Стремительный бросок - и "добыча" беспомощно затрепыхалась в стальных Мотиных объятиях. Возмутиться вслух тоже не успела, только рот открыть, удачно! А потом, когда он чуть ослабил хватку, уже не захотела ни вопить, ни вырываться...
Зажатое в кулаке кольцо тишком скользнуло на палец - кажется, это был даже не мизинец, а как раз безымянный. Матвей слегка расслабился. И открыл глаза.
- Поздняк метаться, Мотька! Всё, ты теперь моя невеста, завтра в ЗАГС пойдём, или что там у вас есть...
Торжествующая ухмылка медленно сползла с его лица. Ошалело выпучить глаза, закрыть, снова открыть, потрясти головой... Не помогает. Но ведь это просто невозможно, невероятно! Даже для Сказяви. Так не бывает, просто НЕ-БЫ-ВА-ЕТ! Что за несвоевременный глюк, он же сегодня стопроцентно трезвый!!
Но женщина-мечта - та самая, которую он мимолётно увидел на постоялом дворе у Сидора, та самая, кого он не мог забыть до сих пор, как ни старался - она была сейчас здесь, с ним. Это её крепко обнимают его руки. Это она смотрит на него снизу вверх, напряжённо, неуверенно... Такими знакомыми синими глазами. Как у Кузьки.
- Что... это?
Припухшие губы тронула лёгкая улыбка.
- "Это" - я, Мотя. Всего лишь я. Яга, Кузькина мать... как ты там ещё меня называл? А по грамоте - Матрёна Васильевна Прекрасная, бывшая Гадина.
- И будущая Быкова, - твёрдо закончил Матвей. А в душе - мрак и ужас. Вот теперь точно откажет! Такая - точно.
- Уверен?
- Что сил хватит ухажёров твоих отгонять? Хватит, не сомневайся. Я сильный.
- И глупый, - вздохнула женщина-мечта и уткнулась лицом в Мотину грудь. - Зачем тебе бедная, вдовая да с ребёнком? Ты и получше кого найдёшь...
- Издеваешься?? Сама ты глупая, тыры-фуфыры! Мне хоть царевну какую подавай, и не взгляну даже. Ты мне одна нужна. Даже если обратно превратишься...
- Не превращусь уже, Мотенька, - улыбнулась она сквозь слёзы. - Раз ты меня настоящую увидел, значит, Злыднев сглаз навсегда развеялся. Он же, когда проклинал, хотел, чтобы ни один нормальный мужик мною больше не прельстится. Так и вышло. Для всех я с того времени просто жалкое страшилище. Даже зеркало только новое лицо отражать стало... Один Кузенька и видел меня прежнюю, и всё удивлялся, почему другие моей красоты не замечают.
- Почему же? Всякие придурки очень даже замечали! - запоздало заревновал Быков. - Особенно разные деды.
- Так ведь нет в том вины моей, Мотенька! Это у нас с сестрицами природное. У нас в роду все женщины красавицы были. И бабушка, и мама, и Вася с Елей... Только я в пору не вошла, Злыдень всё перечеркнул...
- Ты о чём?! Да я в жизни не видел девушки прекраснее тебя! Зуб даю! Наши фотомодели тебе и в подмётки не годятся! Только я всё равно понять не могу, почему я тогда тебя увидел? Вот эту?
- Не знаю. Наверное... наверное, потому что ты - первый и единственный, кто мне самой в сердце запал... - смутилась красавица.
Держите меня семеро... Мог ли он даже в самых смелых мечтах предположить такое!!
Успех необходимо было закрепить, углубить и расширить. Чем Матвей и занялся. С горячим энтузиазмом, встречая не менее горячий отклик...
- Эх, теперь каша точно остынет, - вздохнули за спиной.
Кузька, устав ждать, виновато водил ногой по половицам и на всякий случай смотрел туда же.
- Голодный, сынок? Прости! Увлеклись... - повинился первым Мотя.
Невеста подарила ему благодарный взгляд. А малой, поняв, что никто на него не сердится, с радостным взвизгом повис на бычиной шее.
- Ура, у меня будет свой папка, настоящий! Ура!
В этот самый миг Матвей окончательно понял, что такое счастье. Пронзительное и острое, необъятно-прекрасное, в точности такое, как описывалось в немногочисленных прочитанных им в юности книжках. Оказывается, оно всё-таки существует...
