Что характерно, все трое делали это совершенно безвозмездно, ничего не требуя взамен, за что несчастный заключённый был им искренне благодарен.

Благодаря этой небольшой помощи Палый Лист стал выглядеть и чувствовать себя лучше. Конечно, постоянная слабость никуда не делась, но она стала хотя бы переносимой. Юноша и не догадывался, что будь с ним любящий супруг, всё было бы гораздо легче, а так малыш был вынужден использовать только его энергию и дар.

Так продолжалось два месяца. Палого Листа бросили в темницу и словно бы забыли о нём. Он и не догадывался, что это была обычная тактика жрецов – отправить жертву в невыносимые условия, дать испытать ужас и отчаяние, а уже потом, «дозревшей», вызывать на допрос, чтобы притворным сочувствием и ласковыми словами заставить признаться в несуществующих преступлениях и оговорить других. Обычно с неопытными юношами его возраста такая тактика сбоев не давала, не заставляя жрецов прибегать к особым методам допроса – так они скромно именовали пытки. Нет, жрецы Небесной Благодати не были садистами и особые методы допроса применяли с неохотой, сокрушаясь и скорбя о закосневшем в своих заблуждениях еретике. Мало кто мог выдержать особые методы и не сломаться, а уж кто не ломался – для тех существовала Ловушка Заблудших, за крепкими стенами которой нераскаянный еретик исчезал навсегда.

Да, Палый Лист ничего не знал о методах добрейших жрецов, но он понимал, что просто так его никто не отпустит, и томился неизвестностью, единственной его отдушиной были разговоры с неродившимся малышом. Он чувствовал любовь крошечного существа, и это помогало ему держаться.

Ровно два месяца спустя после ареста двери камеры Палого Листа разомкнулись, и вошедший тюремщик сказал:

- Собирайся. Тебя желает видеть брат Иммаир. Расскажешь ему о своих заблуждениях.

Палый Лист молча последовал за тюремщиком. У него было такое чувство, что его уже ведут на казнь. Он ожидал чего угодно – брани, пыток, насилия… Но только не того, что увидел.

Тюремщик помог ему подняться по высокой крутой лестнице, и впервые за два месяца Палый Лист оказался в чистой просторной комнате, которую ярко освещали солнечные лучи. Под ногами его оказался мягкий пёстрый ковёр, тюремщик подвёл его к удобному креслу и довольно мягко усадил в него. Кресло стояло напротив большого стола, за которым, в таком же кресле сидел добродушного вида ещё молодой Гортан с длинными волосами, собранными в хвост и пронзительными умными глазами, полускрытыми стёклами круглых очков. Гортан был одет в тёмно-синюю мантию с белой опушкой и белым же капюшоном, сейчас откинутым назад, на груди его, на золотой толстой цепочке висел разделённый круг, перечёркнутый молнией – символ жрецов Небесной Благодати, посвятившим свою жизнь не молитвам, а борьбе с ересью.

На столе не было ни плетей, ни игл, ни каких-либо атрибутов, с которыми братья-жрецы при случае управлялись весьма ловко, наставляя еретиков на путь истинный, зато стояла ваза с фруктами, кувшин со свежесваренным бодрящим напитком совершенно удивительного аромата и несколько тарелочек с сырными лепёшками, печеньем и пирожками.

Палый Лист сразу же понял, что перед ним не простой жрец-дознаватель, а кто-то из высших чинов, и испугался. Неужели его преступление в глазах жрецов столь велико? Или такой странный приём обозначает, что жрецы решили объявить его невиновным?

- Здравствуй, заблудшее дитя, - сказал жрец. – Меня зовут брат Иммаир, а ты ведь у нас…?

И он назвал Палого Листа по имени.

Палый Лист подтвердил, что его зовут именно так. Он вновь почувствовал слабость и дурноту, к тому же ароматы хорошей, вкусной еды подействовали на него не лучшим образом. Впервые за долгое время юноша почувствовал мучительный голод. Жрец, взглянув на него, тонко улыбнулся и заметил:

- Если ты голоден, дитя, то можешь вкусить еды и питья. Извини, что тебя не призывали ко мне так долго, но, увы, все наши братья заняты молитвами и неустанной борьбой с ересью. Но я думаю, что мы с тобой сможем разрешить то небольшое недоразумение, что с тобой произошло ко взаимному удовольствию.

