— Извините, Сережа, это клиент приезжал благодарить.

— Рекламная кампания?

— Пиарная, точнее. В областную думу прошел с нашей подачи.

— Вы убедили избирателей, что он, разъезжая верхом на полусотне тысяч баксов со свитой в четыре лба, будет свято блюсти интересы пенсионеров и сирот?

Ниоле его сентенция, кажется, не понравилась.

— Мы довели до сведения населения его положительные качества — хозяйственность и умение вести дела. А плохие расписали его соперники. Мы сделали свою работу лучше, и получилось то, что получилось. Не согласны?

— Вероятно, так. Взглянете на мою разработку вашей идеи?

— С удовольствием.

Она уже успокоилась, или это Сергей ее огорчил, но на его наброски она смотрела уже без улыбки, быстрым и цепким взглядом пробежавшись по листу.

— Вот если взять какую-нибудь гравюру, того же Дюрера, и вставить туда фото? В качестве эксперимента…

Она молчала, глядя на рисунок.

— У вас репродукций таких не найдется? Можно, конечно, в Сети найти, но если у вас есть определенные пожелания…

— Да, я поняла… Я поищу дома, отсканирую и передам по «мылу».

— Спасибо заранее. В пятницу мы подписываем договор…

— Уже? — подняла она на него глаза.

— Да. Сможете быть?

— Постараюсь.

Сергей увидел, что глаза у нее усталые, подсвеченные легкой синевой.

«Сволочь я, — с досадой подумал Сергей. — Девчонка целую фирму на себе тащит, родителей кормит, а я тут со своей щепетильностью. Сам-то за любой заказ цепляюсь… И брякнул я это от элементарной зависти к шикарной тачке этого борова. Я-то ей почти ничего заплатить не могу».

Но что сказать, чтоб загладить свою бестактность, Сергей так и не придумал, откланялся и ушел. Вечером он снова принялся за Ниолины изыски об обращении наготы в природе и нашел совершенно очаровательный абзац.

«Что Священное Писание говорит о раздевании?

Священное Писание трактует беганье в чем мама родила по-разному. Заметим, что грехопадение сопровождалось одеванием, а не наоборот. Это дает повод современным нудистам называть наготу «одеждой от Господа Бога». В Песне Песней нагота воспевается, а Иеремия, напротив, гневно, как это свойственно пророкам, обнаженку клеймит. Вероятно, юная Саломея танцевала перед старым греховодником Иродом тоже не слишком одетая, и здесь мы видим признаки использования наготы как средства политического давления».

«Эко завернула, умница… А самой сыграть в моей фотодраме Саломею?!»

Похоже, желание снять Ниоле нагишом стало превращаться для него в навязчивую идею.

«А почему нет? Она изящна, хорошо сложена, хоть и невысокая, а личико и волосы — просто чудо… На мохнатой шкуре у камина… В теории-то она сильна. Пусть на практике себя покажет».

Шкуры у Сергея не было, а вот камин, как это ни удивительно, был. Приятель, уступивший ему почти бесплатно эту студию, сам отреставрировал старинный камин, который, по его утверждению, даже давал тепло.

«Вот в наказание, что девушку обидел, завтра пойдешь и будешь работать трубочистом», — сказал Сергей самому себе.

От этого зудящая совесть чуть поутихла.

Утром Сергей действительно отправился в студию, где не был уже две недели, — на пятом этаже дома постройки начала века, где все квартиры были переделаны под новорусские стандарты. Надо полагать, дымоходы там действовали. В качестве растопки для камина были принесены умыкнутые с мусорки детали старой мебели — хорошее, сухое дерево.

В студии было более чем свежо.

«Заодно прогрею помещение… Марток — сто порток… Господи, Восьмое марта же на подходе! — мысленно хлопнул он себя по лбу. — Мамку не забыть поздравить… и Саломею надо бы… чем-то удивить».

Хорошо разгоревшийся огонь слегка ободрил Сергея — тяга была отменная, с реактивным гудом. Свет он не включал из экономии, солнце в окна еще не заглядывало, и оранжевые сполохи приятно разогнали не только хлад, но и сумрак пристанища одинокого художника.

