– Для чего приходил Контрарио?

– Узнавал, что случилось с Зинеллой. – Наместник брезгливо поморщился, произнеся это имя.

– Поздновато он о ней вспомнил.

– Понятно, это только предлог. Он проводил рекогносцировку. Теперь, когда в столице практически не осталось охраны, он непременно пожелает захватить власть. И повод у него есть – он якобы мстит за сестру.

– Невозможно отомстить за того, кто тебе безразличен.

– Зинеллу он не любил, но она была ему очень полезна. К тому же его приспешников это не интересует. И у него есть еще один очень немаловажный интерес. Возможно, самый главный в его жизни.

– Фелиция? – встревожено уточнил Беллатор.

– Вот именно. Убежден, что она до сих пор привлекает его сильнее, чем власть и деньги.

– Тетушка – монахиня, она не может выйти замуж ни за него, ни за кого другого, – убежденно заявил Беллатор. – Контрарио не на что надеяться.

Медиатор болезненно сглотнул, дернув кадыком.

– Думаешь, его волнуют подобные мелочи? Значит, станет любовницей графа. Сейчас, когда в монастыре осталось всего-то десяток стражников, препятствия для него, по сути, нет.

– И Роуэн в одиночку мало что может сделать против сотни вооруженных наемников графа, – Беллатор встал и в волнении принялся ходить по комнате.

– Роуэн? – наместник задумался. – Даже если он и не желает претендовать на титул герцога, но уж звания «Короля-из-подворотни» у него никто не отнимет.

– Что ты хочешь этим сказать? – Беллатор остановился перед ним, чуть склонив голову набок.

– Нужно дать ему денег, и пусть он наймет самых отчаянных головорезов из босяков. В монастырь их пускать ни к чему, пусть располагаются вокруг. Так, чтоб мышь не проскочила. И охраняют.

– Ты уверен, что они не разбегутся, стоит лишь показаться штандартам графа?

– Пусть выбирает таких, кто не побежит. В этом он разбирается лучше нас.

Беллатор кивнул, наливая вина себе и наместнику.

– Ты прав, отец. Завтра же после отъезда Сильвера отвезу деньги Роуэну. И скажу, что одна надежда на него. По крайней мере, о безопасности Фелиции у нас голова болеть не будет.

– Может быть, на обратном пути ты заглянешь к маркизе Пульшир? – вкрадчиво предложил Медиатор.

При этом имени рука у Беллатора дрогнула, расплескав вино из бокала.

– Зачем? – он приложил платок к запачканному камзолу и чертыхнулся.

Медиатор заметил непривычное беспокойство сына. Медленно поднеся бокал с вином к губам, отпил и только потом произнес:

– Мне кажется, Фелиция права, и маркиза что-то скрывает. Поговори с ней. Женщины всегда относились к тебе с доверием. Возможно, твоя располагающая внешность поможет и тут.

– Ладно. Я заеду к ней. Но за результат не ручаюсь. Она необычная женщина, – при этих словах Беллатор невольно вздохнул.

Отец проницательно взглянул на сына.

– Она тебе нравится?

– Что из того, нравится, не нравится? – с горечью заметил Беллатор. – Я почти ровесник ее сына, и этим все сказано.

– Она не считает тебя мужчиной? Ты для нее кто-то вроде сопливого мальчугана? – Медиатор приподнялся, намереваясь подняться, но передумал и снова тяжело опустился в кресло.

– Она меня считает сыном наместника и никем более. Но не будем об этом. – Беллатор немного помолчал, мрачно нахмурив брови. – Меня мучают тяжелые предчувствия. Мне страшно за брата. У тебя нет такого отвратительного чувства, отец?

Медиатор прерывисто вздохнул, кивая.

– Тяжкие предчувствия меня мучат очень давно. Даже во время опаивания меня Зинеллой мерзкими снадобьями и нахождения под чарами Тетриуса, от которых я впадал в скудоумие, меня угнетали дурные сны. Днем я почти ничего не понимал, но вот ночью, в снах, куда не было доступа чародейскому камню, я соображал очень ясно. К сожалению, при пробуждении сны очень быстро забывались.

– Этой Зинелле мало одного беспамятства, ее нужно было заключить в подземелье на всю жизнь, – зло воскликнул Беллатор.

– Она тоже была под воздействием камня, – справедливо заметил Медиатор.

