Нужно ли говорить, как рвались мы все вперед, на далекий север, как хотелось нам, чтобы наш старичок корабль делал не 10 узлов (узел – морская миля – 1 3/4 версты. Идти 10 узлов – значит идти со скоростью 10 миль в час. – Прим. авт.) – из-за противного ветра мы шли пока под парами, – а 15–20! Но, увы, на другой день, благодаря засвежевшему за ночь ветру, мы подвигались уже с трудом, со скоростью 3–4 узла и идти прежние 10 казалось нам счастьем. Затем стало еще хуже. Ветер зашел (ветер «зашел» – значит, что он стал более противным относительно курса корабля; «отошел» – наоборот. – Прим. авт.), и так как слабой машине «Крейсера» стало не под силу выгребать против огромной океанской зыби, мы вступили под паруса, а вследствие этого пришлось изменить курс и идти на West, в сторону от желаемого направления. 7-го курс несколько исправился – ветер отошел; 8-го погода стихла совершенно, и мы вступили под пары. 9-го, после полудня, задул попутный ветер; этим сейчас же воспользовались: поставили все наличные паруса и до вечера следующего дня шли очень недурно.
К ночи 11-го начало свежеть; ветер заходил, и все предвещало близкий шторм. 12-го и 13-го – шторм. Двигаться к цели стало совершенно невозможным, и «Крейсер», под самым ограниченным числом парусов, несся куда-то на SO. В 4 ч дня решено было испытать последнее средство – лавировать под парами и парусами, чтобы хоть сколько-нибудь подвигаться вперед. Перебой винта был страшный, крейсер до самой фок-мачты зарывался в налетавшие волны, но все же мы шли теперь более или менее к цели, со скоростью 4–5-ти узлов и были довольны. Так прошли два дня, в течение которых ветер не унимался, и лишь в ночь на третьи сутки погода начала успокаиваться; мы легли на настоящий курс и вечером, 16 февраля, встали на якорь на рейде города Виго.
Если я скажу, что в Виго испанцы встретили нас радушно, я буду не прав, – они нас прямо-таки чествовали. «Крейсер» с его экипажем был здесь хорошо известен, так как каждый год посещал Виго и простаивал подолгу в его чудной бухте, столь удобной для всевозможных рейдовых учений. За этот поход мы простояли здесь с половины сентября до половины ноября, причем местное население относилось к нам как нельзя лучше. Теперь нам были особенно рады. Местные власти ничего не имели против того, чтобы «Крейсер» принял полный запас угля и припасов; газеты выпустили по нашему адресу приветственные статьи, в которых упоминались по фамилиям все офицеры корабля, с самыми неожиданными и лестными подробностями частной жизни каждого, а фантазия одной – «Noticiero de Vigo» – дошла до того, что она поместила кроме всего прочего заметку, что к «Крейсеру», по приходе его в Россию, присоединятся еще два таких же корвета, находящихся пока в постройке, и сформированная таким образом дивизия предназначена для совместных операций на Дальнем Востоке.
Почтенная газета была по-видимому не высокого мнения о наших морских силах! На берегу, куда ни покажешься, – приветствия, рукопожатия, крики «evviva Russia». В кафе, куда мы зашли вечером, публика потребовала русский гимн, появилось шампанское и полились длинные речи на испанском языке, со всевозможными пожеланиями. Пришлось отвечать тем же; но каково же было наше удивление, когда, желая заплатить за выпитое, мы услыхали в ответ, что от нас денег не возьмут, так как все уже уплачено! Наш уход из Виго был назначен на 19 февраля. За три дня стоянки были пополнены запасы по всем частям и сделаны исправления повреждений, причиненных последним штормом, и теперь все с нетерпением ждали съемки с якоря, так как было известно, что командиром получена какая-то телеграмма из России, содержание которой он хотел нам сообщить лишь по выходе в море.
