– Отвыкла?

– К хорошему быстро привыкают.

– А я плохой.

Утверждение почти сразу было опровергнуто действием – присев на корточки, я подставил царевне плечи.

– Ты хороший. – Она с нескрываемым удовольствием взобралась. – Хороший, который зачем-то притворяется плохим.

– Нет, я плохой, который притворяется хорошим.

– Неправда.

– Ты же меня не знаешь.

– Думаю, что уже знаю.

– Не знаешь, – упрямо настоял я, подпирая ладонями обнявшие шею бедра.

– Что же мешает нам узнать друг друга лучше?

Вместо ответа мои колени и руки синхронно-резко разогнулись. Ахнувшее существо взлетело к небесам и временно потеряло дар речи. Я вскарабкался следом.

– Мама говорит, – снова проснулся в укладывавшейся напарнице говорливый инстинкт, – хорош тот, кто тебя волнует, но еще лучше тот, кто за тебя волнуется. Мне повезло, со мной – лучший.

Я молча укрыл ее ветками. Чего скромничать, сам знаю, что лучший. Как любой для себя любимого. Но когда лучшим признают другие, это греет.

Из лиственного вороха жалобно донеслось:

– Прости. Мне надо…

Даже не договорила. Уютное укрытие распалось, девичьи руки взялись за нависшую ветвь, и ножка принялась нащупывать, куда наступить.

– Снова? И куда ты полезла? Мы же с этой проблемой разобрались. – Я покачал головой и стал аккуратно разворачиваться к плетеной стенке. – Делай, что нужно, я не смотрю.

В ответ – тишина. Пришлось обернуться: царевна зависла меж гнездом и стволом, рукой держалась за качавшуюся ветвь и балансировала на одной ноге. Ее ошарашенное лицо не сразу вспомнило, что ртом не только удивляются, но и говорят.

– Отсюда?! – наконец, прорвало царевну. – Как ты это себе представляешь?

– Не представляю, не смотрю и не слушаю. Делай, как хочешь. – Я отвернулся, и рука накрыла ухо.

Некоторое время ничего не происходило, затем спины осторожно коснулась ножка Марианны. Что ей еще надо?! Показать, что ли, примером, что и как?!

Царевна потупилась:

– Это не… – И пауза на полночи.

Ох уж эти женщины. Где благословенные человолчьи времена, когда не приходилось стесняться никаких естественных позывов, ни маленьких, ни больших?

Я помог царевне спуститься и сопроводил к кустикам с огромными мясистыми листьями. Через некоторое время, вновь закидывая взгромоздившееся чудо на нужный этаж гостиницы, мои ладони почувствовали жар. Ну, не жар, но у напарницы явно повышена температура. Если заболеет…

– Как себя чувствуешь?

– Как человек, которому плюнули в душу.

Новости. Чем это, интересно? Отказом целоваться? Но у меня причины, и она их знает.

– Не дерзи, – серьезно пригрозил я.

– А то что?

Действительно, что? Брошу? Не брошу. По заднице надаю? Только улыбнется, да еще спасибо скажет. Разговаривать с ней не буду? Она за двоих справится.

– Плавать не научу.

Попал.

– Прости. – Марианна свернулась калачиком, но тут же снова провернулась и вскинула головку: – А если нас завтра убьют?

Серьезный довод. Сработает с любым, у кого вместо воли дырявый мешок хочушек.

– Умру человеком, который не нарушил данного себе слова.

Ответ царевне понравился.

– Просто в голове не укладывается, – принеслось через минуту, – что обычный поцелуй так дорого стоит.

– Тем ценнее, если.

– Если? – встрепенулась она.

– Мое «если» зависит от «с кем», а в этой очереди, извини, тебе пока не забраться на пьедестал.

– Знаю, занято. А на второе место рассчитывать могу?

– Твердо.

– А Тома? – последовало едкое напоминание.

– Уже говорил: буду с ней, пока мои поиски чем-то не завершатся. А надоедливых не люблю. Учти, со второго места можно легко съехать на последующие.

– Царевнам трудно выслушивать подобные отповеди.

– За то и нравлюсь, наверное.

