Солнце опускалось за горизонт, а обстрел все продолжался. Дикая живность Пифоса отказывалась сдаваться. Отдельные ящеры, чья ярость напрочь затмевала инстинкт самосохранения, нападали каждые несколько минут. Они погибали. Но за ними приходили другие, медленно, но верно сжирая боеприпасы.

Стоя за арсеналом, Каншель наблюдал, как Аттик разговаривает с небольшой группой колонистов. Они стояли на посадочной площадке у всех на виду. Судя по внешнему виду, люди принадлежали к воинской касте. Они носили примитивную броню, а не просто тряпичные обноски. У тех, кто стоял поближе, Каншель увидел резные металлические вставки на наплечниках. Некоторые воины, мужчины и женщины, держали в руках копья и мечи с замысловатой гравировкой — возможно, офицеры. Один человек из группы на посадочной площадке, судя по всему, был лидером. Он отличался крепким телосложением, а броня его была украшена богаче.

Каншель хотел бы подойти поближе и послушать разговор. Но толпа перед ним была слишком плотной, чтобы через нее протолкнуться. По большей части она состояла из новоприбывших на Пифос, хотя то тут, то там можно было заметить слуг легиона. Каншель надеялся, что кто-то из его знакомых окажется достаточно близко, чтобы узнать, что же в итоге решили.

— Он просит нас уйти, — раздался за правым плечом Каншеля женский голос.

Слуга испуганно вздрогнул.

Как и другие колонисты, женщина была высокой и жилистой. Ее густые темные волосы растрепались. У нее было гладкое и вытянутое, почти обезьянье лицо, а в теле ощущалась какая-то странная грация, будто она танцует, даже неподвижно стоя на месте. Женщина носила одежду из меха и шкур, в которых еще легко угадывались черты животных, а на шее висело ожерелье из звериных клыков. Довольно странный облик для того, кто только-только прибыл в чужую звездную систему. Каншель поймал себя на мысли, что женщина напоминает ему первобытного дикаря. Она совсем не походила на выходца из народа, способного управлять пустотными кораблями. Между тем незнакомка поклонилась. Движение вышло удивительно плавным.

— Меня зовут Ске Врис.

— Иерун Каншель, — кивнул он в ответ. — Безумием было прилетать сюда. Вам и вправду следует убираться.

Женщина улыбнулась.

— Мы не можем. Наши корабли уничтожены.

Ее улыбка была блаженной.

Значит, слухи не врали.

— Зачем вы это сделали?

— Они нам больше не нужны.

— Но вы же сами видите, что это за планета! Вы не можете всерьез рассчитывать сделать ее своим домом.

— Дом, — повторила Ске Врис. А после закрыла глаза и произнесла снова: — Дом.

Женщина явно смаковала это слово. Она открыла глаза, сверкавшие безграничной радостью. Каншель ощутил укол зависти. Стоящая перед ним женщина обрела цель всей жизни и ответила на ее призыв. Когда-то Каншель думал, что с ним было так же. Но в эти беспокойные дни и бессонные ночи неуверенность стала его постоянным спутником.

— Где твой дом? — спросила Ске Врис.

На Медузе? Нет, больше нет. Планета, на которой он родился, осталась для него лишь далеким воспоминанием.

— Корабль, — ответил слуга. — «Веритас феррум».

Он произнес это имя, словно молитву. И поразился сам себе.

— Как мне убедить тебя оставить его?

— Никак, — сама идея была оскорбительна.

— Вот именно.

— Но вы никогда здесь раньше не были, — возразил Каншель и вдруг засомневался. — Или были?

Могли ли эти люди оказаться заплутавшими странниками, в действительности всего лишь вернувшимися к своему месту отправления?

— Нет, — ответила Ске Врис. — Никто из моего рода никогда не ступал сюда.

— Тогда как эта планета может быть вашим домом?

— Так было предначертано, — снова улыбка. Женщина буквально лучилась уверенностью столь абсолютной, что проще было бы сдвинуть гору, чем разубедить ее.

— Почему вы не прилетели сюда раньше?

— Тогда было неподходящее время. Но теперь час настал.

— Откуда вам знать?

