– Ах, да, я забыл. А кому будешь звонить?

– Кате. Девушке, у которой деньги украли.

– А Лена тебе звонила?

– Звонила несколько раз, последний раз месяц назад.

Он вдруг испугался:

– А когда будет четырнадцатое августа? Я должен быть в части.

– Не беспокойся. Валера отправил Мише справку из этой больницы, что ты находишься здесь на лечении, и описал, как ты задержал бандитов. Миша ему ответил, что часть гордится тобой, желает тебе выздороветь и возвращаться, когда разрешат врачи.

Он зашевелил губами, что-то подсчитывая, проговорил неуверенно:

– Я что-то не пойму, когда будет девятый день. Не сегодня?

– Завтра. Я спрошу у врача, что тебе можно выпить?

– Не вздумай у него спрашивать, – приказал он. – Водку, может, не надо, будет пахнуть, а привези какое-нибудь сладкое вино.

В этот момент заверещал телефон матери. Звонила Катя. Сообщив ей, что сын пришел в себя и чувствует хорошо, мать вдруг сказала: «А ты сама ему об этом скажи», – и приложила телефон к уху Андрея, шепнув: «Скажи, что ты ее слушаешь». Тот так и сделал, услышав в ответ всплеск ойкающей радости и «Что вам привезти?». Не зная, о чем с ней говорить, кроме спасибо, он проговорил «Большое спасибо» и отвернул голову от телефона. Зато мать с ней разговаривала, как с подругой или дочерью, называя Катюней. Она рассказывала о враче, уколах, и улыбка не сходила с ее измученного лица. С Леной она так ласково никогда не разговаривала. Выключив телефон, она сказала, качая головой:

– Какая же она хорошая, сынок. Я не знаю, что бы я без нее делала? Это она тебе эту одиночную палату пробила. Я чувствую, что не за дешево, а за сколько, не говорит. И за дорогие лекарства заплатила. Я спрашивала, сколько я должна, она и слушать не хочет.

Андрей и вправду чувствовал себя неплохо, а после трубок даже хорошо, и почти не мешала капельница, только хотелось подняться и походить. С позвонившим Валерой он разговаривал несколько минут, тот обещал завтра обязательно приехать и привезти, что надо.

Катя приехала в половине третьего. Перекладывая из пакета в тумбочку и холодильник продукты, в основном баночки, пакетики, стаканчики с детским питанием, она пояснила матери, что все согласовала с врачом.

– И Амаретто, – показала она коричневую плоскую бутылку. – Он сказал, что понемногу даже полезно. Но не сегодня. А завтра, сказал, можно.

Они стали обсуждать, что еще ему принести, а он молча наблюдал за Катей, невольно сравнивая с Леной. Эта на голову ниже, та бесспорно эффектнее и красивее, но эта чем-то привлекательнее или приятнее, наверное, тем, что улыбка у нее была в унисон с глазами, а у той при улыбке глаза могли быть безучастными. У этой глаза крупнее, темно – синие близкие к цвету венгерской сливы, ресницы длиннее и чернее, может, даже без туши. У той глаза узкие продолговатые светло карие с зелеными крапинками, как у кошки, ресницы короче, а не накрашенные светлые. Красота у нее безучастно гордо идущей по подиуму модели, у этой о красоте не думаешь, как не думаешь о ней, глядя на любимую сестру и разговаривая с приятной задушевной собеседницей, в которой все нравится. Особенно нравились Катины густые волосы с каштановым отливом, не то, что Ленина разноцветная короткая мальчишеская прическа, смотреть на которую утром было немного смешно.

Она поймала его изучающий взгляд и покраснела. Тряхнув головой (на этот раз она была аккуратно причесана) и спросила:

– Думаете, чего я к вам пристала? Все просто. Деньги, что у меня украли, вы сохранили, вот я и отблагодариваю вас ими. Их еще много осталось, так что придется вам меня еще потерпеть.

– Я не понял: я их не обязан возвращать? – спросил он вполне серьезно. – А то я не скоро это сделаю. Мне еще служить почти три месяца, и кто знает, какую я найду работу. А на мне еще за похороны долг висит и не малый.

– Ничего, я могу лет пятьдесят подождать.

– Ну, я пошла, – стала одеваться мать. – Катюнь, ты до какого часа можешь с ним побыть?

– Если он меня не выгонит, часов до семи.

– Не выгонит. Сынок, ты будь с ней поласковей. Она девочка хорошая.

Мать поцеловала его и, коснувшись щекой щеки Кати, ушла. Андрей с удивлением обнаружил, что они были почти одного роста, правда, на Кате были туфли на каблуках, но не на очень высоких. А мать не считалась низкорослой, была как большинство женщин. А еще Андрей обратил внимание на Катин очень красивый темно синий брючный костюм под цвет ее глаз. Она явно прихорошилась, и это ей явно удалось, к тому же у нее была точеная фигурка, не худая и не полная, а то, что надо, налитая. И бросались в глаза ее сравнительно длинные идеально скроенные ноги балерины или гимнастки. Позже от матери он узнал, что Катя одно время серьезно занималась гимнастикой, пока при падении с турника не повредила спину и не сломала, как он, руку. Увлекалась она и балетом, но ее подвели малый рост и, мать немного смутилась, грудь, оказавшаяся полнее положенной. Ее еще больше смутил Андрей, возразив, что грудь у Кати ему очень нравится. И добавил, что попка тоже нравится, заставив мать улыбнуться.

После ухода матери между ними возникла довольно долгая пауза. Катя, словно вспомнив только что, достала из знакомой Андрею сумки красочную коробку раза в три больше спичечного коробка. Она ее умело раскрыла и, вынув блестящий смартфон, протянула ему.

– Это вам. Правда, не совсем последний айфон, но в России это одна из лучших его моделей.

Бросив лишь беглый взгляд на впервые увиденный айфон, Андрей помахал рукой.

– Я от женщин дорогие подарки не беру.

Она растерянно захлопала ресницами, покраснела, рука с подарком стала медленно опускаться. У Андрея вдруг екнуло сердце от страха, что она уронит айфон, о котором он что-то слышал, а что именно не помнил, потому что его он не интересовал. У него был кнопочный мобильный телефон Филипс, безотказно работавший четвертый год и признанный ребятами самым надежным в армии. В то время как у них отказывали накрученные мобильники и смартфоны, его Филипс ни разу не подвел, хотя и падал и побывал в воде. А главное, неделями работал без подзарядки.

Видя, что Катя продолжает растерянно стоять, безвольно опустив руку с этим чертовым айфоном, Андрей протянул руку со словами:

– Ладно, дай я хоть взгляну, что это такое. На смартфонах я научился отвечать на вызовы, когда хозяин отсутствовал, но не более того. А айфон впервые вижу. Может, и возьму, если понравится, – пошутил он.

Она радостно опять протянула айфон, он взял, осмотрел его со всех сторон и почесал затылок, скрывая смущение:

– Для меня он темный бурелом. Я до него даже дотрагиваться боюсь.

Она схватила стул и, расстегнув костюм, села вплотную к кровати. Он вдруг открыл еще одно сравнение ее с Леной: грудь у Кати была больше и полушариями с притягивающей ложбинкой, а у Лены были конусы с плоским промежутком. Катя встала, достала из сумки похожий айфон, только перламутровый, а его светло серый, и опять усевшись рядом, сказала, чтобы он все повторял за ней. Несколько раз она наклонялась над ним, касаясь лицом его рук и головы. От нее пахло охренительно приятными, наверняка, французскими духами, отчего, в дополнение к ложбинке, по нему пробежал ток (как-никак девять месяцев никого не имел), а она либо не воздерживалась, либо, – он не сразу подобрал причину, очень сомневаясь в ней, – либо не знала, что это такое.

Но эти мысли не отвлекли его от изучения айфона, и совсем скоро они переговаривали по телефону и фотографировали друг друга и вместе. Убедившись, что этот урок он освоил, она стала обучать его, как включать интернет, играть в разные игры, читать книги и слушать музыку. Это оказалось для него плевым делом, так как интернетом он владел почти в совершенстве. Увидев, что его тянет к новостям, она достала из сумки газету «МК». У него даже задрожали руки.

– Вот за это спасибо, – обрадовался он. – Для меня эта газета олицетворяет враждебный лагерь, но врагов надо изучать.