На ее осторожное: "Как живешь?" - я позвал ее отужинать, втайне надеясь, что ужин приготовит она сама ( я хоть и делаю это неплохо, но ленюсь), а потом еще и приберет.
Ксения столь же прелестна, сколь и многословна. И, не положив вовремя трубку, я понял, что поспешил с приглашением. Вечерней идиллии с ужином и уборкой не получится: она собиралась прийти не одна, а притащить какую-то свою приятельницу, итальянку. Объяснение ее, почему с нами ужинать будет еще и басурманка, выглядело более чем убого.
- Кроме того, что ты великолепный юрист, - сказала Ксения, явно мне льстя, - ты еще неплохо знаешь современную литературу, и, поскольку Орнелла - филолог, тебе будет интересно с нами обеими. Я, если помнишь, тоже юрист, - добавила она ни к селу ни к городу, потому что забыть о том, что она старший нотариус первой нотариальной конторы и, конечно, юрист, в наше время бесконечной нужды в нотариусах мог только инопланетянин.
Вообще Ксения часто напоминает мне самые очевидные вещи. Она может иногда вот так позвонить и сообщить, что на улице идет дождь. Или вечером, стоя в прихожей в пальто, она может вдруг напомнить мне, что приходившую в гости женщину положено провожать домой или, если уж я по лености нечаянно не хочу этого делать, - предложить остаться ей ночевать...
Через час примерно, понадобившийся мне для того, чтобы засунуть машину в гараж, а на обратном пути из гаража купить бутылку шампанского и кое-что еще, они заявились обе. И когда я впустил их в прихожую, то понял: сегодняшний вечер - это подарок не Ксении, это подарок мне.
В прихожей стояли две очаровательные женщины, коих я немедленно усадил в стоящее тут же у двери огромное кресло и стал с них сразу с обеих стаскивать сапоги.
Для Ксении эта моя выходка не была удивительной, но, вероятно, она же преданная женщина - подготовила к сему ритуалу итальянку, потому что та безропотно тоже протянула мне одну, а потом вторую ногу.
Обе они принесли с собой туфли, и надобность в поисках тапочек отпала. К тому же я имел счастье узреть и ухоженные ножки европейской дамы. Они мне пришлись по вкусу. Ноготки на пальчиках ног были накрашены.
Тут я перемигнулся с Ксенией - значит, всерьез готовилась к визиту ко мне.
Надо сказать, что в женской фигуре кроме всего остального я ценю прежде всего ножки. Мне нравятся ухоженные пальчики, совершенные щиколотка и подъем.
И чего не сделает женщина ради любимого человека.
Я снова перемигнулся с Ксенией: она привела ко мне в дом такое совершенство и чудо, коим была сама. Одно только было грустно в этой истории. Орнелла не говорила по-русски. И Ксении поэтому приходилось быть нашим переводчиком, но это должно было ее абсолютно устраивать. Какая женщина откажется быть посредником между хорошенькой своей подругой и мужчиной? К тому же с моей стороны это была не очень большая плата за то удовольствие, которое они мне доставили.
Пока эти очаровательные котятки забавлялись возле плиты, приготавливая, тут уж нет сомнения, мои любимые явства (холодильник был в их распоряжении), я принял еще две порции виски и в состоянии, близком к блаженству, пошел навестить их на кухню.
На сковороде жарилось что-то экстраординарное и пахучее, и обе они были в фартуках. И при этом обе же сняли, вероятно, чтобы как-нибудь не запачкать, свои платья.
Я не удивился: многие женщины готовят еду в неглиже, однако снимать свои штаны пока не стал. Не стал исключительно потому, что стоял далеко от плиты, к тому же посчитал, что все делается постепенно. Вот выпьем шампанского, тогда, может быть, и поиграем в "бутылочку".
Через несколько минут мы сели за стол. Орнелла оказалась очень приятной собеседницей в интерпретации Ксении. А я весь вечер принужден был их забавлять и делал это с видимым удовольствием. Я читал им стихи и пел под гитару. Рассказывал анекдоты и другие забавные истории, потом в ответ потребовал того последовательно от своих сегодняшних возлюбленных и был счастлив, когда они усладили мой слух своими нежными, взволновавшими меня голосами.
