- Поэтому я не предлагаю, а требую немедленно собираться домой. Вместе с народом мы спросим у гнуснопрославленных военачальников, кто виноват в смерти наших соотечественников. В том числе не забудем поинтересоваться у нашего вечного спортсмена Менелая, почему из-за его неумения восходить на жену должны были погибнуть тысячи отборных юношей, у которых даже не было ни единой попытки. Если он восходил на нее так же ловко и по-ослиному упрямо, как руководимые им отряды на ворота Трои, многое становится ясным. Впрочем, кто из вас видел Менелая хоть в одном ночном бою? Да и в дневных сражениях, честно говоря, я его не особо вспомню. Вот такие вот у нас братья-лидеры! Один - беспринципный ворюга, второй - бесхарактерный пижон. Я все сказал!

Внимая этим неожиданным речам, толпа сначала замерла, а потом разразилась бурными продолжительными аплодисментами, резко переходящими в овацию. Начали раздаваться дерзкие возгласы: "Правильно!", "Долой олигархов!", "Даешь монотеизм!" и другие. Терсит, конечно, всегда был человеком злоязыким, но такого революционного рвения от него никто не ожидал. Смельчака подхватили на руки, и толпа радостно двинулась в сторону кораблей. Оника поразили не столько дерзкие речи Терсита, сколько выражение его лица, которое по мере произнесения легендарного монолога странно менялось, становясь все более испуганным. К моменту, когда он оказался в роли знамени, Терсит буквально плакал и что-то шептал, но его уже никто не слушал.

Протиснувшись поближе, Оник пошел рядом с людьми, несущими старого воина. Бунтарь горько бормотал: "Как же это так, братцы. Видит Зевс пречистый, никогда не сомневался я в наших богах. Никогда не посмел бы я говорить такие речи супротив славных героев и мудрых военачальников. Видит Зевс пресветлый, ведь я просто хотел выразить народную поддержку Агамемнону Атреевичу. Я всего лишь хотел, чтобы он меня приметил и, может быть, немного наградил. Как так получилось, не пойму, хоть убейте. Я же не хотел всего этого говорить. Как же это так, братцы". Бедняга не знал и не мог знать, что в момент выступления на его голосовых связках, как на своей знаменитой кифаре, играл златокудрый Аполлон. Такое хитроумное вмешательство в события было хоть и не совсем корректным, но считалось среди богов допустимым. Выбравшись из ликующей толпы, в которой Оник, к своему изумлению, заметил и непримиримого вояку Клония, молодой спартанец возвратился к своим. Менелай беседовал с Агамемноном, Нестором, Диомедом и другими военачальниками, причем выглядели все они не слишком удрученными. Оник попросил разрешения обратиться и вкратце рассказал о странном поведении Терсита. Агамемнон понимающе кивнул головой.

- Этот Терсит, сколько его помню, всегда только заискивал и попрошайничал. Его устами сегодня говорил либо Аполлон, либо Афродита - их почерк. Но все в рамках правил. Более того этот бог, кто бы он ни был, только поспособствовал нашему замыслу - почистить славные древнегреческие ряды от потенциальных дезертиров. Слышите? Уже началось.

Вдали послышались крики и глухие удары. Минут через десять поредевшая и обновленная дюжими мускулистыми воинами толпа снова собралась на площади. Многие из старожилов стояли с виноватыми окровавленными физиономиями. На трибуну опять взошел Агамемнон.

- Насколько я понимаю, народ решил воевать до последнего конца? Да?

- Да, - прозвучало достаточно громко, но недостаточно слаженно. Основной звук обеспечили новоприбывшие, при этом они жестко ткнули в старожилов своими пиками, в результате чего на выходе получилось нечто похожее на душевное застольное многоголосье.

- Не слышу?

- Да!!! - наконец четко разобралась в своих желаниях толпа.

- Но я не вижу среди вас смелого и решительного правдоруба Терсита. Неужели он поехал домой в одиночку?

