Че-го?!
– Кхе-кхе! – ну вот, кажется, и папаня отмер. Да уж, влюбленный сын – это вам не шутки! Можно и дар речи потерять. Посмотрел на меня как-то уж слишком критически, оценивая с ног до головы.
Ну да, не очень, согласна. На тигрицу не тяну, максимум на выдру. Так я же после работы и без марафету! Подумаешь, бублик растрепался и на затылок сполз. Да любовь вообще слепа! Пусть скажут спасибо, что не выхухоль! Так что я на всякий случай плечики-то развернула и подбородок вскинула. Чижик, знаете ли, тоже птица!
– Пыжик, значит? – ах, да. Я и забыла, что у кого-то проблемы с памятью. Мужчина снова недовольно откашлялся. – А имя, Артем, у твоей пассии есть?
И вот тут пулемет Чапаева заклинило.
Я почувствовала, как рука Сокола вновь легла на талию и напряглась. Тоже мне артист. Ну и сымпровизировал бы уже что-нибудь. Все равно ведь они меня больше не увидят.
– А что? – снова упрямое. – Это так важно?
Блиин! Захотелось закатить глаза. Ну конечно, важно! Ну и дурындище! Сам же говорил любовь! А теперь проколется на сущей ерунде!
– Значит, нам твою девушку тоже прикажешь Пыжиком называть? Как шапку?
– Да, – подключилась Сусанночка, – какое-то совершенно глупое прозвище!
Так, Фаня, кажется, пора отрабатывать ночлег и спасать Сокольского. А то вон уже и Илоночка захихикала. Без меня ему против трех акул никак не выстоять.
– Ну-у…
– Анфиса я! – даже руку удалось протянуть мужчине уверенно и улыбнуться на все тридцать два. – Приятно познакомиться!
Ага! Съела Сусанночка! Вот-вот, подергай кисло носиком вместе с дочуркой. Папа говорит, что улыбка у меня потрясающе-обаятельная, и я ему верю.
– Можно Фаня. Вы знаете, мы как-то привыкли с Артемом к уменьшительно-ласкательным прозвищам. Ну там пусик мой, мусик, – я повернула голову и потрепала Сокола за щеку. – Вот он и растерялся. Правда, пусик?
Парень сглотнул слюну, но ответил, скрипнув зубами:
– Конечно… мусик.
Главное, не раскололся, и то хлеб. А в догонялки мы после поиграем. Я так бегаю, что просто у-ух!
Кстати, о хлебе. Только я вошла в роль и собралась по-культурному слинять: «Прощай, любимый, дела зовут! Привет учеба и институт!», как вдруг Сокольский-старший откашлялся, виновато взглянул на повесившую нос Сусанночку, развел руками…
– Ну, девочки, я не виноват. Против личной жизни не попрешь!
И сказал, почему-то глядя на меня:
– Надеюсь, сын, ты нас хоть чаем напоишь с дороги? Все же не чужие мы люди. Или так и будем стоять? Тебе, кажется, вскорости на учебу надо, нет? Нам вот с Сусанной точно дел прибавилось…
Вообще-то да, еще как надо! Но мужчина был прав. Выпроводить гостей, просто развернув их на пороге, не очень-то вежливо. Особенно, если гость – твой папа. Да и Илоночка стоять не хотела, она хотела здесь жить, и сейчас, держась за чемодан, едва сдерживала слезы досады, взглядом прожигая во мне дыру.
– Э-э, конечно, – просипел Сокол как-то не очень уверенно и тоже воззрился на меня.
Эй, я не поняла. А при чем тут, собственно, Фаня? Кто хозяин в доме?
Папа довольно почесал руки.
– Анфиса, сделай нам всем горяченького. Кх-м, пожалуйста. А мы тут пока с Артемом поговорим, – а у самого лицо такое светлое, невинное, вроде это не он придумал способ сплавить меня с глаз долой.
Ладно. Все равно в туалет невтерпеж, так хоть уйду красиво! Хм, может быть, даже сбежать получится…
– Пыжик, не дури там! Мне с сахаром!
Ыыы. Трус! Взялся же на мою голову! Я обреченно потопала выполнять задание.
Коридор. Туалет – о, да! Кухня.
Шкафы. Холодильник. Полки. Вермишель быстрого приготовления. Чипсы. Полбутылки кока-колы. Соль. Горчица. Кетчуп. Снова вермишель – запас на неделю. Пакетик из-под соленых креветок. Быстрорастворимый суп. Сухой попкорн для микроволновки… Да он что, издевается?! С сахаром ему, правда?! Я же даже чай найти не могу!
