Через год молодые люди поженились, и Иван перебрался в квартиру тестя. Семейная идиллия длилась не долго. Уже через месяц Иван ощутил всю «прелесть» выходного дня, когда в доме уже к обеду собирались гости и расходились ближе к полуночи. Если в доме не было гостей, жена вела его туда, где они уже собрались. Первое время Иван уступал жене, потом позволял ей ходить одной. С рождением детей как-то не получалось и Иван было уже смирился, когда в 1940 году у них родилась дочь, которую назвали Сталина. Свершившийся факт он принял без особой радости, зная, чей это ребенок. Он не упрекал жену, не обвинял, просто сказал: – «Хочешь уйти – держать не стану, даже ради карьеры, но любви не осталось, перегорело все вместе с наставленными мне рогами. Решишь остаться – девочке дам свою фамилию, может, со временем, и полюблю, она в этой истории виновата меньше всего». Дарье Васильевне не нужен был развод, ее устраивала семейная жизнь, которая не ограничивала ее свободу.
С началом войны все изменилось не только в их семье. До 1942 года Иван Андреевич работал в городе, а потом, вместе с передвижным госпиталем, дошел до Дрездена. Здесь его жизнь круто изменилась. В госпиталь привезли мальчика лет 12-13 вместе с ранеными. У него было ранение, сильная контузия и сложный перелом ноги. Если с раной все обошлось, с переломом нужно было поработать, иначе парень будет хромать. Мальчик говорил на русском плохо, но говорил, и после непростого диалога, Иван Андреевич начал действовать. Этот парень чем-то его зацепил, а еще, его поразило сходство мальчика с собой. Иван Андреевич вспомнил братьев. Владимир был военным и погиб в сорок первом. Его семья живет в Москве, и у него две дочери. Николай в сороковом году переведен по работе в Смоленск. У него два сына Павел и Андрей, оба родились в Москве. Идея, пришедшая на ум, была бредовая, и Иван Андреевич сам не верил в реальность ее осуществления. Но отправился к начальнику госпиталя, и рассказал о племяннике, которого привезли несколько дней назад вместе с ранеными бойцами.
– Мне нужно попасть в Смоленск. Что мне делать? У него нет документов, а мне через три дня с эшелоном домой. И взять я его с собой не могу и оставить тоже.
– А ты уверен, что это твой племянник, а не сын, уж больно похож. Видимо во время бомбежки удалось бежать из лагеря. Ты давай езжай в Смоленск, а потом догоняй эшелон. Думаешь, нужна будет еще операция на ноге? Вот в Москве и проведешь.
Ивану Андреевичу удалось узнать и даже получит справки в военкомате о гибели брата и его жены, нашлись свидетели того, что Андрея действительно отправляли эшелоном в Германию. Получив документы на имя Барышева Андрея Николаевича, Иван Андреевич вернулся в Москву вместе с Андреем. Справка о гибели родителей сделала процесс усыновления быстрым. Теперь у мальчика были настоящие документы и приемные родители, при этом он стал на год моложе.
– Иван Андреевич, мальчик ведь не сын Николая, кто он и зачем ты его привез? – спросила жена. – Это твой сын?
– Он наш сын Дарья Васильевна, мы его с тобой усыновили. Хочешь знать правду? Это немецкий мальчик, потерявший в один миг всю семью. Ты запомни одно раз и навсегда – вскроется правда, пострадают все, в том числе и ты, и дочь, так что никогда больше не заводи разговоров на эту тему, – сказал Иван Андреевич и добавил – будь добра, относись к нему, если не с любовью, то без злобы. Замечу слезы на глазах сына – удавлю. Дочери всего пять лет, но она в отличие от тебя растет девочкой умной и доброй, букварю парня учит, сделай хоть что– то хорошее в своей беспутной жизни, не девочка уже.
