…Успокоились и заснули они далеко за полночь, а может, к утру. Проснулся Сергей, когда уже светало.

«Ох, ну я и расстарался… Равноденствие с новолунием. Луна подшутила над своими водными детьми. Да, мы с Ниоле оба водяные знаки… Хорошо сочетаемся. Кстати, а где она?»

Ниоле спала, свернувшись клубочком у него за спиной. Будить ее Сергею не хотелось — это ж он утомил ее, заставляя разделить с ним его греховные желания. Бедная девочка так жалобно попискивала, стонала, опять была пряно-соленой от этих своих трогательных слез… Он смотрел на Ниоле через плечо, потом осторожно прилег, но тут Ниоле завозилась, чуть прокашлялась и тихо сказала: «Доброе утро».

— Доброе утро, бельчонок.

— Времени сколько?

— Семь, — соврал он.

— В восемь разбуди меня.

— Хорошо. Спи.

Сергей повернулся к ней и поцеловал в височек, отведя ее растрепанные медные кудряшки носом, поскольку руки у него были заняты.

«Пусть поспит полчасочка. Скажу, что задремал и пропустил время».

В полдевятого он встал и пошел варить им кофе. В комнате послышалась возня восставшей с любовного ложа Ниоле.

— Как времени-то много! — воскликнула она, пробегая в ванную. — А чего ты меня не разбудил? — недовольно пробурчала она, садясь у столика.

— Да успеешь ты на свою фирму.

— Домой заехать надо.

— Пусю выгулять?

— Переодеться.

— Не можешь в одном и том же два дня подряд прийти? — чуть насмешливо заметил Сергей.

— Не могу, — запальчиво произнесла она, грея ладони о кружку. — Каждая, даже самая бедная женщина должна иметь два платья и менять их через день. Чтобы никто не смел подумать, что она не ночевала дома.

— Чего-чего?! — засмеялся он. — Кто здесь это говорит? Это что за гнусное притворство?

Ниоле тоже засмеялась.

— Ну что поделаешь. Приходится, — виновато пожала она плечами.

— А чего ты боишься? У меня серьезные намерения. Я хотел получить тебя, и я получил.

— Ну, — она нацелилась на бутерброд с сыром, — пока не совсем.

— Почему? Все, чего я хотел, я добился. И ты, кстати, вольно или невольно сама мне помогала.

Сергею было страшно приятно стоять посреди своей кухни и свысока наблюдать, как Ниоле, аккуратно, как домашняя кошечка, лопает приготовленные им канапе. Ест из его рук.

— Это как?

— Ну, как… Сначала судьба послала мне твою дискету, потом тебя. Потом ты помогла мне с девушками. Когда я захотел получить тебя как модель, подсказку я опять же нашел в твоем исследовании.

— Не поняла? — Ниоле положила надкусанный бутерброд назад на тарелку.

— Ну, там же написано, что повсеместно не принято стыдиться наготы перед своими любовниками, супругами и так далее… — Сергей сел к столу и поднес чашку ко рту.

— Ну? — требовательно произнесла Ниоле.

Ее светло-русые брови сошлись на переносице, губы сжались до белизны. Сергея это насторожило.

— Что — «ну»? Чего ты напряглась? Все так и произошло, как ты писала. Я хотел, чтобы ты позировала мне голышом, но ты перестала стесняться только после того, как мы стали близки.

Ниоле поставила кружку на стол и подняла на него немигающие, какие-то высохшие от гнева и возмущения глаза.

— То есть ты затащил меня в постель только для того, чтобы потом раздеть перед камерой?

— Господь с тобой, Ниоле! Что ты говоришь?

Их разговор совершенно неожиданно свернул в странное русло, в какое-то негостеприимное каменное ущелье и понесся, недобро урча, в свинцовую тьму.

— А как я еще должна понимать твою «откровенность»?

— Во-первых, мы взрослые люди и никто никого никуда не тащил. Во-вторых, это же естественно.

— Что «естественно»? — начала подниматься из-за стола Ниоле.

— Что я снимаю свою девушку — голой, одетой, — а девушка помогает мне в работе. Что с тобой, я не понимаю?

Сергею показалось, что пол под его ногами начинает вибрировать, и все по нарастающей, и вот-вот начнут рушиться стены.

— Зато я теперь понимаю…

Ниоле вскочила, бросилась в комнату и стала собирать разбросанные там и сям вещи, бросая в сумку косметичку, органайзер, телефон.