Да ещё какое!! С сумасшедшей бессонной ночью и таким вот тихим утром, когда мысли в голове все как одна лёгкие и радостные. И ещё ожидательные. Хоть и прекрасна фамилия Прекрасная, но Быкова как-то надёжнее. Ближе к телу, так сказать. Тем более, невеста совершенно не против. И Кузька тоже - говорит, за мамкину его иногда сверстники дразнили, девчоночья, мол. А теперь назовут Бычком - а он им раз! - и в глаз, надо же оправдывать! Козырная у него будет фамилия.
У Моти окончательно отлегло от сердца.
В общей комнате его встретила нежной улыбкой самая красивая на свете женщина и рыжий сорванец, который смирно сидел за накрытым столом и грыз сухарик, дожидаясь вместе с ней пробуждения "папки". Последний снова почувствовал себя хрюнделем.
- Почему без меня не поели? Или не разбудили?
- Так не положено, Мотенька. Ты в доме главный, пока ложку не возьмёшь, и мы есть не станем.
- Что это мне тут за домострой развели, а? - притворно нахмурился он. - Ещё, чего доброго, велишь теперь ремень из штанов вынуть и на видное место повесить. Не дождётесь, поняли? Раз уж я типа главный, мне и порядки озвучивать. У нас в мире давно между всеми равноправие, да и от вас я к другому обращению привык.
- То есть вместо почёта-уважения ты хочешь, чтоб я опять вовсю язвила, а Кузька не слушался и на шею сел? - ехидно осведомилась невеста. Матвей аж заностальгировал. - Так мы только рады будем, не сомневайся! И даже в прямом смысле!
- Не вместо, а вместе, - вернул ухмылку жених. - Да, ты всё правильно обозначила. Я только "за". И в прямом смысле тоже!
Матрёна по-девчоночьи взвизгнула, когда он подхватил её на руки. Кузьке два раза намекать не пришлось - сам с залихватским воплем прыгнул куда велено и повис, упоённо дрыгая ногами. Ничего, у него шея крепкая, бычья - выдержит!
...А чуть позже Матвея неожиданно осенило. Третий раз за два дня - явный рекорд! Глядя на счастливые лица домочадцев, он вдруг подумал, что вести себя с ними в своей обычной манере, грубить, хамить, выражаться - настоящее преступление. Нельзя так с ними. Некрасиво это, нечестно... да и просто не хочется. Вот совсем. Слишком они оба ему дороги. А значит, он заречётся...
- Пап, ты чего смеёшься?
- Да вот, кажется, дошло, что имел в виду ваш "опесцованный" Хрен! Тоже мне - трудное условие! Да я сам с радостью перестану материться! Провалиться мне на этом самом месте!..
На этом самом месте несвоевременно и коварно треснул под ногой пол. Испугаться или обидеться Мотя не успел - его мгновенно поглотила непроглядная темнота. Последняя мысль была странная: "Картина Репина "Приплыли"...
* * *
Знатно же его приложило, как только черепушка не треснула! Она у него крепкая, закалённая, но свой предел прочности есть даже у неё. Висок пульсирует болью, сознание возвращается медленно и словно бы неохотно... Глаз не открыть - веки тяжёлые, как у пресловутого Вия. С обонянием лучше. К сожалению. Потому что мозг, хоть и порядком сотрясённый, легко распознаёт невидимую хозяину обстановку. Вместо характерного запаха гнилой картошки и солёных огурцов - подзабытый "букет" из сигаретного дыма, машинных выхлопов и нагретого за день асфальта. Это может означать только одно: он сейчас находится не у себя в погребе, куда имел глупость провалиться, а... где?
Матвей был уверен, что ответ на этот вопрос ему сильно не понравится, поэтому продолжал лежать с закрытыми глазами, набираясь сил и мужества для возвращения в сознательный мир. И чуть не подпрыгнул, когда услышал над собой до боли знакомый писклявый голосок.
- Мам, смотри, а чего это дядька спит прямо на газоне? Его в полицию не заберут? Там же знак "по газонам не ходить!"
- Так он и не ходит, а валяется, значит, не заберут, - фыркнул второй голос, глубокий и очень приятный. И тоже знакомый...
Матвей сделал героическую попытку пошевелиться.
- Мам, смотри, у него кепка "Манчестера"!
- Ну и что. Пойдём-ка, сынок, пока этот "Манчестер" не проспался, а то...
- Ой, мам! У него кровь на голове!