- Никак нет, о, великий Агамемнон, - выступил из толпы человек, в котором Оник узнал знаменитого Одиссея. - Я побеседовал с ним, и теперь он сможет плавать исключительно на лодке Харона. Все получилось очень нелепо. Я спросил у него, с каких это пор простые солдаты суют носы в документацию начальников и не наблюдается ли здесь троянского следа. Увидев, что Терсит ничего не может возразить по существу, я собрался было уходить, но он вдруг решил напасть на меня. Да так неловко, что напоролся пахом прямо на мой меч. Естественно, он упал, я же отвернулся и пошел на митинг. К несчастью, вдобавок к неприятному ранению, проходящий мимо Аякс случайно наступил бедолаге на голову. В общем, Терсит умер, так и не успев воплотить в жизнь свои прогрессивные идеи. Хорошо это или плохо, теперь могут решать только боги.

- Ха-ха-ха! Узнаю хитроумного Одиссея! Даже грубые вещи описывает изящно и интеллигентно. Остальные участники этого небольшого похода в ширину, я так понимаю, никуда ехать и не собирались, а просто решили размяться, что очень правильно. Я забыл в первый раз сказать, что через три часа у нас состоится решающая битва. Я после ночного боя договорился об этом с Гектором Приамовичем. Кстати, всех, кто окажется в первых рядах, ожидает приятный сюрприз. Обещаю, будет интересно...

V

Древнегреческое войско медленно двигалось к воротам осаждаемого города. Оник с Писистратом вынужденно шли в первых рядах, так как им полагалось прикрывать спину Менелая. Новичок заметно волновался, ведь это было его первое сражение. Писистрат, по его собственным словам, был опытным воином, но в бой тоже шел с явной неохотой. "Не люблю я эти бессмысленные махания копьями, любой спор можно решить словами" - говорил он Онику. Наконец, древние греки подошли к стенам Трои, где их уже ожидали противники. По примерным подсчетам Оника, троянцев было меньше раз в сто, но, к его удивлению, их это не слишком пугало. Остановившись примерно за двадцать шагов до соперника, греки начали разминаться. Внезапно из толпы троянцев вышел человек среднего роста и сложения с интеллигентным, хоть и немного глуповатым лицом.

- Ахейцы (прозвище древних греков - прим. авт.)! - обратился он к соперникам. - Я, Парис, готов сразиться с любым из вас, кроме Ахилла, Аякса и других героев, относящихся к более тяжелой весовой категории. Согласитесь, это было бы неспортивно. Если побеждаю я, вы извиняетесь, возмещаете убытки за девять лет и уплываете восвояси. Если побеждает ваш боец, я, так и быть, возвращаю Елену, вы ничего не возмещаете и уплываете восвояси. При этом я оставляю за собой право снова ее выкрасть, если мне вдруг сильно захочется. Как-никак, это мой заслуженный гонорар за судейскую работу. Напоминаю, что я мог стать непобедимым воином или властелином Азии, и сейчас очень жалею, что выбирал награду не умом, а чреслами. Согласны? Ну, кто здесь хочет отведать троянского кулака?

Оник ожидал, что Менелай мгновенно бросится вперед, чтобы собственноручно отомстить подлому похитителю. Однако тот, как опытный политик, решил предварительно посоветоваться с главнокомандующим. Менелай начал горячо шептать что-то Агамемнону, при этом кое-что Онику удалось расслышать: "Я слегка выпил сегодня...не в форме...неделю не тренировался...без разминки...я же его ни в одной схватке еще не просматривал...конечно, уверен в победе, но это спорт...если что, получается, девять лет коту под хвост...". Ответ Агамемнона был короток и неразборчив, однако после него Менелай понуро поплелся навстречу Парису.

Последний уже несколько минут раскланивался перед своим войском, выкрикивая какие-то угрозы на непонятном языке. Рев толпы заставил его обернуться. Оник думал, что именно Менелая Парис и ожидал увидеть в противниках, затевая решающую битву. Ему также пришло в голову, что чрезмерную осторожность Менелая нельзя отнести к обнадеживающим факторам, особенно на фоне такой уверенности противника. Однако не успел молодой денщик додумать эту мысль, как Парис громко сказал: "Понятно. Менелай. Я так и думал. Сейчас только домой сбегаю за наколенником и тогда я полностью готов". С этими словами Парис попытался затеряться в толпе, но был остановлен железной рукой какого-то неизвестного Онику гиганта.