Конвоир тут же включил лампу и обвел светом немцев, убеждаясь, что все на месте.

– А ты работал когда-нибудь в шахте? – спросил конвоира Михаил, – я забыл задать этот вопрос на-горах.

– Конечно, работал, – заверил конвоир, – иначе меня сюда не послали бы! Нас для этого специально отбирали.

– Где работал? – спросил Стародубцев, – и почему тебя по приказу на восстановление шахт не отправили? Вот меня, например, полгода назад, как только освободили Шахты, так сразу с фронта – сюда!

– Я работал в Кемерово, – ответил конвоир, – мы же в ГУПВИ служим, а на него не распространялся этот приказ.

Спустилась третья группа с конвоиром. Михаил приказал выстроиться гуськом по одному и, чтобы сзади шли автоматчики с аккумуляторными лампами, освещая дорогу пленным, а они со Стародубцевым пойдут впереди. Немцы шли по штреку молча, а переводчик Ганс следовал за Михаилом и заучивал вслух новые для него русские слова.

– Десьятник Михаил, что есть по-русски Ке-ме-ро-во? – спросил он на ходу.

– Город в Сибири! – ответил за Михаила Стародубцев.

– Это там, где вашему Гитлеру тюрьму приготовили, – шутил Михаил, – у него там сопли быстро замерзнут….

– Гитлер капут! – громко произнес Ганс, – война капут, Муссолини капут….

– Это ты сейчас раскапустился, – начал сердиться Михаил, – а в сорок первом вы все кричали «Хайль»…. У нас в городе в ствол шахты Красина живьем людей сбрасывали, я своими глазами видел!

– Это делать гестапо! – кричал Ганс, – я сольдат, я никого нихьт эршиссен, – и тут же поправился – не расстрелять!

– А эти четверо мордоворотов, что особняком держатся? – спросил Михаил, – эсэсовцы?

– Я не знать, – отвечал Ганс, – все кто есть плен, отказаться от принадлежать СС, документ об этом нет….

– Их по рожам и без документов видно! – злобно сказал Михаил, – они кто по специальности?

– Они есть мастер, …забой, молоток уголь…, – пытался объяснить Ганс.

– Хватит трендеть, – прервал его Михаил, – мы называем таких специалистов навалоотбойщиками. Это хорошо, сейчас посмотрим, какие они мастера, а ты передай им на досуге, чтобы вели себя дружелюбно и не зыркали, как звери, иначе их отправят назад во фронтовой лагерь!

Подошли к уклону, на котором находились добычные лавы. Лебедка, осуществляющая откатку по уклону, была разобрана, ее электродвигатель выдали на-гора для просушки, а у разобранного редуктора возились два электрослесаря. Временно для подъема вагонеток по уклону использовали ручной ворот, приспособленный для вращения выходного вала, а по коренному штреку сцепки груженых вагонеток гоняли вручную до самого ствола. Здесь нужно было оставить двенадцать человек из состава бригады, и Михаил вопросительно посмотрел на Стародубцева.

– Как их без конвоя здесь оставить? – спросил он.

– Пусть один из автоматчиков остается здесь и контролирует откатку по уклону до самого ствола, – распорядился Стародубцев, – а второго конвоира оставим на сопряжении уклона с верхним штреком. Если кто-то из них предпримет попытку сбежать, то на сопряжении с уклоном он их встретит. Первый же будет контролировать откатку вагонеток по коренному штреку и в случае чего, дальше ствола никому не уйти.

– Выходит, что я в лаве останусь без охраны? – злобно спросил Михаил, – ты же говорил, что один конвоир будет на верхнем штреке, а другой на нижнем!

– Вначале я так и планировал, – спокойно ответил Стародубцев, – но теперь счел целесообразным так распределить конвоиров. …Да никто из немцев не отважится на побег! Куда бежать, даже если кому-то удастся выехать на-гора? Шахту также охраняют двое конвоиров из ГУПВИ, находясь на территории с собаками!

– Мы не хотеть бежать, – взволнованно вступил в разговор Ганс, – мы честно хотеть работать, чтобы нас отпустить в Фатерлянд…. Меня нах хаузе…, там в Германия, ожидать Эльза и фир…, четыре дети! Я не хотеть быть расстрелять, я хотеть нах хаузе!

– Ну, блин, раскудахтался, – гневно осадил Ганса Михаил, – переведи, чтобы двенадцать человек остались здесь и когда придет лебедчик из бригады Нины, делали, что он потребует. А ты, конвоир, смотри здесь за ними! Погонят сцепку с грузом к стволу, сопровождай сзади и в случае чего…, сам знаешь!

