— Иррациональность является единственной человеческой константой, которую я в состоянии различить. — Эта почти-улыбка вернулась. — Возьми O'Kейнов в Секторе 4. Их мир разрушен, но они все еще развлекаются. Может быть, единственной истинной человеческой константой является то, что, как у биологического вида, у нас нет никакого представления о безвыходной ситуации?
— Верно. И они были правы, не так ли? Мы все еще здесь.
— До сих пор. — Эшвин рассеянно потер большим пальцем по сдвоенным штрих-кодам, темнеющим на его запястье. — Я не обладаю многими из черт, которые замечаю у людей, но я понимаю одно. Я никогда не встречал солдата Махаи, который мог бы представить себя в безвыходной ситуации.
— Человеческая природа, — пробормотала она.
— В таком случае, это делает нас менее человечными, или более?
— О, я бы сказала, такими же людьми, как и все остальные. — С возможностью иметь те же сильные и слабые стороны, надежды и мечты. Радость и боль. — Ты собираешься на поминки?
— Да. Гидеон попросил меня присутствовать.
Риос не особо стеснялся, подталкивая Эшвина и Кору друг к другу, но поминки Джейдена планировались как торжественное мероприятие. Священное. И сводничество было бы последним, что у него должно быть на уме.
— Как ты думаешь, Гидеон будет просить тебя остаться в Секторе 1?
Прошло почти двадцать секунд напряженного молчания, прежде чем Эшвин кивнул.
— Большинство лидеров Сектора сделали бы это. Я — грозный союзник.
То, что хотел Гидеон, и то, что позволила бы База — разные вещи.
— Не захочет ли командование вернуть тебя обратно? Сейчас, когда дезертиры уничтожены?
— Ты их знаешь. Как ты думаешь, что бы они ответили, если бы я сказал им, что Гидеон Риос хочет, чтобы я остался в его поместье?
Они бы не упустили возможность сформировать альянс. Они не могли позволить себе упустить такой шанс, не сейчас, когда Гидеон имел доступ к другим лидерам Секторов и ко всей их информации, важной или нет.
— Я думаю, что… — Кора немного помялась, прежде чем решительно продолжить, — они бы ожидали результат инвестиций своих ресурсов. И это может быть опасным для тебя.
Его брови чуть заметно изогнулись в иронии.
— Если я покину Сектор 1, они могут дать мне еще более неприятное назначение. Это моя жизнь, Koрa. Это моя работа.
Это была та часть, которая пугала ее больше всего.
— Это твоя работа, — согласилась девушка. — Вопрос в том, насколько хорошо ты ее делаешь?
— Я использовал краденую технологию беспилотников и разоблачил нашу систему отслеживания изотопов перед заместителем Гидеона Риоса. — Малхотра усмехнулся. — До сих пор, кажется, я не сделал ничего хорошего.
Еще одна натянутая, пустая улыбка. Кора вздрогнула, чуть не выронив зажим.
— Ты не сделаешь ничего такого, что причинит им боль. Обещай мне, Эшвин!
Усмешка исчезла. На этот раз, мужчина поднял руку и, обхватив мозолистыми и шероховатыми пальцами теплую щеку Коры, мягко погладил ее кожу.
— Их боль причинит тебе страдания. Ты должна верить, что я приложу все усилия, чтобы избежать этого, в том числе измены. Снова.
Кора потерлась щекой об его руку, испытывая потребность в ласке, прежде чем спохватилась.
— Спасибо.
— Не благодари меня. — Его большой палец прочертил маленький, дрожащий круг на щеке девушки. — Я не хороший человек, Koрa. И ты не должна быть благодарной за то, что я не причиню тебе вреда.
Что обычно удерживало людей от причинения вреда другим? Это нравственность. Или попросту говоря, эмоции. И он провел так много времени, говоря ей, что причина не в этом. Не для него.
— Я благодарна в любом случае.
— Хорошо. — Эшвин коснулся ее в последний раз, прежде чем снова опустить руку. — Я должен позволить тебе закончить. Нас обоих ждут на поминках.
— Верно.
