-- Дунь, сынок...
Он обреченно дует. Волшебница близоруко оглядывает трубку, улыбается чему-то своему. Мелкие кристаллики на дне трубки синеют, и темнеет в глазах Квазимоды...
ЗОНА. БЫВШИЙ ЗЭК КУКУШКА
Балдею... думаю о жизни. скукота. Прямо рядом с проходной, под носом у этих козлов...
А что... так жил -- позавидовать мне можно: на всем готовом всю жизнь, особо не перетруждался, тяжельше рукавиц ничего не поднимал.
Да, думаю, а дальше-то что делать, в сортире этом? Я ж не сказал, что укромину себе нашел в офицерском нужнике, есть такой чердачок -- маленький, но мне хватило. Я туда предварительно слазил, давно я его заприметил. Ну и глазок просверлил, чтобы перспектива была на дом родной, а главное -- харчей запас, так что мне здесь сидеть долго можно.
Долго-то долго, а далее что... не знаю...
Запах этот, тоже хорошего мало, хоть топор вешай. Ну и главное -сидишь-то сгорбившись, не шевелясь. Сплю все -- что еще делать? Камераодиночка.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Без прапорщика Шакалова в Зоне ничего не обходится. Вот и на этот раз бдительный службист, сидя по большой надобности в офицерском туалете, уловил запах табачного дыма, словно доплывший с чердака. Не терпевший курения, Шакалов по выходе после облегчения внимательно оглядел туалет и увидел тонкую струю дымка с чердачка. Не поленясь приволочь лестницу, Шакалов влез на чердачок и обнаружил там сжавшегося от страха Кукушку.
-- Что ж ты, сука старая, делаешь? -- печально говорит ему Шакалов, замахнувшись. -- Из-за тебя ж двое суток Зону через два часа строили! -- И небольно ударил съежившегося под его взглядом старикана.
Разобиженный Шакалов ушел, а когда за Кукушкой пришли солдатики -вытаскивать, он осмелел, стал дико ругаться, кричать, кусаться и брыкаться в ответ на их несмелые попытки тянуть его, сгорбленного и провонявшего, из-под крыши.
Вяло отвечавшие на матюки солдатики махнули на него рукой, разрешили вылезти самому. Но это оказалось невозможно: старик застрял, отчего стал орать еще громче, почему-то виня в этом своих освободителей из деревянного плена. Спасителей он же должен был благодарить: при осмотре в санчасти врачи установили, что у немолодого этого человека начались процессы онемения и отекания, которые грозились вылиться в необратимые изменения внутренних органов и пролежни, после начала которых уже через пару деньков Кукушка разбудил бы всю Зону воплями о помощи...
Так вот, освободителям дурного деда пришлось ломать крышу, отрывать несколько досок, чтобы вытянуть ослабевшего и описавшегося старого дуралея. Следом за ним спустили вниз несколько буханок хлеба, пачку маргарина, сахар и бидон воды. Что бы он делал по окончании своих припасов, Кукушка объяснить внятно не смог, только плакал и матерился, прося оставить в Зоне. Из больнички оклемавшегося вольного человека Кукушку быстро сводили в баню под усиленной охраной и столь же быстро выставили за ворота Зоны, применив в последний раз силу на вахте.
Рассмотрев справку об освобождении и новый костюм, Кукушка чуть приободрился, а когда подошла машина, он, продолжая возмущаться и браниться, сел в нее без помощи дубинки.
В машине он рассказывал мрачным сопровождающим солдатикам-первогодкам, что раньше можно было свободно "засухариться" -- отсидеть за другого. Он предлагал им обменять его на другого, молодого, ведь количество осужденных не изменится, а кто сидит -- какая кому разница...
Выслушав все это, сержант-дембель замахнулся, чтобы стукнуть надоевшего старика, и хорошо, что в машину в это время заглянул Медведев, одетый в гражданку, -- он сопровождал Кукушку. На руках у майора были сопроводительные бумаги на долгожданное определение в дом престарелых.
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Так кончилась эпопея со взбалмошным стариком, и вчера я сдал его настороженной директрисе дома престарелых, которая сразу затребовала письменную гарантию с печатью, что новый поселенец не будет воровать. Старик обиделся, а я вызвал самоуверенную, злую начальницу в другую комнату, пристыдил; взрослая уже женщина, а в голове мякина. Еле успокоилась, хотела с меня хоть какую бумагу взять, но я быстро пресек все эти попытки.
