Тут неромантичная Ирка заметила, что в детстве ее всегда интриговала у Лермонтова загадочная фраза о дамах и господах, которые прохаживались по площадке, ожидая действия вод. И только во взрослом возрасте она сообразила, что действие вод было самое банальное, слабительное, а дамы и господа ожидали момента, чтобы прокакаться.
Стоявшие вокруг нас дамы, за неимением господ, довольно дружно рассмеялись, а Ирка, сорвав аплодисменты, поставила на столик пустую кружку и решительными шагами направилась в комнату продолжать писать про смерть и продовольствие. Последняя тема становилась час от часу все актуальнее.
Даша пошла на массаж, сообщив, что массажистка здесь замечательная, просто суперпрофессиональная, гораздо лучше той, что ходит к Даше делать массаж на дом. К сожалению, но что тут можно поделать, хороший специалист — это такая редкость…
Я почувствовала, что от Даши с ее великосветскими замашками меня скоро затошнит. Между прочим, у меня тоже есть массажистка. Только не она ко мне ходит, а я к ней. Но делаю я это, честно говоря, не потому, что мне так необходим массаж — до тридцати лет без него вполне можно обойтись. Просто и моя массажистка, и, что важнее, ее клиентки — мои потенциальные покупатели. Каждый раз я тащу к этой Элле полный багажник талисманов для ее «девочек». И то же самое происходит с моей парикмахершей Наташенькой, с которой мы просто дружим, и с косметичкой Ниной. Да, я тоже занимаюсь собой, может быть, меньше, чем Дашенька или резиновая Зина, а может, и нет. Но говорить об этом не люблю, а небрежные упоминания девушек о своих массажистках и парикмахерах меня иногда смешат, а чаще раздражают. Заботиться о своем теле — это образ жизни, а не тема для понтов. Люди ведь не хвастаются в обществе, что принимают душ или чистят зубы.
На самом деле количество сил и времени, которое человек тратит на себя, очень мало связано с результатом. Моя мама впервые пошла к косметологу в тридцать пять лет, а выглядит она лучше иной кинозвезды. Моя бабушка вообще никому не доверяла трогать свое лицо, но об ее неувядаемой молодости до сих пор ходят легенды. Человек выглядит так, как ему уготовано природой, и изменить тут можно совсем немного.
Просто сейчас это модно — бегать по массажисткам и салонам красоты. Я, в общем, следую моде, хоть отчасти и с меркантильными целями, но чтобы при этом еще и обсуждать своих массажисток — увольте! В конце концов, это мое личное, можно сказать, интимное дело — какая у меня массажистка. Может, это вообще массажист! Кстати, Черепанов делал массаж совершенно классно.
Но в глазах таких девушек, как Даша, если ты не щебечешь целыми днями о фитнесах, SPA и новой косметике, то ты просто существо низшего сорта, ну не то чтобы какая-нибудь деревенская клуша с небритыми подмышками и грязью под ногтями, но близко к этому.
Кстати, о ногтях. Это то, через что я не могу переступить и поэтому делаю маникюр сама дома. Все маникюрши — садистки. Еще ни разу не было, чтобы мне не порезали пальцы, будь это в районной парикмахерской или в салоне на Большой Дмитровке. При этом вместо извинений я получаю объяснения, что у меня, оказывается, сосуды слишком близко расположены — типа я сама виновата.
В общем, я понимаю, откуда растут ногти, то есть, простите, ноги у этой манеры. Те, кто тебя обслуживает, — это почти что слуги, и в светских беседах о них так естественно звучат барские интонации: вообразите, дорогая графиня, как трудно сейчас найти приличную горничную или массажистку. Думаю, мои ровесницы позаимствовали этот стиль у своих мам, которые до сих пор не перестают про себя удивляться, как далеко они ушли от бедной юности со штопаными колготками и очередями за шампунем.
Думая обо всем этом, я рассердилась неизвестно на кого и на что — скорее просто потому, что есть хотелось. Не знаю, когда пища должна была превратиться в ностальгические воспоминания; пока эти воспоминания были на редкость свежими, почти осязаемыми. Я бы, может, и не думала о еде, если б занималась делами, но тут делать было нечего. Ирка умница, что взяла с собой работу.