— Значит, все это… — она потыкала пальцем в сторону неубранной постели, — было просто частью твоего бизнес-плана, да?

Сергей, выскочивший за ней в комнату, оторопело наблюдал, как Ниоле мечется по комнате рассерженно фыркающей белкой.

— Никакой не частью. Это не следствие и причина. Это две стороны наших отношений. Мы вместе работаем и вместе спим. Разве это не идеальный вариант?

— Для меня — нет.

Она бросилась в прихожую и, прыгая на одной ноге, стала обуваться.

— А что для тебя идеальный вариант?

— Теперь это уже не важно.

Она метнулась, едва не сбив Сергея с ног, назад в комнату, схватила с компьютерного столика дискету «Ниоле-3», сунула в карман куртки и вылетела в прихожую. Несколько секунд Сергей слышал, как она крутит замок, но ничего не предпринимал, поскольку не мог двинуться с места. Ниоле, наконец, справилась с дверью, и Сергей услышал, как она вышла, но тупо стоял, пока по ногам не потянуло холодом.

Сергей молча пошел и закрыл дверь за Ниоле.

«А что это вообще было?» — пытался он собрать испуганно разбежавшиеся мысли.

Он вернулся в кухню и вдруг как-то особенно явственно увидел недоеденный Ниоле бутерброд. Еще час назад все было так хорошо… А он начал нести какую-то самодовольную чушь, и Ниоле неверно ее истолковала… Вообразила невесть что, обиделась и сбежала.

«Ну, то, что между нами все кончено, она же не говорила», — неуклюже стал утешать себя Сергей, а какое-то гадкое чувство подсказывало, что так оно и есть. Все кончено.

Он промаялся досадой до обеда, потом позвонил Ниоле. Ее секретарь Лена после паузы ответила, что Ниоле Павловна просит его больше не звонить. Сергей взялся за компьютер и написал ей коротенькую, в опасении, что могут прочесть сотрудники, записочку.

«Ниоле, ты все неправильно поняла и неверно истолковала. Ты нужна мне во всех видах и проявлениях. Позвони. Мне без тебя плохо. Сергей».

Мама рассказывала ему, что его отец, бывший порядочным гуленой и пару-тройку раз уходивший из семьи, покупал себе прощение этой фразой: «Мне без тебя плохо».

«Любовь-морковь — это все ерунда. Но когда мужчина говорит, что ему плохо, — вот где подвох для женской стойкости».

Через некоторое время Сергею действительно позвонили, но это оказался заказ на выездную съемку. Вздохнув, он принял приглашение.

«Хоть отвлекусь… И заработаю».

Несколько дней Сергей был занят. В середине следующей недели ему позвонили домой.

— Это Сергей? — спросил незнакомый мужской голос. — Нам бы у вас мебель забрать. Вы когда у себя будете?

— Какую мебель? — опешил Сергей и вдруг вспомнил, что у него в студии стоит Ниолина псевдостарина.

Договорились, что вещи вывезут на следующее утро.

Студия показалась ему огромной, неуютной и чужой. Приехали грузчики, не те, зеленые, а другие, серые, вынесли стулья-диваны. Ниоле исчезала из его жизни неотвратимо — как вода просачивалась сквозь пальцы.

В офисе ее к телефону не звали. Дома тоже никто не снимал трубку, ни вечером, ни утром. Сергей попытался зайти в офис. Его не пустил охранник. Сергея начинало злить упрямство Ниоле. Ничего плохого он ей не сделал… Ни в чем не виноват… Что это — «испытание верности»? Или ее уязвленное самолюбие? Не ожидала, что ее собственное творение поможет ему заполучить ее с головой? И со всем остальным… Как выпросить у нее прощение?

Гудящая пустота, образовавшаяся после ухода Ниоле, неукротимо расползалась, захватывая все больше пространства его жизни. Работать или просто существовать становилось все труднее. В конце второй недели после их ссоры Сергей обнаружил, что около рта у него наметилась морщина. Ниоле надо было вернуть во что бы то ни стало. Но как?

«А что наш теоретик пишет по этому поводу?» — задался Сергей вопросом и открыл заветный файл.

«Вообще, нагота — она как алкоголь. Хозяйки знают — добавишь в сладкое капельку коньяка, и вкус резко обостряется. Нагота, добавленная к любому событию, гарантирует больший общественный резонанс. Она же, присоединенная к наказанию, усиливает воспитательный эффект.