Прошел с Кукушкой в палату, где его поместили с двумя дедками, попрощался, посоветовал не дурить и обещал заехать.
Что-то изменилось на Небе и на Земле... Небо стало очень синее, без полутонов, а темнеющий, уже осыпающийся лес оттеняет его, придавая почти библейскую простоту. Скорбь мировая нависла и тишина... "Что там, на небе? -- думалось мне. -- когда же туда призовут? Уже скоро..."
А столько дел на земле!.. почему срок мой не отодвинут, чтобы их завершить, ведь это же во благо и на добро... в Библии написано... Так домой и ехал, небом сопровождаемый. Близким оно показалось, к чему бы это?
Решил, не переодеваясь, зайти в Зону, ну а там...
Вхожу в дежурку, сам не веря, что мне по дороге сказали: пьяный Воронцов, драка, попытка побега -- чего только не услышал, впору за пистолет хвататься и бежать по Зоне, заполошничать...
Выслушал рапорт лейтенанта, поблагодарил его за проявленную бдительность и сдержанность: благо обошлось без жертв. Смотрю на Воронцова, а он на меня -- нет. Ну это и понятно. Что там ни говори, какие оправдания ни ищи -- главное, чего не замыть, не стереть: пьян... Уже ему воду приготовили с марганцовкой -- промывать. Тут он поднял наконец голову, произнес с угрозой:
-- Промывать не дам...
-- А тебя никто и спрашивать не станет. "Не да-ам"... -- передразнил его прапорщик Шакалов. -- Я же говорил вам сразу: пьян он. Пьяный зэк -ходячее преступление! -- авторитетно сказал он. -- Правда, товарищ майор? -это он мне.
Ликует, и его понять можно. Обделался Медведев со всей своей хваленой педагогикой, защищал этого человека, а вот оказалось, что Шакалов его сразу раскусил и сейчас его вычислил. Эх, Воронцов, Воронцов, какой же ты дурак. Ты не только себя подвел, подлец...
-- Из-за тебя же все могли погибнуть! Хоть это до тебя доходит? -кричал на него капитан Барсуков. -- А если бы они очередью дали по колонне? Кто бы отвечал? Мы опять? Нажрался, и море по колено!
Воронцов окаменел. Мне стало страшно: что он сейчас может выкинуть, эти козлы еще не знают... Я побежал в кабинет, набрал номер зама по режиму Овчарова. Объясняю: под мою ответственность разреши не делать промывок этих, осужденный в таком состоянии... в общем, все здесь может произойти.
-- Что произойти? -- Овчаров не понимает. -- Чего ты, Иваныч? Связать его, и все. Что значит -- произойти? Ничего у нас не может произойти, если на них наручники вовремя надевать.
-- Есть на нем наручники. Да водка там, -- говорю, -- чего там промывать?
-- Ты что, пил с ним... водка? -- спрашивает подозрительно.
-- Ты спятил? -- опешил я.
-- Ну а чего защищаешь его?
-- Да не защищаю! -- взорвался тут я. -- просто какого хрена промывать? ясно, водка да водка. если бы дрянь какая была, тогда понятно...
-- Понял, -- перебивает, -- ты лучше налей ему и похмели. -- бросил трубку.
Вышел я в дежурку. Объяснил, что промывать не надо, если там водка.
-- Дыхни ты! -- толкнул Воронцова Шакалов.
Тот дыхнул.
-- Водка вроде, -- кивнул прапорщик неуверенно. -- Ну, с кем пил, рожа?
Ничего не дрогнуло в лице Воронцова, и все присутствующие по достоинству оценили глупость вопроса прапорщика: никто из зэков на такой вопрос обычно не отвечает.
Я решил прекратить быстрее эту дуристику и неприятный мне балаган. Пользуясь правом старшего по званию, приказал:
-- Всё, отведите в изолятор. Посадите там в одиночку. Быстро протрезвится...
-- Я не пьян... -- неожиданно трезвым и бесконечно грустным голосом вдруг сказал Квазимода.
Я не стал перечить, устало махнул рукой:
-- Уведите!..
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
Ну что за жизнь!.. Встал я, отстегнули наконец браслеты, пошел за прапором, и на Медведева боюсь глаза поднять. Ведь точно... получается, покрывал он меня. и сейчас вот отбрехал, а у меня тут ЧП. И не пьяный же, так, малость... и тут выстрел этот... и Ваську убили... Боже, пошли мне смерть, уже всё... всё... всё...
