Только не это! Триединый, они вменят мне покушение на честь короны…

Отчаянный стон я не сдержала, и это сильно порадовало стоящего невдалеке Горски. Он вообще просто сиял и лучился довольством. А я прилагала неимоверные усилия, чтобы вести себя спокойно, и старалась не думать, как из всего этого буду выкручиваться.

И тут над всеми студентами УМа прозвучало неожиданное:

– Студент Айван Горски, использовав заклинание искажения реальности и проецирующее плетение «Вестник», опираясь на мощь всех родовых артефактов, нанес удар по студентке Миладе Радович с целью дискредитировать и впоследствии завладеть ее научной работой.

В зале Вестей стало очень тихо. Настолько тихо, что оказалось слышно, как где-то возле запотевшего стекла жужжит последняя выжившая муха. И наверное, к ее жужжанию прислушалась не только потрясенная я, но и все присутствующие.

А с лица Горски медленно сползла самодовольная ухмылка.

Лорд Энроэ же продолжил:

– Крайне неприятно осознавать, что подобная практика, вероятно, вполне поддерживалась преподавательским составом университета…

– Я бы вас попросил! – взвился магистр Аттинур.

Но, совершенно проигнорировав его, дознаватель продолжил:

– … поддерживалась преподавательским составом университета, на что прямо намекает наглость и апломб, с которыми Горски приступил к реализации задуманного. И полагаю, достиг бы желаемого, не появись во дворе университета королевский гонец, принявший на себя удар заклинаний, что привело к обнародованию искаженной и порочащей корону информации!

Горски пошатнулся.

Я застыла.

Студенты не знали, как на все это реагировать. Драконы с явным интересом посмотрели на лорда Энроэ. Лорд Энроэ выразительно посмотрел на меня… Очень выразительно. Просто до крайности выразительно. И я поняла, что у меня проблемы. У меня значительные проблемы. Гораздо хуже, чем те, что могли бы последовать, поступи лорд-дознаватель в соответствии с правилами возглавляемой им службы.

Собрание продлилось еще довольно долго. Пытались оправдаться преподаватели, брались подписи о неразглашении «заведомо ложной» информации со студентов, налагали печати молчания дознаватели. Нас продержали в душном зале до десяти вечера, заставив нервно думать о том, что надо же было еще успеть выполнить заданную на дом работу. И лишь в начале одиннадцатого отпустили.

Меня студенты теперь обходили стороной, не приближались даже Славен с Тихомиром, зато, как выяснилось, именно меня ожидал один из дознавателей неподалеку от входных дверей.

– Милада Радович, – он шагнул ко мне, пугая всех окружающих, – с вами хотят побеседовать. Накиньте плащ.

Молча кивнула.

И все так же медленно и заторможенно направилась к себе в комнату, понимая, что, если сказали накинуть плащ, значит, беседа будет не в университете… что совсем плохо.

В комнате сняла мантию, оставшись в платье, подаренном Камали, переобулась, набросила плащ и уже хотела выходить, когда раздался стук в двери. Несколько удивленная визитом, подошла, распахнула створку и вздрогнула, увидев дракона. Зэрнур молча окинул меня взглядом, выразительно посмотрев и на сапоги, и на плащ, затем заглянул мне в глаза и хриплым драконьим голосом, в котором грохотом отдаленной грозы слышалось глухое рычание, вопросил:

– Леди Милада, вам нужна помощь?

Первой реакцией было: «Да, очень нужна!» Я даже кивнула, подтверждая то, насколько сильно нужна, но затем…

– Нет, спасибо, все хорошо, – солгала дракону.

Запоздало вспомнила, что драконы чувствуют ложь.

Но Зэрнур промолчал, принимая мой ответ, и сухо произнес:

– Вы всегда можете воспользоваться блокнотом.

Затем развернулся и молча ушел.

А я точно знала, что никогда ничего не буду писать в этом блокноте. Никогда и ничего.

«Я не желаю вас больше видеть! Никогда, никоим образом, ни даже по самой обоснованной причине!»

И я намеревалась исполнить желание Черного дракона.

