Федора любила бывать в Полоцке. Город был ухожен и выглядел летом особенно привлекательным. Могучие тополя окружали купола церквей, яркими белыми пятнами выглядывавших в различных его концах. Их развесистые кроны отражались в Полоте, бежавшей среди высоких и крутых берегов. Федора любила шум, краски и многолюдье полоцкого базара, где, стараясь перекричать друг друга, наперебой предлагали свои товары купцы со всей Руси и заморских стран. Она с восхищением наблюдала, как в умелых руках гончаров обыкновенная глина превращалась в изящные кувшины и блюда, как под быстрыми и Расчетливыми ударами молотков чеканщиков возникали удивительные узоры на металле. Она подолгу простаивала в небольшой церквушке Спасского монастыря и, глядя на саркофаг Ефросиньи Полоцкой, представляла образ княгини, о которой слыхивала множество легенд. И вот она вновь в Полоцке,

Город был темен, сер, тих.

Федора шла по дощатым тротуарам, ведя за руки детей, и опасливо поглядывала по сторонам. Вот мимо прошагал строй солдат во главе с офицером, выкрикивавшим команды на гнусавом и непонятном наречии, их обогнала группа всадников в нарядных мундирах. Федора отпрянула в сторону, когда увидела, как по улице провели толпу горожан о кирками, лопатами и ломами, подгоняемую грозными окликами конвойных. Позади толпы шел, а вернее, плелся тщедушный мужичишка с тяжелой киркой в руках, которая, будто корабельное кормило, управляла хозяином, бросая его из стороны в сторону. Мужик остановился и, оперевшись на кирку, разразился надрывным, сухим кашлем. Вмиг к нему подскочил рослый солдат и слегка подтолкнул прикладом. От этого, казалось, несильного, толчка, мужик выронил кирку и, потеряв опору, слегка покачнулся и рухнул на землю, едва успев встретить удар руками. Он сделал безуспешную попытку подняться, но смог лишь немного оторвать тело от земли. В его взгляде одновременно отразились боль и страх.

Федора наблюдала, как француз, очевидно, выругавшись по-своему, неторопливо снял с плеча ружье, взял его в обе руки и, коротко замахнувшись, вонзил штык в спину мужика. Тот издал глубокий вздох, перевернулся на бок и, весь съежившись, затих. Солдат несколько раз ткнул штыком в дорожный песок и поспешил догонять ушедших.

Федора закрыла лицо руками. Дети, изрядно напуганные виденным, всхлипывали. На всем пути до покосившейся лачуги, которую занимала семья тетки мужа, Федора не могла справиться с сильным ознобом. Войдя в дом, где жили родственники мужа, она с порога бросилась на плечи тетки Глафиры и, горько рыдая, приговаривала:

- Что же это такое, что же это такое творится, когда же все это кончится? И неужели не будет им наказания господнего на кровь и муки людские?

- Успокойся, голубушка, - принялась увещевать племянницу тетка Глафира. - Вот и моего Ивана забрали строить укрепления и копать ямы. Пока господь миловал, возвращается живой, а там как знать - каждый день до десятка забивают до смерти за неусердие в работе и попытки вырваться из города. А сколько раненых солдат наших в Полоцке перемерло! Не сосчитать. Не успевали хоронить, оттого и мор образовался. Косит, проклятый, людишек. Так вот и живем в горе и ожидании наших войск. Да, поди, они нынче не в силах, иначе бы несдобровать поругателям храмов христианских. Ведь что удумали, ироды, - позолоту с икон ножами и штыками содрали, утварью церковной и монастырской свои телеги набили, а у Спаса конюшню устроили.

- Да мыслимо ли такое? - спросила, справившись с волнением, Федора.

- У сих антихристов мыслимо. Ни совести, ни веры, ни сострадания в них нет. Только нет им и покою. Видимо, жжет им пятки наша земля. Как вошли в город, погреба с вином опустошили, песни свои горланили да между собой, словно собаки, грызлись. Теперь присмирели: ни песен, ни драк, ни перебранок. Злые, готовы каждого не за понюх табаку жизни порешить. Чувствуют близкую расплату. Вот и беснуются. Ну а тебя какая судьба занесла в Полоцк?

- Нет более деревеньки нашей, нет и мужа... сама чудом с детьми спаслась... Скитались по чужим углам, теперь вот к вам пожаловала. Не прогоните?

- Да, видать, горюшка ты хлебнула вдоволь. Но не ты одна такова. А гнать незачем. Хотя у самих на полках только пыль, но картофелину какую-либо найдем, да и хлебом, может быть, Разживемся. Пока господа были, жилось неголодно. Теперь с воды на квас перебиваемся.

- У меня тут кое-что имеется, - сказала Федора и, развязав мешок, достала половину каравая, с десяток луковиц и кусок сала.

Поздно вечером пришел с земляных работ Иван. Молча добрался до печи:

- Что с тобой сегодня? - спросила тетка Глафира. Вместо ответа Иван задрал рубаху, и она увидела несколько темных кровавых рубцов, пересекавших спину.

- Батюшки светы, да за что это так тебя?

- А за то, что плохо землицу лопатой кидал на ихний редут, чтоб он рухнул.

Утром Иван поднялся и, почесывая израненную спину, выше в сени умываться, Федора шмыгнула за ним.

- Дяденька Иван, а где этот редут, про который ты вчера сказывал?

- Вот оказия, а тебе-то что до французского редута?

- Значит, надобно, если спрашиваю.

- Ты, девка, не шути. Платок не на что будет повязывать коль интерес твой француз обнаружит..

- Так ведь надобно так сделать, чтобы не обнаружил.

- Вот заладила: надобно да надобно... А для кого и чего?

- Тебе одному откроюсь. Нашим надобно, их сиятельство графу Витгенштейну. Им я послана сюда.

- Да ну?! Побожись!

- Гляди, - и Федора сотворила крест.

- Теперь верю. Только какую подмогу от меня ты хочет иметь?

- Сегодня я к тебе, дядя, на редут обед принесу. Да еще мне надобно побывать у одного человека, ты его должен знать живет неподалеку. Скажи, отставной солдат Петр Климов жив.

- А что ему сделается, одноногому. На работы его по пря чине искалеченности не берут, а по евонтой грамотности и нраву подлого французы определили его в учетчики. С их стол питается, подлюга. Кто бы мог подумать - из суворовских чудо-богатырей.

- Значит, и это надобно.

- Вот далось тебе это слово, а я так думаю, что порешить этого оборотня надо.

- То не нашего ума дело. Только мне наказывали передать, чтобы с его головы ни один волос не упал.