Annotation

Минский Модест

Минский Модест

Ремонт

Это была последняя машина, которую пригнал из-за границы. И уже не из Германии, из Польши. На Германию не было визы у товарища. Брать самому не хватало денег. Только закончил ремонт двушки - паркет, обои, выключатели, плитка. В общем, таяли "зеленые" стремительно, а машина, хоть и на двоих, давала перспективы на будущее. Пусть и не далекое. Во всяком случае, пережить пару месяцев можно.

Сидя на кухне, распивая водку, когда жены в дальней комнате занимались семейными фотографиями, а потом последними нарядами, купленными на рынке у какой-то знакомой, я так и сказал Олегу, без предисловий:

- Давай пригоним машину.

Он был уже прилично выпивший, шла вторая "столичная", женщины не спеша баловались вином и потому ответил без заминки:

- Давай.

Глаза его загорелись, расширились как-то по особенному.

Я знал, что он завидовал, может потому из-за этой зависти и "дружили", больше семьями. Одно из обстоятельств, почему сейчас нет тонких настроек общения. Дружба странная вещь, в основном, из меркантильных соображений, а посредник понимания - водка. В детстве, конечно по-другому. Видно, самообман оттуда.

Вот эта связь, меркантильности и водки меня вдруг стала угнетать. Но тогда был молод, вернее, недостаточно взрослый, и мы делали вид, что нужны друг другу. Я ему - для возможных перспектив, он - для компании, когда пить с женой хуже некуда, да и небезопасно. Вопросы там всякие, мысли нехорошие, дурные воспоминания, особенно про баб. Любят они про случайных баб под рюмочку.

А завидовал сосед по причине того, что, "этот, со второго этажа", то есть - я (про "этого" узнал от сочувствующих), уже три года, как гонял машины. Время тяжелое, инфляция, с работой плохо, увольнения, цены опережают зарплаты, а во дворе каждый месяц новая, и следующая, а потом еще. И номера нехорошие, немецкие. И все понимают, что на базар и складывают факт к факту, бумажку к бумажке. И цену знают, прикидывают.

- Пригнал? - спрашивает сосед и гладит по крыше свежачок.

- Пригнал, - отвечаю устало, с внешним безразличием, будто вагон угля разгрузил.

- Продавать.

- Ага.

Огонь в его глазах, нездоровый, чувствую. Если бы ничего не было после, то с удовольствием треснул меня болванкой по башке или припасенным разводным ключом, чтобы раз и навсегда, чтобы от души и точка. А в конце слово гадкое какое-нибудь извлечь, типа - мразь, и плюнуть. Не важно, что ради этих гонок бросил престижную работу и занялся непривычным, даже не знаю слово-то, какое, подобрать, бизнесом что ли, на свой страх и риск. Не сам конечно, не просто так, на пустом месте. Стечением обстоятельств, случайных знакомств, цепочка очень непростая, где дело поставлено на поток. Просто так ничего не бывает. В общем, мальчиков со стороны там нет. Не благотворительный фонд.

Или успокоился, если бы сказал:

- Последняя.

- Последняя? - переспросил бы он с надеждой...

А пока пьем водку, и жены наши тра-ля-ля, тра-ля-ля. И она, его жена, чувствую, завидует. Только в другом отсеке, женском. Там то и тряпки так себе, что показывает моя. И возгласы восхищения:

- Ничего себе! Круто! А этот цвет тебе очень.

И во всем некая фальш. Так и звучит между строк: "Пусть бы твой взял моего балбеса в дело. А то гайки крутит за три копейки".

И вслух:

- А что мой? Вообще на своей сварке не зарабатывает. Где мне такое купить. Старье донашиваю. Видишь, в чем?

- Так он же у частника? - говорит моя.

- И что? Платить-то тот не хочет, а работы с утра до вечера.

- Пусть уходит, - говорит жена.

- Куда?

И чувствую ее паузу, ее взгляд, Тоже бы сейчас рожковый не помешал. Разводной слишком мужской, замах сложный. А моя продолжает, будто не замечает, тоже хитрая.