– Так точно! – ответил автоматчик, – в этом случае нам приказано стрелять на поражение.

По уклону спускались пешком, благо, что до лавы было недалеко. Когда достигли сопряжения с верхним штреком, Михаил оставил здесь второго конвоира, и продолжил спуск на нижний штрек. Немцы с интересом рассматривали крепление кровли, проложенные для откатки рельсы, и тихо переговаривались между собой. Но теперь в их разговоре не ощущалось насмешек, они были серьезны и искренне интересовались горными выработками, наверное, сравнивая их с немецкими.

– Скажи им, чтобы эти «эсэсовцы» и еще шесть человек, лезли сразу в лаву, – приказал Михаил Гансу, прибыв на люка, – пусть распределятся по паям и ждут, когда я открою сжатый воздух. Оставшиеся шесть человек будут работать здесь на откатке добычи до уклона. Порожняк стоит на заезде в штрек, вы его все видели, когда мы шли сюда. Сначала скажи мне, ты сам понял это?

– Я понимать хорошо по-русски, – уверял Ганс, – я не есть хорошо говорить!

– Кто у вас специалист по врубовой машине? – спросил Михаил, – позови его сюда, чтобы я запомнил рожу. Если врубовку умышленно выведет из строя, то сразу к стенке приставим!

Ганс четко и отрывисто передал команду Михаила пленным. Десять человек один за другим по очереди полезли в лаву, а к Михаилу и Стародубцеву подошел средних лет немец и почтительно склонил голову.

– Вот, Раймунд есть спец врубывальный машина, – представил Ганс подошедшего немца.

Михаил осветил лампой лицо Раймонда, и некоторое время пристально смотрел ему в глаза. Немец прищурил их от яркого света и что-то сказал по-немецки.

– Так, Раймундак, слушай меня внимательно! – начал Михаил, – возьми себе помощника и осмотри врубовую машину, проверь смазку и режущую цепь, позже мы подойдем с заведующим и скажем, что делать дальше. И предупреждаю тебя, если умышленно выведешь из строя врубовку, то расстреляю прямо в шахте и в пустоте за лавой похороним!

Раймунд ушел выполнять команду, Ганс остался с Михаилом и Стародубцевым. Федор Васильевич закурил папиросу и протянул Михаилу.

– Я бросил полгода назад, – угрюмо произнес Михаил, – жрать было нечего, не то, чтобы табак покупать и выменивать….

Ганс тоже достал сигарету из нагрудного кармана. К удивлению Стародубцева, у него имелась зажигалка, которой он щелкнул и прикурил.

– А ты Ганс, так и будешь за мной ходить? – спросил Михаил.

– Да! Я есть перевод и мне приказать, чтобы быть с десьятник всьегда, – подтвердил догадку Ганс – это есть моя работа….

– Не хило устроился, – пошутил Михаил, – языком трепи и ни хрена не делай!

– Ты лихо командуешь пленными, – заметил Стародубцев, обращаясь к Михаилу, – честно сказать, я не ожидал! Вроде как поначалу их даже побаивался…. Да и дело знаешь хорошо, мне не приходилось видеть тебя в работе, но это сразу чувствуется.

– Вы Федор Васильевич, курите побыстрее, – подгонял его Михаил, – нужно пролезть по лаве, посмотреть, что и как? Вчера в конце смены Крюков сделал вруб, но я так и не посмотрел состояние забоя.

– Все! Полезли! – согласился Стародубцев, гася окурок ступней ноги, и обращаясь к Гансу, – и ты бросай свою сигарету. Кстати, где вы их берете?

– Нам присылать Красный Крест, – ответил Ганс, вздыхая, – сигареттес, бритва, одеколон, зубной щетка, порошок и письмо из Фатерлянд.

– Это кто еще такие? – удивился Михаил, – они из Германии?

– Нет! Красный Крест из Британия и Америка, – отвечал Ганс, – это международ организацьон….

– Вот тебе и союзнички блин! – сердился Михаил, – и вашим и нашим! Нам тушенку продают за золото, немцам одеколон… за дырки от бубликов!

Влезли в лаву по очереди, сначала Михаил, за ним Стародубцев, а последним Ганс. Внизу лавы у врубовки сидел Раймунд и еще один пленный. Михаил осветил лампой машину и внимательно осматривал ее узлы. Затем начал чего-то искать, переместившись к крепи с завальной стороны лавы и вскоре вернулся с вязанкой запасных зубков режущей цепи.