателей «качественной» крови, темная сущность, сопутствующая каждому собрату, нашептывала Бротту перестать распинаться и как следует насладиться деликатесом. Сломать дверь – ничего сложного, скрутить полукровку – и подавно. Мужчина еле сглотнул горькую слюну. Он мог себя контролировать, все-таки не раз Джимм просыпался или бродил с зудящим желанием испить Саманту.

– Сэм? – ладонь легла на темное дерево, из которого была сделана дверь. – Ты лучшее, что со мной приключалось. Самая приятная и любимая головная боль, – одними губами проговорил Джимм, не издав на самом деле ни звука. Горько усмехнувшись, он сжал ладонь в кулак, проскребя ногтями о лакированную гладь, и уже более отстраненно и холодно продолжил. – Если поедешь в город, то верни машину до полуночи. Я голоден.

Не собираясь более глупо и безрезультатно пытаться достучаться до жены и хоть как-то поговорить с ней, Джимм быстро отошел и направился в свою комнату. Он воспользуется передышкой и попробует уснуть, иначе… иначе попросту сойдет с ума.

ГЛАВА 14

Сон был неровный и какой-то тревожный. Джимму мерещилось, будто и не дремлет вовсе – так часто он открывал глаза, пытаясь разобрать реальность это или просто сон. Этернель сильно взмок, его мучила жажда, заставляя метаться по простыням и чуть ли не с воем забираться под дырявую подушку. Он слышал чей-то голос. Это явно была не Орифия, но ощущения были столь же неприятные. В какой-то момент Джимм провалился в долгожданное и холодное небытие, которое спустя некоторое время разгорелось пожаром. Легкие горели, глаза слезились, а сердце быстро стучало, боясь куда-то не успеть. Все быстро сменилось спокойствием, а затем и болью.

Музыкант с судорожным громким вздохом резко сел на кровати, еле сознавая, что солнечный свет, ярким прямоугольником светивший в портьеры, сменился более темным и призрачным лунным. Джимм отчего-то дрожащими пальцами стер холодный пот со лба, не понимая, что являлось причиной его волнения.

– О, черт, – этернель подскочил с кровати.

Неужели он столь сильно устал, что его вырубило так надолго? Сейчас, наверное, было уже далеко за полночь. Джимм схватил свои джинсы, небрежно накинутые на спинку дивана, и быстро натянул их. Черт, где он оставил телефон? В карманах не было, да и в комнате тоже. Наверное, где-то в гостиной.

Плюнув на остальную одежду, Джимм, блестя от пота и маниакально осматриваясь в поисках гаджета, босиком прошлепал по всему второму этажу и только потом спустился вниз. Сэм сидела в кресле и, поджав под себя ноги, что-то увлеченно читала. Антикварные напольные часы неподалеку показывали без двадцати двенадцать. Жена, кажется, и не собиралась идти спать.