Стоял ясный, тихий день. Теплые лучи солнца ярко освещали живописно расположенный город, с господствующей над ним цитаделью; с одной стороны его тянулись цепи гор, теряясь в прозрачной дали, с другой – расстилался безмятежно дремлющий залив, сливаясь за горизонтом с ласковым голубым небом. Было довольно холодно, но, благодаря тишине воздуха и припекавшему уже солнцу, этого не ощущалось. Со всех сторон крейсер был окружен шлюпками, полными народа, выехавшего на рейд сказать нам свое прости, – на некоторых была музыка. Когда, подняв якорь и медленно развернувшись, мы направились к выходу, вся масса шлюпок двинулась за нами; заиграла музыка, раздались восклицания и напутствия, отчетливо раздававшиеся в ясном воздухе. Затем, понемногу шлюпки стали отставать одна за другой и вскоре остались все позади, в полосе дыма, выбрасываемого из трубы прибавившего ход крейсера; с них долго еще махали платками и шляпами. Наконец все исчезло, и, пройдя остров, замыкающий бухту, крейсер вышел в океан.
Содержание телеграммы, полученной в Виго на имя командира, было следующее: японцы купили в Англии 10 миноносцев, готовых выйти на Восток, – начальство предупреждало нас об этом, так как мы могли повстречаться с ними в Английском канале. Основываясь на телеграмме, командир решил не заходить в Шербур, находящийся так близко к портам, где укрывался неприятель, могущий нас подстеречь и атаковать, а идти прямо в Христианзанд, в случае же нехватки угля зайти по дороге в какой-нибудь голландский порт. На всякий же случай мы зарядили все свои орудия и роздали команде ружья и патроны, с которыми они не расставались.
Наступила ночь, светлая, лунная. «Крейсер», слегка покачиваясь, шел свои 10 узлов, рассекая серебристую поверхность океана. Вахтенное отделение, пользующееся обыкновенно такими тихими ночами, чтобы подремать, примостившись где-нибудь на палубе, теперь оживленно разговаривало о войне, о встрече с миноносцами, которой все жаждали. Тогда мы были еще так слепы и уверены в себе, что думали, что храбрость и отвага все, что враг не страшен, а смешон. «Ваше благородие, да нешто это люди, – говорил мне как-то боцман, бывавший в Японии, – да их на одну руку семь штук пойдет», – и он презрительно смеялся… Я зорко вглядывался теперь в сверкающую даль: не покажутся ли где-нибудь подозрительные дымки, не вынырнет ли из-за гребня волны низкий корпус миноносца? Но все было тихо и спокойно, и ничего, кроме громоздящихся волн, не было видно на таинственном горизонте.
На другой день засвежело, но ветер был попутный, и, чтобы сэкономить уголь, мы вступили под паруса, продолжая делать свои 10 узлов. Потом нам опять не повезло: ветер зашел справа, что вместе с течением из канала сильно сносило нас к West, в сторону от входа в него, и, наконец, 22-го погода разразилась новым штормом от Ost и крейсер все несло да несло в океан. 23-го, получив свое место на карте, мы увидели, что для нас теперь почти одинаково – идти ли к берегам Норвегии Английским каналом или обогнув острова Великобритании. Последний путь имел за собой ту выгоду, что по западную сторону островов мы должны были встретить попутный SSW, господствующий здесь в это время года, а также и попутное течение Гольфстрим. С другой стороны, войти в канал при свирепствующем Ost'овом ветре – было немыслимо, и нам пришлось бы выжидать – пока он стихнет; кроме того, противное течение замедлило бы здесь и без того не блестящий ход нашего корабля.
В виду всего этого решено было избрать первый путь, и вечером 24-го, пользуясь некоторым затишьем, мы легли на север. Действительно, на вторые сутки оправдались и обещанный ветер, и течение, а, кроме того, благодаря действию последнего, потеплело в воздухе и настала прекрасная погода. Теперь мы шли под парами и парусами, 12–13 узлов, и утром 28-го уже вышли в Немецкое море, пройдя между северной оконечностью Шотландской группы и островом Fair. Негостеприимно встретило нас Немецкое море! Не прошло и двух часов, что крейсер вышел из теплых вод Гольфстрима, как температура понизилась на 12 градусов; к ночи нашел туман, скрывающий от глаз маяки Норвежского берега, и термометр упал ниже нуля. Мы шли ощупью, и, не имея возможности что-либо различить во мгле, должно быть, прошли Христианзанд. Наконец, 1 марта, подойдя близко к датскому берегу и считая дальнейшее движение вперед не безопасным, в 1 ч дня отдали якорь на 10-саженной глубине, по счислению, вблизи мыса Скаген. И действительно, когда через три часа прояснилось, мы увидели Скагенский маяк в 5 милях от якорного места. В полночь снялись с якоря и в 4 ч дня 2 марта пришли в Копенгаген.
