Оливер в такое время не звонил, Томас знал, что им запрещено. Да и откуда телефон-то? Оливер говорил, что у них их забирают до возможности сделать звонок в разрешённое время или же по очень важной причине.

— Что ты так смотришь? — Маркус, сидевший рядом, тоже смотрел на экран его телефона, отхлёбывая пиво из стакана. — Бери уже.

— Да так, — Томас махнул рукой и вышел на улицу, отвечая на звонок. — Всё в порядке? — без приветствия спросил он, так как внутри него интуиция истошно вопила, что всё далеко не в порядке. И не ошиблась.

Голос у Оливера был дрожащим и тихим, излишне глухим, и Томас сразу напрягся, застыл и даже не успел поднести сигарету к губам.

— Слушай, — Оливер говорил прерывисто, что заставляло ещё больше нервничать, — ты можешь приехать за мной?

— Что? — Томас нахмурился, всё-таки щёлкнул зажигалкой и прижал телефон к уху. — Что случилось, Олли? Почему ты звонишь в такое время?

Он хотел ясности, хотел хоть немного разобраться в ситуации. И нет, он не мог приехать. У него, мать его, не было денег на ещё одну подобную дорогу.

Опустившись на ступеньки, он, глубоко вдохнув и попытавшись успокоиться, попросил ещё раз:

— В чём дело?

А Оливер вдруг захлебнулся, то ли всхлипнул, то ли просто дрожащее выдохнул, зажимая рот рукой, и заговорил. Что-то про немецкий, преподавателя, дополнительные занятия и запертые двери в коридор. Про то, что кто-то старше и сильнее, и рот зажимал, и больно было, и вообще всё слишком плохо, чтобы он мог рассказать нормально. Оливер то ли беззвучно трясся, потому что его дыхание было слишком прерывистым, то ли просто не мог совладать с голосом и собственной носоглоткой, но у Томаса всё внутри холодело с каждой секундой.

Ему не нужны были подробности, чтобы понять произошедшее. Он не задавал больше вопросов, потому что и его уже трясло, только от злости, а Оливер продолжал что-то бормотать. Томас улавливал смысл на периферии сознания.

— Ты звонил отцу? — спросил он, в какой-то момент прерывая Оливера. — Ты должен рассказать кому-то. Отцу, другим учителям, полиции. Какого чёрта ты мямлишь?!

Он знал, что не стоит срываться на Оливера. Тот не виноват был, но Томас ненавидел себя в этот момент за бессилие. У него не было никакой возможности помочь именно тогда, когда он так нужен.

— Я звонил, — неожиданно спокойно проговорил Оливер. — Я, наверное, так выгляжу, что мне даже позвонить дали сейчас, — он и правда как-то слишком быстро успокоился, только голос стал ещё более глухим и каким-то механическим. Томасу это не нравилось.

— Что сказал отец?

— Сказал, что я выдумываю, — Оливер издал истерический смешок. — Чтобы привлечь внимание. Как тогда, когда они с матерью только собирались разводиться.

Томас сжал и разжал кулак. Хотелось выматериться, но он сдержался. Со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы и сказал твёрдым и не терпящим возражений и вопросов тоном:

— Собирай вещи. Ты там не останешься.

Он положил трубку и почти бегом направился по тротуару к дому Стоунов, находившемуся всего в паре кварталов от Райли. Злость бурлила в нём с новой силой. Он поверить не мог, что кто-то на заявление об изнасиловании сказал, что это блажь и привлечение внимания. Томас глухо зарычал, но заставил себя замедлить шаг у самого дома Стоунов и хоть чуть-чуть успокоиться.

Ни черта не выходило. Его всё ещё трясло от негодования и агрессии, и в дверь он колотился с такой силой, что наверняка разбудил всех обитателей дома, а не только Джейсона Стоуна.

— Какого чёрта? — тот появился на пороге в пижамных штанах и босой, но Томас не стал даже здороваться и проявлять хоть какое-то дружелюбие. Он сразу шагнул внутрь дома, прижимая Джейсона к стене за горло и, яростно сверкая глазами, потребовал:

— Забирай его оттуда, — процедил он. — Забирай. Какое нахуй привлечение внимания?! Внимание он привлекал, когда с рожей разбитой ходил. Ты совсем поехал на своей Барби с буферами, что очевидного не видишь?