Заглянула в холодильник… И тут мышь от тоски повесилась! Нет, ну я так не играю! Так и вижу, как Сусанночка с дочуркой хохочут, глядя на мою красную от стыда рожицу.
А может, им с кока-колой вермишель предложить погрызть? А что, Сокольский вон лопает, и ничего!
Я пошла шелестеть по ящикам. М-да, красивая у Сокола кухня, просторная, и мебель дорогая, только вот толку мало. Так и захотелось запустить сюда своих четырехлетних сестричек с фломастерами и жуткой тягой к прекрасному. Ой, кажется, чайник просвистел. Уже? Вот засада!
Есть! Нашла чай! И сахар! Ур-ра! Убью Сокольского – дурындище быстрокрылое! Ну кто же чай на подоконник ставит! Да еще за штору! Но настроение заметно поднялось. Еще больше поднялось, когда, хихикая, всыпала хозяину две ложки сахара… и, подумав, добавила еще шесть. А чтобы у него во всех местах слиплось! Тогда точно не догонит! А еще… Эврика! У меня же бутерброды есть! Правда, только два, зато от мысли, что с красной икрой – прямо полегчало. А пусть гости думают, что здесь каждое утро так завтракают!
Вот же я хозяйка, оборжаться! Осталось только бутерброды разрезать на части, чтобы Илоночка не объелась, и можно считать, что мы с Соколом в расчете!
Я расставила на столе исходящие паром чашки и прислушалась к голосам в комнате.
Рык-рык. Писк Илоночки. Рык-рык. Эмоционально высокое Сусанны. Рык-рык – сердитое мужчины и резкое Сокола. Ой, снова Илоночка. Интересно, отстоит Сокол у папы территорию или нет? Может, пока мне шею не намылили со всем этим нечаянным маскарадом, лучше самой все слопать и слинять?
Поздно.
Сокольский мои старания оценил, вновь превратившись в Сокола пучеглазого, а вот девочки его папы – не очень. Так и косились на нас недружелюбно, вытаскивая из квартиры чемодан.
Отстоял, значит.
– Ну я пойду? – За гостями закрылась входная дверь, и мы с Артемом остались вдвоем в прихожей. Отыскав глазами свои вещи, я потянулась рукой за шапкой. Неужели можно выдохнуть? Ну и утречко!
– Стоять.
– Что, опять? – удивилась, поворачиваясь к парню. – Чего это? Грымза же ушла.
– Как ушла, так и вернется, – ответил заметно помрачневший Сокольский. – Эта фурия легко позиций не сдает. Она знает, что я не завязываю длительных отношений, так что наверняка отца спровадит и заявится сегодня же вечером со своей дочуркой. Налаживать контакт.
– А эта Илона что, и правда без пяти минут твоя сводная?
– Не знаю. Отец уже год с Сусанной шашни крутит, но до вчерашнего дня жениться не спешил. Я новость по дороге к городу узнал, потому и вернулся. Навестить хотел. Денег у отца хватает, а решимости и здоровья не очень. Запросто может в любой момент передумать, вот Сусанна и старается закрепить позиции, чтобы наверняка.
– Ясно. А я-то тут при чем?
– А при том, что я тебя к себе в гости не звал!
– Так я же объясни…
– Рот закрой!
– Слышь, ты! – я так возмутилась, просто жуть! Я ему тут бутерброды, понимаешь ли, от сердца отрываю, чаи завариваю, а он! Не хватало еще, чтобы всякие парнокопытные мне рот затыкали. – Совсем опупел?!
– Да помолчи ты! – оборвал меня парень. – Мне твоя помощь нужна. Только при условии, что ты не хитростью сюда пробралась, чтобы со мной встретиться.
– Чего?
– Ну, может, придумала себе всякие бредни девчачьи про любовь с первого взгляда, подружек наслушалась. Думаешь, ты одна такая? Я не встречаюсь, поняла? Ни с кем. Я только сплю. Хочешь со мной переспать?
И чего это рожа сделалась такая мерзкая? Ты смотри, и про вкусы забыл.
– Да иди ты! – я вмиг нахохлилась. – Индюк! Лесом-полем! Нужен ты мне триста лет и три года! Три дня, три минуты и три секунды! Чихать я на тебя хотела, понял!
Меня, конечно, занесло, но он тоже неправ. Видимо, мое лицо досказало все лучше всяких слов, потому что Сокольский, кажется, поверил. Тоже мне прЫнц! Да я б с таким вообще под один куст не присела, ну, вы понимаете…
Точно поверил. Снова стал хмурым и злым. А я упрямо натянула шапку.
– Да, понял я, понял, Пыжик, не кипятись.
– И я не пыжик, а Чижик! И ничего я не кипячусь. Даже не начинала!