Ковыряясь в остатках быстро сгоревших дровишек, Сергей почему-то мысленно сравнил себя с нелепым морским птицем, кажется, так и называвшемся — глупыш. Тот собирал камешки на берегу, выкладывая неказистое гнездышко, и ждал подругу — глупышку, которая раскрыла бы ему свои пуховые объятия.

Вот он тоже сидит и ждет, что с небес к нему, мягко помахивая лебедиными крыльями, спорхнет муза, прелестно нагая и рыжеволосая… И тут же, перед камином, на тигриной шкуре откроет ему нежные объятия… В куртке на вешалке заверещал мобильник. Сергей рассмотрел номер. Ниоле!

«Я ей нахамил, а она вот звонит…»

— Да, Ниоле, здравствуйте.

— Добрый день. Я передала вам на компьютер кое-что. Посмотрите. Что-то ваш домашний не отвечает.

— Уже? — искренне обрадовался Сергей. — Спасибо огромное. А я в своей фотостудии — камин возжигаю.

— У вас там камин? — Голосок у Ниоле был радостный.

— Да, есть, причем не новодел, а старинный и действующий. Если возникнут идеи по использованию в наших общих целях, готов заслушать и воплотить.

— А когда вы вообще намерены… воплощать?

— Да я, если вы заметили, уже понемногу воплощаю. А непосредственные съемки… Ну, подпишем бумаги, получу аванс, потом праздники пройдут, и можно приступать к отсъемке материала. Рассиживаться не буду. Я слишком долго этого ждал.

— Понятно. Спасибо, что поделились. Я скорректирую свои планы. Позвоните мне вечером домой?

— Буду счастлив.

Они распрощались.

«Не слишком я резвился? Она же девушка со вкусом, воспитанная… Черт, мотает меня, как цветок в проруби».

Студия от дровишек из сумки не прогрелась, кажется, ни на градус. Епитимья с чисткой дымохода состоялась лишь по минимуму.

«Надо сделать выводы», — сказал себе Сергей и поспешил домой смотреть присланное музой.

Из того, что отказала ему Ниоле, больше всего ему понравился совсем короткий абзац, дававший, однако, большой простор творческой фантазии.

«Не следует думать, что подданные обнажались только ради королей-мужчин. Королева-девственница Елизавета I Тюдор обожала, прогуливаясь в саду, застать там какую-нибудь пикантную сценку по античному или мифологическому сюжету, причем одеты «нимфы» и «боги» были очень легко. Впрочем, сексуальные пристрастия Рыжей Бесс вошли в историю своей, мягко говоря, странноватостью».

«Вот ты, рыжая, и попалась! Попробуй теперь отказаться от роли королевы-девственницы! Одетой ты сфотографироваться не откажешься… Тем более в робе семнадцатого века… Сколько там стоит прокат маскарадного платья?»

В половине восьмого Ниоле еще была на работе. Сергей спросил, может ли она его выслушать.

— Я правильно воспринял информацию о Рыжей Бесс?

— М-м, не улавливаю…

— Мне кажется, вы сами хотите сняться в роли Елизаветы. Нет?

— Ох, ну что за чушь…

— А почему чушь?

— Все должны делать профессионалы.

— Ой, о девушках моих так не надо! Чего они могут в свои восемнадцать — двадцать? Их просто руками возводить надо! А когда профессионализм приходит, данные уходят. И от вас ничего не требуется. Просто надеть платье эпохи Тюдоров…

— Господи, а платье-то я вам где возьму?!

— А это не ваша забота! Просто волосы рыжие и глаза зеленые дома не забудьте.

— Ой, да нет… Это у вас фантазия разыгралась.

«У меня, если честно, еще и не то разыгралось», — подумал Сергей, но говорить об этом не стал.

— Подумайте, Ниоле, вы лет эдак через сорок будете показывать эти снимки внукам…

— Вон вы куда заглянули!

— На то я и художник, чтобы быть прозорливцем. Ну, соглашайтесь. Это будет решение с точностью до наоборот. Во всех сюжетах в рисованные интерьеры вставим фото наших прелестных моделей, а вы — королева — наоборот, будете среди рисованных сатиров с хищными мордами. Да наши альбомы будут разбирать как горячие пирожки!

Ниоле не отвечала, но Сергей слышал, как она дышит в трубку.

«А, — злорадно заурчало у него внутри, — засомневалася ужо девочка…»

— Нет, это несерьезно и несолидно.