Томас мало контролировал себя, он думал лишь о том, что где-то в тысяче миль отсюда Оливеру завтра опять нужно идти на чёртов немецкий, и всё снова может повториться. Он не мог допустить подобного, не простил бы себя никогда. И это было не его дело, он ненавидел за кого-то вступаться, но сейчас остаться в стороне не мог. В конце концов, это не пинки в туалете, а, чёрт его дери, изнасилование. И не кого-то абстрактного, а Оливера, который ещё недавно, улыбаясь, предлагал ему меняться.

Где-то сбоку послышался женский визг — та самая Барбара спустилась на шум, а теперь пыталась отодрать Томаса от Джейсона, но Томас продолжал разъярённо смотреть на мужчину:

— Езжай к нему и забери оттуда. Это не шутки! Ты знаешь его лучше меня, ты должен знать его лучше меня. Он бы никогда не стал шутить с подобным, он не настолько ебанутый! — сбавить тон никак не получалось, Томас всё равно полукричал-полушипел и весь трясся от злости, продолжая сжимать чужое горло.

Джейсон, застанный врасплох, стал сопротивляться гораздо позже, разжимая пальцы на своей шее, а в итоге отпихивая Томаса в сторону как раз в тот момент, когда в дом заходила полиция — ушлая Барбара уже успела позвонить.

Томаса скрутили быстро, он рвался из рук полицейских, но его запястья тут же сковали наручниками сзади и загнули, выкручивая руки. Вскинув голову, Томас вновь процедил сквозь зубы, проговаривая каждое слово по отдельности:

— Забери. Его. Оттуда.

Джейсон стоял напротив, мрачно потирая горло и смотрел хмуро, не предвещая своим взглядом ничего хорошего. Томас о последствиях думал мало.

Зато его родители, прибывшие в участок, не уставали наперебой кричать на него. Мать даже отвесила оплеуху, когда отец стоял рядом, сложив руки на груди.

— Ты совсем с ума сошёл, Том?! Это нападение на человека! Ты вломился в его дом! — мать едва ли не переходила на ультразвук, выговаривая ему всё, что думает, когда они уже были в гостиной их дома. Томас сидел на диване и почти не слушал её, раз за разом набирая номер Оливера, но его телефон был уже отключён.

— Прекрати меня игнорировать! — его мать выхватила телефон из рук и швырнула его в стену. Экран мигнул и погас, разбиваясь о выступающий тусклый светильник. — Ты не представляешь, как тебе повезло, что Стоун не стал писать заявление!

— Пиздец как повезло, — Томас с ненавистью посмотрел на мать, а после на телефон. Связь с Оливером была потеряна, и он мог думать только об этом.

— Томас! — уже одёрнул его отец, подходя ближе и смотря в его лицо серьёзно. — Надеюсь, на это была серьёзная причина?

Томас выдержал его взгляд и коротко ответил:

— Да.

— Иди спать, — отец покачал головой и опустился в кресло, потирая виски. Томас не стал спорить, уходя в свою комнату, но не смог уснуть и на полчаса этой ночью. В воскресенье родители не выпускали его из дома, мать даже взяла выходной в закусочной, следя за каждым движением, но Томас особо и не рвался никуда. Только изучил внимательно телефон, приходя к выводу, что тот безвозвратно сломан.

У него не было никакого плана. Ему просто нужно было найти пару сотен баксов, чтобы самому забрать Оливера и привезти сюда или к матери. Даже, может, к отцу. Куда угодно, но только подальше от этой блядской школы с её немецким.

В понедельник он шёл в школу полностью разбитый и потерянный, растерянный, не знал, что ему делать. И невзирая на запреты, закурил прямо на газоне перед входом в школу, не сразу реагируя на то, что к нему подошли Райли и Марк.

— Ты какого хрена творишь-то? Напал на Стоуна в его доме, — Марк выглядел не особо удивлённым, сколько хмурым. — У тебя вообще мозги-то есть?

У Томаса мозги были на месте, поэтому он повернулся к Райли и спросил:

— Дай мне двести баксов, отдам, как заработаю.

Глаза у той округлились, и она изумлённо спросила:

— Зачем тебе?

— Хочу съездить за Оливером, — не думая, ответил правду Томас. — Ну, так что?

— Прости, Том, но у меня нет столько. И родители мне не дадут такую сумму, если я им скажу, что мне нужно занять тебе. Особенно сейчас. После того, как ты… Ну, знаешь, — она скомкано закончила и отвела взгляд.