Коре все еще нужно было в полной мере оценить ущерб ранения и начать процедуру регенерации, пройти через кропотливый процесс восстановления поврежденных тканей…
И сейчас у нее в голове все смешалось не только от откровений, но и от возможностей. Если Эшвин собирается остаться здесь, если он собирается придерживаться намеченного…
Нет. Она постаралась отключиться от мыслей, заставляя себя сосредоточиться на работе своих рук. Кора не могла позволить себе отвлекаться на вопросы о зыбком будущем, а не о реальном прошлом, о том, что было между ними.
На карту поставлено гораздо больше, чем его здоровье.
Речь шла о ее сердце.
«««§» ««
Эшвин привык к дискомфорту технологии регенерации.
Он даже не мог вспомнить, когда в первый раз испытал это. В хронологии самых ранних воспоминаниях было довольно трудно разобраться, но ему было не больше шести или семи лет. Неудачное падение или драка с другим подготовишкой привели к этой первой поездке, во время которой он смог увидеть врачей в белых халатах.
Вынужденный рост новых клеток причинял боль. Гражданским лицам всегда предлагали какое-нибудь обезболивающее, но на Базе хотели, чтобы их солдаты Махаи развивали терпимость к боли с ранних лет. На протяжении многих лет Эшвина так часто отправляли обратно в госпиталь, что врач однажды пошутил, мол, у него не осталось из собственных натуральных клеток ни в одной из частей тела.
Технология была новой. И незабываемый взгляд Эшвина вылечил врача-балагура от попыток шутить с солдатами Махаи.
Koрa всегда отличалась от них. Его пустой, невозмутимый взгляд никогда не мешал ей рассказывать анекдоты, как и протоколы Базы никогда раньше не останавливали от попыток делать все возможное, чтобы смягчить его боль.
Здесь, в Секторе 1, девушка была свободна от холодных правил и ограничений Базы. Под защитой Гидеона, и с его поддержкой, ее умение процветало.
Нежная боль оказалась единственным сувениром, который принесла пуля, попавшая в плечо. Эшвин прикоснулся к месту ранения, когда одевался, не понимая, почему новая кожа настолько чувствительна. Может быть, предчувствие? Возможно, предвкушение. Он мог представить, как Кора прикасается к нему в этом месте, как ее брови озабоченно хмурятся. Кончики пальцев прослеживают границы вновь исцеленной кожи, как они делали это десятки раз. Никакого безразличия и отстраненности. Всегда нежность и забота.
И теперь он знал, как звучит ее голос, когда она кончает.
При всем своем незнании социальных обычаев, Эшвин прекрасно понимал, что это неподходящая мысль. Кроме того, было недопустимо, когда его взгляд как магнитом притягивало к противоположной стороне семейного Храма Риос, где между Мариселой и главной жрицей стояла Koрa. Ее голубые глаза были устремлены на Гидеона, пока он восхвалял Джейдена, и слезы стояли в этих глазах, смачивая ресницы.
Было неуместно представлять ее в экстазе, но это было предпочтительнее, чем душераздирающий спазм в груди, когда он видел ее боль. Не было никакого врага, с которым бы можно было сражаться в этом случае. Невозможно было предпринять никаких действий. Ни одна пуля не заставит держаться от нее подальше.
Ее горе было бесплотным врагом, против которого Эшвин был бессилен.
Девушка на доли секунды подняла взгляд на него, потом склонила голову, и скопившиеся слезы хлынули по ее щекам.
Эшвин отвернулся. Он отвлекал себя пересчетом мышц, которые заставляли его пальцы сгибаться. Поверхностный сгибатель пальцев. Глубокий сгибатель пальцев. Длинный сгибатель большого пальца…
Приглушенный шум женских голосов привлек его внимание. Эшвин перевел свой взгляд — вовремя, чтобы увидеть, как подпоясанные веревками послушницы направляются в сторону Гидеона. Рядом с ним была нарисована фигура Джейдена, украсившая потемневшую оштукатуренную стену. Одна за другой девушки целовали кончики пальцев и прижимали их к рисунку. Потом последовали сестры Гидеона, и следом за ними Koрa. Пальцы девушки дрожали, когда она осторожно коснулась стены.