Палый Лист с трудом удержал руку, которая потянулась к вкусной еде. Почему-то ему казалось неправильным брать что-либо у этого жреца, какое-то смутное ощущение опасности не позволяло принять слова брата Иммаира на веру. И он тихо ответил:

- Я готов ответить на все ваши вопросы, брат Иммаир. Но можете задавать их прямо сейчас – я не голоден.

Жрец отечески улыбнулся, кивнул и стал расспрашивать Палого Листа о книгах, найденных в доме. Но юноша, предполагая, о чём его будут спрашивать, твердил, что совершил ошибку, купив запрещённые книги в Книжном ряду рынка. И что купил он их за бесценок у неизвестного мужчины, сильно припадавшего на правую ногу и закутанного в плащ с накинутым капюшоном, так что он, Палый Лист, не разглядел ни лица, ни фигуры продавца. А в своих заблуждениях он искренне раскаивается и готов понести наказание.

Лицо жреца осталось спокойным, лишь глаза заледенели, и он заявил:

- Жаль мне тебя, юноша, вижу, что в ереси ты закоснел и не желаешь сказать правду.

- Но я уже сказал её… - прошептал Лист, полный решимости не выдавать любимого Янгиля.

- Что же, - сокрушённо покачал головой жрец, - ты сам сделал свой выбор. Идём же, я покажу тебе, что ждёт тебя, ежели ты продолжишь упорствовать. Лишь неизречённая милость Небесной Благодати не позволяет мне сразу же применять жёсткие методы к столь юному существу.

И брат Иммаир встал из-за стола и поманил Палого Листа за собой. На негнущихся ногах юноша последовал за жрецом, а тот, подойдя к стене, провел по ней рукой. Часть панели отъехала в сторону, и за ней обнаружилась дверь, которую и распахнул жрец, ещё раз поманив юношу за собой.

Палый Лист подошёл. За дверью обнаружилась просторная комната с толстыми стенами и без единого окна. Тем не менее, комната была ярко освещена большим количеством светильников, и разглядеть её можно было во всех подробностях.

На противоположной стене, на особых крючьях, были развешаны начищенные до блеска клещи, свёрла, большие и малые иглы с ручками, какие-то приспособления, напоминавшие маски с трубками, пилы, долота… и много ещё чего, о чём Палый Лист не имел ни малейшего понятия. Справа, у стены, стояла низенькая лавочка, а рядом с нею жаровня на ножках, полная тлеющих углей, слегка подёрнутых пеплом. Рядом с лавочкой стоял столик, на котором в большом порядке были расставлены какие-то баночки, иглы разных размеров, щипчики, соединённые друг с другом кольца с винтами. Кольца были разной толщины: от совсем маленьких – на палец, до довольно объёмных, которые можно было нацепить на запястье или лодыжку. Там тоже предметы непонятного предназначения, от одного вида которых у юноши по спине потёк холодный пот. Слева у третьей стены стояла лавка с вделанными в неё кольцами и отходящими от них цепями. Другие цепи разной толщины лежали в углу, свёрнутые в аккуратные клубки. Над лавкой же строго по ранжиру были развешаны плети и кнуты весьма зловещего вида. Самым толстым, пожалуй, при должном замахе можно было даже перебить руку или ногу.

Наконец, в центре комнаты находилось что-то вроде стола с валиком в изголовье, на валик была намотана толстая верёвка, которая тянулась к металлическим кольцам, вделанным по четырём углам стола. Рядом со столом на странном постаменте стояла железная клетка, повторявшая очертания стоящей фигуры. Изнутри к решётке клетки были приварены десятки, если не сотни трёхгранных тонких шипов.

И это было только то, что юноша заметил первым взглядом. Он сразу же опустил глаза, не желая рассматривать ужасные приспособления, так как понял, что добрейший брат Иммаир привёл его в пыточную.