Я поплелась в комнату. Ксюша еще спала — наверное, вчера полночи резалась в классную игрушку. На моей тумбочке лежал листок с расписанием процедур. В их число затесались и лекции — о красоте и здоровье, о статусе женщины в семье и обществе, о преодолении стресса, еще о каких-то необходимых вещах. Но мне сейчас было не до них — на моем листочке напротив слов «гидроколонотерапия» и «дюбаж печени» стоял вопросительный знак. Я ведь так и не решила, буду ли проводить с собой такие опыты, а им здесь в профилактории нужно мое письменное согласие.
Дюбаж печени, как мне объяснили, это не дренаж и не сверло, а всего-навсего питье солененького раствора. Потом надо полежать, прогреть правый бок, вот и весь дюбаж. Он проводится лекарственным способом. А гидроколонотерапия — очищение кишечника, глубокая клизма. И тоже никаких неприятных ощущений, некоторым даже нравится. Зато эффект от обеих процедур потрясающий, словно заново родилась. Ну что, Екатерина Григорьевна, записываемся? Хотите — подумайте до завтра.
И вот завтра наступило, а я еще не думала. Собственно, я собиралась не думать, а звонить папе. Но вчера как-то вылетело из головы.
Я не хотела разговаривать в комнате, боясь разбудить Ксению. А выходить в коридор уже не было сил. «Чуть попозже», — сказала я себе и рухнула на постель.
Красивый, как Олег Меньшиков, Печорин протянул мне белую кружку. Он был во фраке и белой рубашке с высоким воротником, его глаза смотрели строго. Я взяла кружку и обнаружила там вместо воды что-то желто-зеленое, мерзкое, слизистое. «Это вся гадость и лишняя желчь, которая вышла из вашей печени, Екатерина Григорьевна», — сказал Печорин голосом старшей медсестры. И тут я вспомнила, что Меньшиков — это Фандорин и Печориным он быть не может. Вокруг стояли дамы в халатах и полотенцах на головах и смотрели на меня с осуждением — ведь я привела сюда мужчину. «Солнышко, у меня „аська“ не загружается», — жалобным голосом сказала Ксения. Она тоже стояла в саду, и ноутбук каким-то непостижимым образом держался на ее животе. А на деревянном столике сидела рыжая черепаха и говорила попугаичьим голосом: «Водоррросли! Водорросли!».
— Кать, пойдем! Сейчас талассотерапия, это обертывания, очень полезные, с водорослями.
После талассотерапии я вышла в сад, забилась в самый дальний угол и позвонила папе. Не дай бог сотрудники этого заведения услышат, как я задаю вопросы о полезности их процедур.
— Дюбаж однозначно нет, — сказал папа. — Вещь новая, малоизученная, последствия неизвестны. Что касается колонотерапии — это сейчас очень модно, а потому тоже сомнительно. Зиночка делала, хвалила, но особых результатов я не вижу. Но и вреда вроде бы нет. А если хочешь знать мое мнение, то не стоит без необходимости залезать в те органы, которые природа поместила внутри. Если бы кишечник нуждался в очистке, он бы находился на поверхности тела, и мы бы его чистили щеткой, как зубы, или палочкой, как уши.
Как же я хохотала — впервые за два унылых дня пребывания в профилактории! Надо чаще говорить с папой, это полезнее для здоровья, чем любой душ Шарко.
К моему голоданию папа тоже отнесся скептически. Не стоит насиловать организм, сказал он. Организм умнее нас, он сам знает, что ему нужно. Если пришло время голодать, то тебе самой есть не захочется. Но раз уж ты начала, то попробуй, это не смертельно.
Воодушевленная этим сообщением, я отправилась на гидромассаж, после чего мне опять безумно захотелось спать. Ни легкости, ни бодрости, ни самопознания не было ни в одном глазу. «Как растение мимоза в ботаническом саду» — всплыла в памяти строчка из детского стихотворения, прежде чем я провалилась в сон — на этот раз без сновидений.
Проснулась я быстро — нам снова принесли минеральную воду, на этот раз не в кружках, а в высоких стаканах, как на фуршете. Ксения осушила свой стакан залпом и бухнула его на тумбочку не глядя. Наушники были засунуты под подушку, а компьютер по-прежнему стоял на животе, и она играла в «Age of Empires» — должно быть, классная игрушка уже надоела. По Ксюшиным щекам текли крупные слезы.