— Мы не могли начать наше странствие, пока нас к этому не вынудили. Война пришла в мир, где мы жили, и стала его концом. И мы ушли, преисполненные радости от того, что наше поколение узрит свершение пророчества.

Каншель нахмурился. Слова Ске Врис о предсказаниях и пророчествах шли абсолютно вразрез с правоверностью Имперской Истины. И от этого он чувствовал себя неуютно. Отчасти потому что осуждал подобные изречения. Отчасти потому что хотел разделить безмятежность этой женщины.

Только теперь он заметил в толпе колонистов людей в мантиях с капюшонами. Остальные почтительно склоняли головы, проходя мимо любого из них. Каншель окончательно убедился, что культура этих путников строилась на суевериях. Насколько же изолированной была эта цивилизация? И как долго? Неужели ее никогда не приводили к Согласию? Неужели именно сейчас, когда все повисло на краю гибели, Железные Руки встретили одно из забытых племен человечества?

— Откуда вы прибыли? — спросил слуга.

— Тот мир для нас теперь утрачен, — ответила Ске Врис. — Как и его имя. И это хорошо. То был ложный дом. Он не испытывал нас.

— Так вот как вы видите Пифос? Как испытание?

Ске Врис кивнула и расплылась в улыбке.

— Он встретил нас своей яростью. Мы знали, что так будет. Мы должны заслужить себе дом здесь. Каждый новый день будет нашим испытанием. И это правильно. Таков путь истинной веры.

«Вера». Это слово преследовало его, всплывая везде, куда бы Каншель не сунулся. С самой первой ночи на Пифосе ему становилось все труднее отвергать его, хотя он и знал, что должен. Танаура предложила ему успокоение и ободрение после смерти Георга Паэрта. Иерун понимал, что должен смириться с галлюцинациями. Такого следовало ожидать в регионе, где грань между реальным миром и имматериумом трещит по швам. Но от пугающей реальности того, с чем он столкнулся, нельзя было просто отмахнуться. И перед лицом зловещих чудес к чему еще ему обратиться, если не к вере? Неужели он думал, что слепое приложение силы, неважно сколь великой, решит все проблемы?

«Вера». Вот опять. Он посмотрел на лучезарное лицо Ске Врис. И ощутил отчаянную зависть. Эта женщина за один день потеряла сотни своих сородичей и все равно смотрела в будущее с чувством, что сильнее любой веры — с уверенностью. Каншель задумался, могло ли вообще что-нибудь потрясти ее.

Ничего. Он смотрел на женщину, чья вера служила ей непробиваемым щитом. Быть может, она была даже сильнее веры Танауры — ведь та была напугана, тогда как Ске Врис буквально светилась от счастья.

— Но зачем? — спросил Каншель. — Зачем вам испытывать себя?

— Чтобы обрести силу. Чтобы закончить наше дело, мы обязаны быть сильными.

— И какое у вас дело?

Ске Врис подняла глаза к затянутым небесам и приветственно воздела руки.

— Час этого откровения еще придет, — она помедлила, словно упиваясь невыразимым блаженством. А когда она опустила руки, ее взгляд, казалось, стал еще радостнее прежнего. — Оно явится сюда. Скоро. Так говорит мой учитель.

— Ваш учитель?

Ске Врис указала на одну из фигур в мантиях, что стояла неподалеку от посадочной площадки и наблюдала за разговором Аттика с представителями колонистов. Даже в сумерках опускающейся ночи его было нетрудно заметить. Человек был выше большинства своих товарищей, которые держались от него на почтительном расстоянии.

— Как его зовут? — спросил Каншель.

— Я еще не заслужила право произносить его имя.

Каншель еще раз осмотрел одеяние Ске Врис. Туника женщины была длиннее тех, что носили прочие колонисты, и имела короткий капюшон. Иерун уловил схожесть между ней и темными мантиями.

— Вы — религиозный воспитанник? — спросил он.

— Послушник, да.

Каншель замялся, прежде чем заговорить, но понял, что должен. Промолчав, он признал бы поражение всего того, что он всю жизнь считал правдой.

— Вам не следует здесь оставаться, — сказал он. — Вас привели сюда иллюзии. Поклоняться нечему. Богов нет.