Интимный свет большого кухонного абажура не позволял мне очень подробно рассмотреть моих собеседниц, хотя бы уже потому, что одну из них я изучил, а вторая, несмотря на многократные брудершафты, все еще была для меня непостижима.
В какой-то момент висевшие на стене часы, которые, когда надо, ни за что не покажут нужное время, предательски стали намекать, что уже давно полночь. И наш прекрасный треугольник следует если не разрушить, то, по крайней мере, усыпить ненадолго.
- Интересно, что он нам скажет двоим? - сказала Ксения, а потом тот же вопрос перевела на итальянский. Орнелла, видимо, спросила, что Ксения имеет в виду. Та охотно пояснила.
- Этот славный мэн, - сказала она, показывая на меня ножкой, облаченной в розовые колготки, - всякий раз, когда надо меня вечером провожать, говорит одну и ту же фразу, что ему легче на мне жениться, чем возить ночью по темным улицам. Интересно, что он скажет на этот раз.
- На этот раз, - ответил я утомленно, - я не скажу ничего нового. Повторю старую формулу: мне действительно легче жениться сразу на вас обеих, нежели ехать вас куда-то провожать.
Хладнокровная итальянка даже не повела бровью, когда услышала перевод моей пошлости. А уж о Ксении и говорить нечего: она привыкла к моим штучкам.
Договоренность была достигнута, и, выдав каждой по огромному китайскому полотенцу, я отправил их строем в ванную. А сам выпил еще пару стопочек виски и стал раздумывать над тем, правильно ли я поступаю в жизни или, может быть, в чем-то иногда ошибаюсь.
Уверившись, что поступаю правильно, я, сбросив с себя все лишнее, тоже взял большое махровое полотенце и направился туда же, куда десять минут назад полетели мои птички.
Яркий свет ваннойдал мне, наконец, рассмотреть их через неплотно затворенную дверь и сравнить. И быть может, с моей стороны будет непростительно утомлять читателей описанием женских тел, но ведь сам-то я был уже почти утомлен ими, а стало быть, имею право с кем хочу поделиться истомой.
Передо мной стояли две грации. Белокурые волосы одной касались черных локонов другой.
Они мылили друг друга пенным шампунем, и, похоже, это занятие им нравилось. Они мне напоминали карельских олених, которые в брачный период заботливо выщипывают из шкур друг друга колючки и репейник, облизывают друг другу волосы на морде, дабы морды были гладкими, плещутся в воде озера и, видимо, щебечут о предстоящем счастье.
Задумавшись о карельских делах, я заметил, что мои крошки вдруг, словно бы невзначай, занялись делами, оленихам не свойственными.
- Этого еще не хватало, - подумал я и громко произнес то же самое, распахивая дверь ванной, - для таких вещей существует мужчина. А ну-ка счас же вытираться, любить и целовать меня.
И прыгнул к ним под душ.
В ушах моих слышалась Фарандола, пересыпаемая изящными русскими романсами. И все время, пока они меня ласково мыли и купали, я не мог отдать предпочтение ни одной из этих мелодий.
Вытирали мы друг друга втроем, поэтому времени затратили в три раза больше. А потом я взял своих девочек обеих сразу на руки и медленно, словно бы мне это ничего не стоило, пошел по коридору в спальню. Орнелла прижалась к моему плечу, как зверек, а Ксения, наоборот, отклонилась от плеча и дотянулась еще до выключателя, дабы нам всем можно было бы, наконец, заняться делом, а не думать об оставленной включенной лампочке в ванной.
До спальни мы добрались без происшествий. Я имею в виду, что никто не ударился локтем, ногой или головой о дверь или стену, ибо все-таки я впервые носил по своей квартире семь пудов сладостного тела.
Когда я, с трудом сохраняя равновесие, но не показывая этого им, положил принесенное в постель, то почти немедленно ощутил у живота упругую ножку Ксении, а у своего рта маленькую, пахнущую еще неведомо, но уже приятно, иноземную ножку моей новой возлюбленной.
Секунду примерно я раздумывал над извечными вопросами"Что делать?" и "Кто виноват?". Но потом обхватившая мою шею ногами Ксения сама решила обе эти сложные для русского мужчины задачи.
