– Нет! – крикнул ей отец, но совершенно по иным причинам, чем меч, который она сжимала в руке. Крик Хазид-Хи запрещал ей использовать магию, поняла она, потому что меч хотел быть единственным победителем в схватке, хотел, чтобы вся кровь была пролита им. Отец же ее, очевидно, до сих пор считал, что они сумеют договориться с врагами и уйти без боя. Дум’вилль подумала, что эта мысль просто смешна; к тому же она услышала безмолвный издевательский ответ Хазид-Хи.

Заметив, что поблизости маячат другие дроу, готовые занять место убитого, Дум’вилль быстро развернулась ко второму воину, решив толкнуть его на врага, сражавшегося с ее отцом.

Но на сей раз противник оказался проворнее; когда она наступала, он отскочил назад и поднес одну руку к броши, скреплявшей плащ, – эмблеме своего Дома. Магическая драгоценность позволяла активировать заклинание левитации, и дроу поплыл над подземной рекой.

Дум’вилль решила было преследовать его, но Хазид-Хи вместо этого заставил ее броситься вперед, потому что ощутил уязвимость третьего противника, схватившегося с ее отцом. Враг обернулся, чтобы встретить ее атаку, и ему даже удалось частично парировать могучий удар полукровки.

Частично – но дьявольское оружие одержало верх, с чудесной легкостью пронзило прочную кольчугу темного эльфа, с чудесной легкостью вонзилось в кожу. На лице дроу появилось восхитительное выражение ужаса, он рванулся назад и полетел вниз с обрыва в пропасть.

Дум’вилль и ее отец, снова плечом к плечу, развернулись ко входу в туннель, где выстроились в цепочку четыре воина-дроу, включая того, который левитировал над рекой; на чужаков снова были нацелены арбалеты.

– А сейчас мы умрем, – смирившимся тоном произнес ее отец.

– Довольно! – раздался из-за спин дроу громкий крик, явно усиленный с помощью магии. Этот голос мог приказывать любому темному эльфу, воспитанному в Мензоберранзане, потому что он принадлежал женщине.

Дроу расступились, и вперед вышла женщина, облаченная в роскошные черные одежды, украшенные искусными вышивками и подвесками в виде пауков. Даже Дум’вилль, которая знала о культуре дроу лишь из рассказов отца, поняла, кто это такая. Это была жрица богини Ллос, причем могущественная и высокопоставленная.

В руке она держала оружие, которым могли пользоваться только жрицы: плеть со змеями, четырьмя живыми змеями, готовыми наброситься на любого по ее приказу.

– Кто вы такие и зачем пришли сюда? – спросила Дум’вилль на языке дроу, которому научил ее отец.

– Ах да, надо же представиться, – произнес отец. – Я бы и раньше назвал свое имя, но был слишком занят, пытался отбиться от твоих воинов, желавших меня убить.

Змеи угрожающе зашипели, что говорило о ярости их хозяйки.

Ты осмеливаешься так дерзко говорить с верховной жрицей?

Дум’вилль с удивлением увидела, как отец ее в явном испуге отступил на шаг. Он недооценил положение жрицы, и теперь, когда она назвала свой титул, утратил уверенность в себе.

– Прошу прощения, – с изящным поклоном произнес он. – Мое имя…

– Тос’ун Армго, из Дома Баррисон Дел’Армго, – закончила за него Дум’вилль. – А я – Дум’вилль Армго, из того же Дома. – Она шагнула вперед, держа наготове Хазид-Хи, и алый клинок сиял голодным злым светом.

– Ты проводишь нас в Мензоберранзан, – приказала она, – где мы присоединимся к своему Дому.

Она не могла бы сказать, какое впечатление произвели на высокомерную жрицу эти слова: позабавили или напугали.

– Дети Дома Баррисон Дел’Армго, законы Мензоберранзана здесь не действуют, – ровным голосом произнесла она.

Ее забавляла вся эта сцена, поняла Дум’вилль, а это не предвещало ничего хорошего.

– Однако вас приветствуют в городе К’Ксорларрин, – продолжила жрица, и Тос’ун вздохнул; Дум’вилль поразмыслила и с надеждой подумала, что это был вздох облегчения.

– К’Ксорларрин? – переспросил он. – Дом Ксорларрин возвел собственный город? – Он обернулся к Дум’вилль и прошептал: – Моя маленькая Доу, возможно, наша новая жизнь окажется интереснее, чем я ожидал.