- Смотри, а этот костюмчик из Германии привез сыну. На следующий год сгодится. С размером прогадал. Чукча.

Бабы, они такие.

- Завели пластинку, - говорит Олег.

В общем, загорелся у него глаз. Чувствую, давно ждал этого елея, моих слов. Ну а я на деньги сразу пробил. Как оно, интересуюсь, собираешься брать новую?

Знаю, что хочет поменять "жигуль" - копейку, под которой загорает, чуть ли не каждые выходные. Может, ломалось что, ведь машине лет двадцать, а может, получал металлический оргазм. Есть такие образцы мужей, жить не могут без - построгать, попилить, то есть, уклониться от супружеского долга.

Жена с утра:

- Надо ковер выбить, пропылесосить или полку прибить.

А он демонстративно собирает инструмент, сопит по-деловому:

- Я в машину.

- Чего?

Ковры и пол, конечно, лучше, для женщины, более правильно, когда про семейные ценности, но мужчина кремень, он о главном:

- Что-то стучит, может выхлопная оторвалась.

- А пол, а по дому? - с каким-то ядом говорит она, - Дома ничего не оторвалось?

- Ок. Не иду делать машину, только про завтрашнюю поездку к теще забудь.

Понятно, мама святое. И бьет, падла, по самому - самому. Перед мамой отступаю все ковры, полы, люстры и гора немытой посуды. А как проверить - правда, или нет? Под машину, что ли нырнуть?

- Тысячи три есть? - спрашиваю.

Мнется или марку держит, по этой пьянке не сразу поймешь.

- Ну, где-то есть. Плюс-минус.

- Ты мне точно, без "плюс-минус", - говорю, - На что можем рассчитывать.

Чешет голову, наполняю рюмочки. Сейчас самое время язык разболтать.

- Давай.

Выдыхает, забрасывает в рот жидкость, потом кусок ветчины. Морщится, нюхает джинсовую куртку, кашляет.

- Пошла не туда, сука, - говорит.

Жду, не тороплю. Расслаблен. Это его шанс и мне вроде все равно, хоть и не очень. Заработать тоже не лишнее.

- Если перехвачу у брательника сотни четыре, то три тысячи будет.

Говорит через силу, глотая воздух. Что-то там внутри на самом деле случилось, но видно - гордится.

- Точно три будет?

- Зуб даю.

- Ну и лады.

Живут прямо над нами, и чувствую, как все ночь матрас скрипит. Противно так, неторопливо, как старая лесопилка.

- Что это с ними? - спрашивает жена.

- Праздник, какой, - говорю, и поворачиваюсь на бок.

Всю неделю разговор только об этом, а потом, тот день. Провожают, будто не за границу, а по повесткам на тридцатидневные сборы. Стол, правда, без выпивки, но приличный, напутствия всякие. Особенно старается благоверная соседа. Деньги немалые и единственные, переживают. Но, то, что наконец, приобщил к делу, захватывает больше и его и ее. Моя никогда не церемонится, когда один. Привыкла, рядовые будни, так сказать. Пригнал, продал, деньги в шкаф. Лишь спросит - когда назад? Чтобы планировать что-то, и, конечно, по телефону:

- Ой! Мой к пятнице возвращается, может, привезет что-то вкусненькое.

Это Элке, своей лучшей подруге. Есть и худшие и просто подруги, но эта лучшая, пока.

А так, кивнет головой, как само собой разумеющееся, как "кибальчишу" напутствие - щи в котле, каравай на столе, вода в ключах, а голова на плечах. И музыка. Не помню. Грустная. И поле в золотых колосьях.

- Что там, трусы надо, зубную пасту, носки сменные? - интересуется олегова.

- Ты еще шубу положи и валенки.

Деловой, даже дерзкий стал, показывает зубы, хоть еще и не тронулись. Это от нервов. Но билеты в кармане, дата известна, ночью в путь. То есть все решено, про, отступать никто не говорит, поздно. Машина будет, уверены. Женщины на сто процентов. Но все равно: