Нежданно-негаданно осенью 1944-го старшина Литвин получает направление на учебу в Военный институт иностранных языков. Под занавес войны он, уже военный переводчик, работает в советской военной администрации в Германии. Теперь ему приходится встречаться, понятно, не для праздных бесед, с видными военными и политическими деятелями нашего государства, союзниками по войне, командованием вермахта, люфтваффе. Не от тех ли встреч рождались позже невеселые мысли и ложились на бумагу строки: "Историю нельзя подправить задним числом. Ее нужно принимать такой, какой она была на самом деле. Мы теперь знаем больше, но многое предстоит нам и узнать, и осмыслить, многим людям еще необходимо мужество, чтобы освободиться от плена прежних своих представлений..."
Многое еще предстояло пройти, заново осмыслить и самому. А пока что воздушный стрелок Литвин в кабине израненного штурмовика искал выход - как одолеть крадущегося к ним в "мертвой зоне" врага, отстоять жизнь?..
- Знаешь, если строить бой по писаному - ничего путного не получится. Сколько было тех вражьих атак, сколько тысяч снарядов угрохали немцы, чтобы сшибить нашего "горбатого" - не вышло. А ведь бой на бой не походит, атаки - и те разнятся друг от друга, так что всякий раз приходилось искать решения неординарные, иначе - труба делу! В той схватке я решил стрелять по "мессеру" через фюзеляж собственного самолета. Ни в одной инструкции такого не вычитаешь. А что оставалось делать - ждать, когда очередью снарядов твою башку разнесет по кабине?..
Георгий Афанасьевич рассказывает о своих боевых делах просто, без пафоса. Пристроившись на кухне за маленьким столиком, мы разливаем в стаканы добрую украинскую горилку - "брат Вася з Харкива прэвиз" - и пьем за Россию, за то, чтобы выстоять, чтобы избавиться поскорее от чумы, охватившей нашу дивную многострадальную Родину...
- Развязка в том поединке с "мессером" произошла мгновенно, - вспоминает Георгий Афанасьевич. - Когда я прошил свой фюзеляж пулеметной очередью, Мансур бросил машину в сторону, полагая, что это бьет по нам немец, - и тут, действительно, снаряды от "мессера" красивой такой трассой проскочили мимо нашего "горбатого". А моя короткая, но злая очередь тут же впилась в самолет противника. Он камнем рухнул вниз. Как говорится, "пролетели утки с шумом и скрылися..."
Только через месяц наши десантники прорвали вражескую блокаду и ночью, пройдя от Эльтигена почти 20 км, заняли на южной окраине Керчи гору Митридат. Штурмовикам полка, с которыми летал Георгий Литвин, работы прибавилось - они уже не только громили противника, но и сбрасывали нашему десанту боеприпасы, продовольствие. Немцы встречали их плотным заградительным огнем зенитной артиллерии, счетверенных 20-миллиметровых установок "эрликон", стреляла пехота, танки.
И вот 8 декабря. В тот памятный день были сбиты младший лейтенант Лебедев и воздушный стрелок Кравцов. Их самолет врезался в скопление противника. Тогда же погиб и Мансур Зиянбаев. Место воздушного стрелка у него в том боевом вылете занимал сержант Алясов. Подбитый зениткой, их "Ил" приводнился в Керченском проливе и сразу пошел на дно. Воздушного стрелка из морской пучины выбросил надувной жилет. Моряки заметили попавшего в беду "летуна" и поспешили на помощь. А Мансура Зиянбаева навсегда поглотило море...
Не вернулись с боевого задания в тот день летчик Широков и стрелок Хромченко. Их сбили немецкие истребители. 9 декабря погибли лейтенант Макурин и сержант Столяров - в машину было прямое попадание зенитного снаряда. Зенитным же огнем противника повредило штурмовик замкомэска Папка. Самолет удалось приземлить на нейтральной полосе, откуда экипаж выбирался под прикрытием огня нашей пехоты.
Так они шли - фронтовые будни воздушного стрелка Литвина. Штурмовики, штурмовки... потери боевых друзей и снова вылет за вылетом. Под Керчью смертью героев пали летчики Заливадный, Тертычный, Толчанов, Агарков, Зотов, воздушные стрелки Павлик, Гудзь, Крыленко, Ткачев, Багарашвили... Пули обходили только Георгия - он даже ни разу не был ранен.
- О смерти на фронте не говорят. Вечером помянем ребят, приляжем, порой в холодной землянке, а утром снова боевая работа. Снова пробивайся сквозь огненную метель и бей, гони врага с родной земли...
Георгий Афанасьевич помнит всех ушедших в военное лихолетье друзей, память его возвращает детали боевых вылетов, мгновенья, которые навсегда врезались в сердце:
- Знаешь, мы раз вернулись на аэродром и машину нашу пришлось отмывать от... человеческой крови. Командир полка Соколов был великолепный мастер бреющих полетов, и вот врезались мы тогда с ним в колонну, как говорится, живой силы противника. Мало у них там осталось в живых-то от той силы... Дело это происходило уже над белорусской землей. Там меня, кстати, и представили к третьему ордену "Славы". Правда, пока представление то моталось по штабам, я укатил учиться на переводчика. Так что награда, как говорится, ищет героя. Уже полвека ищет...
После войны однополчане Георгия Афанасьевича - летчики-штурмовики, 12 Героев Советского Союза! - не раз обращались в различные инстанции, чтобы восстановить историческую справедливость, отметить заслуженной "Славой" подвиги воздушного стрелка. Пустое дело! В августе 1991 г. наградные документы, говорят, лежали уже на столе президента Горбачева. Но президент притомился, укатил на крымский пляж в Форос, а дальше известно - народу "танец маленьких лебедей" принялись демонстрировать.
В декабре 1991 г. один их чиновников ГУКа по поводу награды Литвина пытался было уточнить - кто, когда, куда направлял представление. Узнав же, что документы ушли в Президиум Верховного Совета СССР, вдруг нервно так расхохотался и спросил: "А где та страна?"
Ту страну, как заметил однажды Иосиф Виссарионович Сталин, большевики проср...и! Сказано это было летом сорок первого. Но тогда народ отстоял Россию от врага. Полвека спустя - без боя! - великой державы не стало...
Я уже не раз слышал от ветеранов давней войны горестную с надрывом фразу: "Лучше бы погибнуть в бою и не видеть, что творится нынче..." А вот бывший стрелок с "Ила" Георгий Литвин рассуждал иначе. На смерть он не соглашался!
- Мне бы сбросить годков 30 да в руки автомат Калашникова...
Программу смены власти стрелок Литвин развивал не слишком конституционную, но доходчивую, понятную и, главное, в интересах народа. Глаза его при этом молодо загорались, голос крепчал и представлялся мне этот бесстрашный человек в кабине своего штурмовика, косившего стальным винтом головы ненавистного врага!
"Наш народ хотя и говорит на русском языке, но часто думает не по-русски. Он безмолвствует, оказывается зрителем, надеется на "авось", а потом становится жертвой происходящих в России событий... И снова на нашей земле миллионы смертей, горе, слезы, невинные жертвы. Преступники правят бал, морально разлагая народ", - это из последней книги Георгия Афанасьевича - его обращение к соотечественникам. Сколько в этих словах душевной боли, неподдельной тревоги...
"Где же выход?
Почему лучшие, благородные помыслы нормальных людей не торжествуют?
Почему у нас правят бал мерзавцы и сатанисты, а народ молчит?
Почему русские люди ждут, что кто-то придет и за них все сделает: прогонит захватчиков, поднимет экономику, возродит культуру и традиции, защитит слабых?
Почему только некоторые идут на смерть и муки во имя торжества добра и справедливости?.."
Уже серьезно заболев, Георгий Афанасьевич дописывал эти строки. Многолетний труд под названием "На развалинах третьего рейха, или Маятник войны" выпустили небольшим тиражом в Германии его друзья-немцы. Однако книга-то писалась для русских! К нам взволнованные слова этого мужественного человека: "Очнись, оплеванная, обманутая, обворованная Россия, пробудись, российский народ, и посмотри вокруг, кто тобой правит! Новоявленные правители, смею уверить вас, напуганные до крайности. Не случайно же они через все свои органы массовой информации трубят на весь мир о русском фашизме, предстоящем еврейском погроме. Знает кошка, чье мясо съела..."