– Да, Дом Ксорларрин, – ответила жрица. – Некогда он был Третьим Домом Мензоберранзана, но сейчас мы возвысились. Мы занимаем более почетное положение, чем Второй Дом.

Ее тон, как показалось Дум’вилль, отнял у отца всякую надежду.

– Тос’ун Армго, – раздался у них из-за спин мужской голос, и отец с дочерью одновременно обернулись и увидели дроу, парившего в воздухе над краем утеса. Дум’вилль сделала движение, чтобы сотворить заклинание, но отец схватил ее за руку и заставил стоять неподвижно. Взглянув на него, она по выражению его лица поняла, что преимущество сейчас отнюдь не на их стороне.

– Тсабрак?! – воскликнул отец.

Паривший маг рассмеялся и поклонился, что выглядело довольно нелепо, поскольку он висел в воздухе.

– Это твой друг? – с надеждой прошептала Дум’вилль.

– У дроу не бывает друзей, – так же шепотом ответил Тос’ун.

– Это верно, – подтвердил Тсабрак Ксорларрин. – И все же я оказал вам огромную услугу – спас вас от немедленной казни. – Он указал вниз, и Дум’вилль с Тос’уном, рискнув осторожно приблизиться к обрыву, заметили внизу двух воинов-дроу, которых столкнули вниз. Они были целы и невредимы и беспомощно барахтались в магической паутине, натянутой у дна пещеры.

– Моя двоюродная сестра, старшая дочь Матери Зирит, только недавно получила, по воле богини, четвертую змею, чтобы нести милосердие Ллос, и, подозреваю, жаждет применить ее. А Береллип не склонна относиться со снисхождением к тем, кто убивает Ксорларринов.

– Тогда, может быть, ей не следует отправлять Ксорларринов нападать на членов Дома Баррисон Дел’Армго! – высокомерно заявила Дум’вилль. Тос’ун в ужасе ахнул и хотел было ее остановить – и действительно, она проглотила последние слова.

Но только потому, что четыре живые ядовитые змеи Береллип ужалили ее в спину за дерзкие речи.

Хазид-Хи взвизгнул, приказывая ей отомстить, но яд и мучительная боль помешали хозяйке расслышать его слова, и Дум’вилль рухнула на колени.

Так началось ее обучение.

Часть первая

Вместе во тьме

Правда ли, что люди на самом деле способны меняться?

За последние несколько десятилетий мне столько раз приходилось задумываться над этим вопросом – и каким мучительным он показался мне после новой встречи с Артемисом Энтрери, встречи, потрясшей меня до глубины души. Ведь прошло сто лет, и я считал, что он давно уже мертв.

Нам пришлось путешествовать вместе, и я даже начал доверять ему; значит ли это, что я поверил, будто его характер «изменился»?

Не совсем. И сейчас, когда дороги наши опять разошлись, я не считаю, что этот человек в корне отличается от того Энтрери, вместе с которым я сражался в подземельях Мифрил Халла, когда город еще принадлежал дергарам. Или с тем Энтрери, которого я преследовал до Калимпорта после того, как он похитил Реджиса. В глубине души он остался все тем же человеком, как я остался все тем же дроу.

Разумное существо со временем глубже узнаёт жизнь, становится мудрее, поэтому реагирует по-разному на одну и ту же ситуацию – такую надежду я питаю по отношению к представителям всех рас, даже к обществам. Разве не в этом состоит смысл приобретения жизненного опыта – чтобы использовать его для принятия более мудрых решений, подавления разрушительных инстинктов, поиска лучших путей? В этом отношении могу сказать, что Артемис Энтрери изменился; он уже не хватается за кинжал при любом удобном случае, хотя удар его по-прежнему смертоносен, когда это необходимо. Но сердце его осталось прежним.

Я знаю, что это относится и ко мне самому, хотя сейчас, вспоминая прошлое, я признаюсь, что в последние несколько лет я целенаправленно шел иными путями, нежели те, что лежали передо мной большую часть жизни. Скажу честно: тьма просочилась в мое сердце. Утратив стольких дорогих друзей, утратив надежду, я поддался соблазну идти легким путем, хотя почти каждый день говорил себе: эта дорога циника, это не путь Дзирта До’Урдена.