Листва шумела, не обращая внимания на спрятавшиеся в ней кусочки мироздания, которые вообразили себя взрослыми людьми. В моем понимании взрослый – это умеющий отвечать за свои слова и, тем более, поступки, и тот, кто берет на себя ответственность еще за что-то или за кого-то. Я только учился быть взрослым. Ощущал себя большим, но понимал, что это лишь ощущение, рябь на глубоком озере. Маленькие дети так говорят: «Вот буду большим…» Дальше перечень: буду гулять весь день, есть только конфеты и мороженое, сутками сидеть за компьютером… Маленький человечек думает, что, став большим, станет взрослым. Как же мы все ошибаемся.

От большой девочки принеслось:

– Ты слишком прямолинеен. Нельзя говорить с человеком другого пола в таком тоне.

– Взаимно.

Затем мы долго лежали – каждый о своем. Так долго, что я не сразу среагировал, выдираясь из сна. Пальцы перехватили залезшую под рубаху руку:

– И не думай!

– Прости. Не хотела беспокоить.

Беспокоить она не хотела, поганка мелкая. То есть, сознается, что сделала это наяву, сознательно, не в сонном состоянии аффекта.

Счастье, что все оказалось не так, как подумалось.

– Хотела взять бинт. – На ноге моей спутницы оказалась кровь.

Меня подбросило.

– Что случилось?! – Из возмущения кинуло в непереносимый стыд. – Поранилась? Ссадина снова кровоточит? Покажи.

Пока одна кисть резво разматывала бывшую оборочку, вторая потянулась к царевне…

– Нет! – Ее отбросило на край лежанки, отчего хлипкая конструкция опасно закачалась.

– Я же помочь. У тебя кровь!

– Отстань! Чего привязался?!

Это я-то привязался?!

– Как скажешь. – Нарисовав позой обиду, мой организм вновь стал укладываться.

– Прости.

Слезы. Не выношу. Но никто не спрашивает моего мнения – просто плачут. Приходится успокаивать. Вместо слов я применил коронный прием ладошкой по головке – мягкий, ласковый, многократный. Нокаут! Слезы ударились в позорное бегство. Моя рука приобняла шмыгавшее носом всхлипывавшее создание. Прижавшийся бок почувствовал учащенное сердцебиение.

– Красные дни начались, – последний раз всхныкнула царевна. – Понимаешь?

К сожалению, да. И теперь на несколько дней помимо превратившейся в неадекватного демона партнерши добро пожаловать к нам в компанию мисс Раздражительность, мисс Тревожность, мисс Истеричность, мисс Депрессия, мисс Головная боль, мисс Слабость, мисс Нарушение вкуса, мисс Непереносимость резких запахов, звуков и еще чего в голову стукнет. А также господа Перепады настроения, мистер Психоз и странная пара Сонливость-Бессонница, приходящая поодиночке, но в непредсказуемом порядке.

Отдав все повязки, я отвернулся на время. Когда возня завершилась, на меня глядели полные страдания глаза. Девичьи ладони держались за низ живота, ноги скрючились и коленями тянулись туда же. Все, что я знал по этому поводу: ей нужно расслабиться. Мысль – материальна, надо настроиться на положительную волну. Но как?!

– Успокойся, – попытался я голосом понизить дерганную нервозность напарницы. – Все хорошо.

– Ага, тебе хорошо, – огрызнулась она. – Знал бы, как мне сейчас хорошо.

Привет от вышеперечисленной компании. Ладно, зайдем с другой стороны.

– Могу как-то помочь?

– Как?

– Не знаю.

– Вот именно. Не знаешь, а болтаешь.

Я перевел дыхание.

– Но что-то надо делать.

– Что? – ошпарила она интонацией.

– Сейчас придумаем.

– Придумает он. Волшебник нашелся. Великий придумыватель.

Стоп, Вася, удушение, как и выкидывание за борт, не выход. Девушка не специально, это у них от природы, чтоб в остальное время более вменяемыми казаться. Терпи, не ты первый, не ты последний, увы.

– У тебя всегда так или сейчас как-то особенно?

Болезнь со счетов скидывать тоже не стоило. Лучше перестраховаться.

Марианна глухо объяснила:

– Обычная боль: то ударяющая, то тянущая, как всегда, когда начинается.

– Как дома справлялась?

– На живот клали грелку.

– Разве теплое помогает?

– Кровь гонится лучше, внутренние вздерги утихают, боль становится меньше.