– Ты так и графа оправдаешь, отец, – Беллатор недовольно поморщился.

– Нет. Контрарио был таким еще до того, как в его руки попал чародейский камень. Своевольным и эгоистичным. Камень только усилил его отрицательные качества. Но у нас с тобой другие сейчас заботы. И главная из них – проводить Сильвера в дальний путь. Хорошо, что Алонсо не знает о походе. Мне жаль его, но поделать я ничего не могу.

– Мне тоже его жаль. Возможно, если б мы вовремя показали его Ферруну, все было бы по-другому. Но что толку мечтать? Вряд ли целебная сажа может лечить душевные немочи.

– Целебная сажа… – наместник посмотрел на свое запястье, о чем-то вспомнив. – Сажа вряд ли, а браслет? Ты помнишь браслет, посланный Зинелле? Там еще надпись такая, про яд…

– «Носи меня, и яд тебе не страшен», как перевела тетушка? Ты его имеешь в виду?

– Да. Что будет, если надеть браслет на Алонсо?

– Но браслет женский… – возразил Беллатор.

– И что из того? Оттого, что окажется на мужской руке, своих свойств он ведь не потеряет. Не думаю, чтоб амулеты делились по гендерному признаку.

Беллатор медленно кивнул.

– Возможно. Хуже не будет в любом случае. Но Алонсо в загородном поместье лэрда. Как ему передать браслет? Сильвер рассказал нам странную историю. К Алонсо никого не пускают.

– Я не удивлюсь, если его опаивают какой-то дрянью. Лэрд давно желает передать титул второму сыну, минуя наследника. И все из-за дружбы Алонсо с Сильвером. И для этого не чурается самых грязных способов. Так что браслет нужно Алонсо не передать, браслет нужно надеть на его руку. Именно – надеть!

– Хорошо, отец. Я займусь этим тотчас после отъезда брата.

Беллатор ушел к себе, а Медиатор еще долго не спал, разбирая обширные донесения со всех уголков страны и беседуя с секретарем. Потом он подошел к покоям Сильвера, постоял возле них, тяжко вздохнул и, не решаясь разбудить сына, вернулся к себе.

Но Сильвер не спал. Более того, его во дворце не было. Все предыдущие ночи он проводил у Домины, поехал к ней и сегодня. Она уже ждала его в своем уютном домике в новом нарядном платье, с улыбкой на сладких розовых устах. Но зоркий взор Сильвера различил и припухшие глаза, и тени под ними, и ее вымученную радость.

Неужто она до сих пор любила нескио? Эта мысль была ему отвратительна. Он не считал себя хуже главы аристократии. Наоборот, он был моложе и красивее. Так почему она так долго убивается по бывшему покровителю?

Накануне он предложил Домине перебраться в королевский дворец, но она отказалась. Когда он принялся допытываться почему, ведь ей не нравится жить в этом маленьком домишке, она привыкла к роскоши и простору, она тихо ответила:

– Я никогда не буду там хозяйкой. – И зловеще нахмурилась, о чем-то задумавшись.

Сильвер догадался, о чем. О той, что займет или уже заняла ее место подле нескио.

– Забудь! – приказал он ей и постарался пылкими ласками выгнать из ее сознания мысли о мести.

И вот сегодня она старательно ему улыбалась, делая вид, что рада. Но он ей не верил. Хотя ее притворство не особо его волновало. Ему нравилось ее роскошное тело, ее царственная красота, но ни на что более серьезное она его не соблазняла. Жениться на ней он не собирался, а вот как любовница она была очень даже хороша.

Домина это понимала и на большее не рассчитывала. Сильверу она уступила из-за его напористости, просто не смогла отказать, да и не умела отваживать столь настойчивых и богатых кавалеров. Сестра сердито пеняла ей на это, но как было сказать «нет» настойчивому сыну наместника? Домина этого не знала.

Под утро Сильвер встал, быстро оделся и, целуя ее, обнаженную и раскрасневшуюся после ночи любви, шепнул:

– Я уезжаю на север. Не знаю, вернусь или нет. Если сможешь, жди меня, не сможешь, я винить тебя не стану.

И, оставив на ее туалетном столике кошель золота, ушел.

Повернувшись к стене, Домина уткнулась носом в подушку и расплакалась от жалости к себе, всеми покинутой и нелюбимой.