На улице разразилась буря, все выло, гудело, ветер сбивал с ног, и мой сопровождающий был вынужден несколько раз поддержать меня, не давая упасть. А потом как-то вдруг среди бурана возникла карета и распахнулась дверь в освещенное магическим камином пространство, откуда мне протянули руку. Не решившись отказаться, осторожно вложила пальцы в раскрытую ладонь, и меня практически втянули в карету.

Предложенный лордом Энроэ платок пришелся очень кстати – снег облепил мое лицо ледяной маской, застрял в ресничках, пришлось долго и старательно вытираться.

Карета тронулась, едва я села, но, пока занималась собой, не сразу обратила внимание, что мой провожатый остался во дворе университета и сейчас в карете находились только я, лорд-дознаватель и магический камин, согревший воздух настолько, что плащ уже можно было расстегнуть и снять, как поступил сам лорд Энроэ – его одежда лежала в углу сиденья. Но я раздеваться не стала.

– Как вам моя сегодняшняя речь, госпожа Радович? – едва я завершила с приведением себя в порядок и взглянула на него, поинтересовался тайный советник короля, откинувшись на спинку сиденья и глядя на меня внимательным, пристальным, изучающим взглядом.

– Она была впечатляющей, – вынужденно признала я, в свою очередь вглядываясь в лорда Энроэ. Дело в том, что на нем оказалась иллюзия. Искусно выполненная, маскирующая далеко не все морщины на его лице и делающая само лицо немного более… привлекательным?! Точно сказать не могла. Благодаря жемчужине воздушника я отчетливо видела только реальность, а вот иллюзия была призрачной, не совсем четкой.

– Что-то не так, госпожа Радович? – вопросил несколько напряженно дознаватель.

Лгать ему я посчитала не слишком умным делом, вероятно, на лорде с десяток амулетов, реагирующих на ложь, а потому честно ответила:

– Вы несколько изменились.

И проследила за тем, как реальное лицо лорда Энроэ дернулось от ярости, в то время как иллюзия оставалась полна благостного расположения. И реальность вскоре идеально сымитировала ее же, а сам лорд снисходительно произнес:

– Девушкам всегда свойственно приукрашивать своих спасителей. Но я рад, что стал выглядеть привлекательнее в ваших, несомненно, очаровательных глазах.

«Своих спасителей»?! Я внутренне похолодела. Значит, лорд Энроэ желает, чтобы я восприняла случившееся именно так – как благородное спасение, а вовсе не как торжество справедливости… Хотя в этом он прав, ну о какой справедливости может идти речь в нашем королевстве для таких, как я…

Между тем лорд Энроэ продолжил светскую беседу, спросив:

– Какую кухню вы предпочитаете, госпожа Радович?

– Университетскую, – вполне серьезно ответила я.

Снисходительная улыбка стала чуть шире, и дознаватель произнес:

– Понимаю, у вас не было возможности сравнить с чем-либо. – Улыбнулся и добавил: – Мы исправим это упущение.

Мне очень хотелось бы ответить решительным «Нет!», попросить остановить карету и выпустить меня. Хотелось бы… но я осталась сидеть, молча и настороженно глядя на дознавателя. Лорд Энроэ улыбнулся и произнес:

– Вы часто бывали в столице?

– Несколько раз, – нехотя ответила я.

– Полюбили этот город?

– Едва ли.

– Полюбите.

И усмешка, которая не оставляла даже сомнений в том, что меня будут настоятельно пытаться заставить его полюбить.

Дальнейший путь мы проделали молча. Я, печально размышляя над способностью лорда Энроэ несколькими совершенно общими фразами предельно точно обозначить ситуацию, и дознаватель, который не считал нужным скрывать, что весь путь разглядывал меня.

Вскоре карета остановилась, дверца распахнулась, и подчеркнуто радушный голос произнес:

– Добро пожаловать в «Жемчужину моря», лорд Энроэ! Приготовить ваш столик?

Тайный советник короля, насколько мне известно, один из десятка столь же тайных, задумчиво посмотрев на меня, ответил:

– Нет. Приватный.