Андрей занимался по 7-8 часов в день и дома, и в больнице, куда его определили на повторную операцию. По договоренности с отцом, он в присутствии посторонних больше молчал, отвечал на вопросы односложно или киванием головы. Дома же у него не закрывался рот, он во всем слушался Сталину, которая принимала их занятия за игру и была довольна послушным учеником. Иван Андреевич, работавший теперь в «Склифе» был занят по 10-12 часов, но находил силы и время для занятий с Андреем, а по выходным они даже гуляли по Москве, отдыхая от праведных трудов. Андрей пошел в школу только через год, в его медицинской справке было написано – « частичная потеря памяти и голоса, в результате тяжелой контузии», контролируя свою речь, он говорил практически без акцента. Андрей, закончив обучение в школе, поступил в военно-медицинскую академию. Все каникулы он проводил с отцом и дома, и на работе, подрабатывая санитаром, кем придется. Иван Андреевич одобрял выбор сына и хотел видеть в нем своего приемника, но понимал, что судьба у него должна быть своя. «Парень стремиться быть самостоятельным, независимым. Зачем же ему подрезать крылья?» – думал он, провожая сына после каникул. Провожая сына после академии в далекую Сибирь, он взял с него слово писать письма и приезжать в отпуск.
– Жену, сынок, выбирай не умом, а сердцем, – говорил отец, провожая и обнимая сына у вагона.
Андрей писал отцу раз в неделю, десять дней и с такой же регулярностью получал ответы. Отец, узнав о его решении жениться, отправил посылку прямо к свадьбе. Получив известие о рождении внучки, уже через неделю приехал в гости с подарками. Уезжая из дома, как бы случайно обронил жене: – «Как бы ты к Андрею не относилась все эти годы, дочь свою он назвал твоим именем, а это Дарья Васильевна дорогого стоит. Подумай об этом». С этого момента отец и сын виделись ежегодно. Пока внучка была мала, Иван Андреевич приезжал в отпуск в любое время года, а когда Даша подросла, Андрей с семьей ехал в отпуск именно через Москву, чтобы побыть с отцом пару недель. К тому времени Сталина вышла замуж, родила двоих детей и вместе с мужем жила в четырехкомнатной квартире Ивана Андреевича, полученной на Кутузовском проспекте. Он, вспоминая начало своей семейной жизни в квартире тестя, не перечил столь многочисленному семейству, зная, что это временно. Дочь Сталина с семьей, была прописана в квартире своей бабушки, матери Дарьи Васильевны. Но та, не готова была принять беспокойное семейство в своем возрасте. Ей исполнилось 75-ть лет. Отношения с дочерью у него были ровные и даже дружеские, прошло 25 лет. Когда приезжал Андрей с семьей, отец увозил их на дачу и как будто молодел от таких встреч. В свои пятьдесят с небольшим, он уже был профессором, имел научные труды и разработки, читал студентам лекции, но продолжал оперировать. Бабушка Даша Дашу так и не приняла. Мало того, она ни разу не назвала ее по имени, а слово «детка», так называла она Дашу, стало для девочки «нелюбимым». Так они перестали совсем бывать в городской квартире. Тетя Сталина наоборот хорошо относилась к семье брата, но встречались они теперь только на даче. Муж у нее работал в райкоме комсомола, потом партийным работником средней руки.
– Звезд с неба не хватает, но семью кормит, – говорил Иван Андреевич сыну о зяте. – Сталину пристроил в чиновники, теперь она инспектор в отделе народного образования.
Так они и жили от встречи к встрече, от отпуска к отпуску – год дед к ним, год они к нему. Сибирские Барышевы года три жили в коммуналке, потом в однокомнатной, пока им не дали двухкомнатную служебную квартиру, Даше было лет 10-11. Весь этот квартирный вопрос наблюдал Иван Андреевич, но в какую бы он квартиру не приезжал, ему находилось место, и ему были рады. Ему нравилась сибирская зима с метелями и морозами, знойное лето, река Обь и сосновые леса в округе, и внучка, такая умная, самостоятельная, внимательная и заботливая. Как-то вечером он завел разговор с сыном.
– Ты всем доволен сынок? Может на гражданку пора? Сколько лет выслуги? – задал он вопросы сыну.
– Меня все устраивает, отец. Думаю и дальше служить, лет пятнадцать, пока глаза видят и руки слушаются. Маше работа нравится. Климат здесь нормальный, природа, а у вас сплошные каменные джунгли.
– Я подумал, может тебе в Москву перебраться. Опыта ты набрался, будем вместе работать. Пока я еще что-то могу, ты подумай. Пропишу вас в квартире, Маше найдем работу, Даша подрастет – такие возможности будут. Я же не вечный.
