Летчики помогли нам продержаться до темноты. Ночью враг подбросил подкрепление. Мы отбили несколько атак и все же вынуждены были отойти на другую сопку, которую занимали морские пехотинцы из отряда Барченко. Сам Барченко с передовой группой проник через побережье ко второй батарее и сковал ее действия. Мы поддерживали с этой группой связь.
- Товарищ лейтенант, уходят! - услышал я голос взбирающеюся на сопку связного Каштанова. - Немцы по берегу таскают какой-то груз к причалу.
Я повел отряд к морю. Мы догнали отступавших егерей и с ходу обрушились на колонну, которая шла вдоль берега и была уже близко от причала. Колонна рассыпалась, оставив на берегу ящики с грузом. Егеря тут же контратаковали нас. Опять разгорелись короткие, яростные схватки. С причала на помощь разгромленной колонне бежали новые группы егерей. Отстреливаясь, мы начали отход на свою сопку. А егеря все прибывали. Теперь они упорно лезли вверх, несмотря на потери, и, видимо, решили покончить с нашим десантом. Я крикнул, что было сил:
- Скоро придет помощь! Держаться!
- Держаться! Держаться! Держаться! - гремело по гребню сопки.
И в это время в Лиинхамари и на высотах противоположного берега залива вспыхнули прожекторы. Мы увидели егерей совсем близко от себя, и в ход пошли последние гранаты. Освещенные своими прожекторами, враги откатились. А лучи прожекторов, выхватывая из темноты зубцы скал и гребни гор, устремились к заливу и - никогда не забыть мне этой ми-путы! - светлой лентой легли на плес, по которому быстро шли маленькие корабли.
Это были наши десантные катера. Один, другой, третий...
Они шли, маневрируя, и стреляли из пушек и пулеметов по правому берегу Девкиной заводи.
Вот они уже приближаются к мысу Крестовому. Мыс безмолвствует! Бьют орудия из Лиинхамари, бьют наугад. Идет дуэль между пушками с правого берега залива и пушками катеров. Мыс Крестовый молчит!.. Замки от орудий первой батареи в наших руках, а орудийные расчеты второй батареи отбиваются сейчас от наседающих на них пехотинцев из отрядов капитана Барченко.
- Ура! - Это поднялся во весь рост Гузненков, приветствуя заходящие в залив катера.
- У-рра-а! - прокатилось по гребню сопки. И, уже не ожидая команды, разведчики ринулись в бой. Даже раненые, которые могли двигаться и стрелять, присоединились к нам.
Морально надломленные, объятые паническим страхом егеря дрогнули и, не выдержав нашего натиска, побежали к морю. Но бежать далеко некуда. К утру бой шел уже на узкой полоске побережья. Сопротивлялись только самые отчаянные гитлеровцы из гарнизона Крестового. Они не сдавались в плен, даже израсходовав все патроны.
Семен Агафонов вел бой с двумя гитлеровцами. Сразив одного, Семен загонял в воду другого и кричал:
- Да сдавайся же ты, сукин сын! Убью ведь! Хенде хох! Ну?..
Гитлеровец выпустил из рук винтовку, поднял левую руку, присел, а правой схватил булыжник, замахнулся и упал, сраженный короткой очередью автомата.
Агафонов подошел к берегу залива, присел на корточки и ополоснул руки.
- Ну, вот! Кажется, все...
Гузненков со своей группой уже находился па первой батарее. Разведчики вставили замки в орудия, зарядили пушки и дали залп по порту Лпинхамари. Наводчики мы были неважные, но снарядов много, и нам удалось, наконец, зажечь какой-то бензобак у причала и деревянный склад.
Пылают пожары в Лиинхамари, на подступах к которому уже находится высаженная с катеров морская пехота. Идет бой на восточном берегу залива, откуда начали обход порта. Только на мысе Крестовом тихо. Вторая батарея капитулировала, и пленных собирают в одно место. Семьдесят уцелевших и бросивших оружие егерей сидят, охраняемые одним легко раненным разведчиком.
Вскоре к Крестовому подошел торпедный катер Шабалина.
- Вот мы и встретились, - спокойно сказал мне Александр Осипович, и только блеск в глазах выдавал его радость. - Спасибо, братки! Я прижимался к левому берегу, надеялся на вас. Ох, если бы пушки с Крестового заговорили! Кормили бы мы сейчас рыбку... Однако вспоминать теперь некогда.
Шабалин передал мне приказ генерал-майора Дубовцева: идти на помощь морской пехоте, штурмующей Лиинхамари.
В Лиинхамари уже находился адмирал Головко. По его приказу мы выделили патрули для наблюдения за порядком, посты для охраны наиболее важных объектов. Я попросил у адмирала разрешения вернуться на Крестовый для похорон погибших разведчиков.
- Отряд дрался геройски! - сказал адмирал. - Всех до единого представьте к награде. Не скупитесь! А вас мы представляем к званию Героя...
- Благодарю, товарищ адмирал! Только... как же Агафонов и Пшеничных? Они первыми прорвались к батарее и захватили ее. А как потом дрались! Все разведчики отряда считают их героями.
- Ну, если все, - адмирал чуть улыбнулся, - тогда ошибки не будет. Пишите реляции.
Вернулся я на Крестовый уже к концу дня и рассказал о беседе с адмиралом. Оказалось, что адмирал уже встречался с ранеными разведчиками, расспрашивал их о боях на Крестовом.
- После разговора с адмиралом, - сказал мне Гузненков, - Колосов и Калаганский до того осмелели, что сразу попросили у командующего поощрения.
Я насторожился. Это непохоже на молодых, очень скромных разведчиков, раненных в последней схватке. Гузненков меня успокоил:
- Мы, говорят они командующему, ранены легко. А потому прикажите, товарищ адмирал, не отправлять нас в далекий тыл. В базе, у моря, рядом с отрядом, мы быстро поправимся. И адмирал обещал за них похлопотать.
6
Нас ждали новые боевые задания.
Здесь, на Крестовом, осталось только сделать два дела:
эвакуировать пленных, которые уже похоронили всех убитых егерей - их оказалось свыше ста человек, - и похоронить своих товарищей.
Гузненков ведет меня в долину, где построены все разведчики, чтобы отдать последнюю дань товарищам, павшим в бою на мысе Крестовый. Вот они, друзья наши, лежат в один ряд у большой свежевыкопанной могилы. Мертвые лица обращены на северо-запад, где высится угрюмая скала Крестового.
Первым лежал богатырь отряда Иван Лысенко. Русый чуб выбился из-под шлема, большие руки скрещены на широкой груди. Много свинца, должно быть, приняла эта грудь, пока перестало биться неукротимое и живучее матросское сердце. Сурово сомкнут рот... А ведь ждал Лысенко того близкого часа, когда сможет с чистой совестью попросить у меня и у Гузненкова рекомендацию в партию. Не дождался... Но погиб как коммунист! Иван Лысенко заслужил это звание, как заслужил и самой высокой награды Родины. Когда под огнем врага он взвалил на себя крестовину проволочного заграждения, то знал, на какой смертельный риск идет, чтобы снасти много других жизней.
