– Зоосе! – закричал Элиль. Слезы брызнули из глаз. Роднее и ближе человека сейчас не было. И он умирает.

– Держи мальчишку! – Уверенно ступая по палубе мягкими сапогами с загнутыми кверху острыми носами, подошел воин в дорогой ассирийской одежде. Широкие плечи. Короткая толстая шея. От левой брови через все лицо бледнел уродливый шрам и терялся в густой черной бороде. Вместо левого глаза зияла пустая глазница. Он с холодным безразличием выдернул топор из мертвого тела наставники и коротко бросил: – За борт его. Мальчишку обратно в трюм.

Элиль грохнулся в темноту. Люди, сидевшие вокруг, испуганно поджали ноги. Крышка захлопнулась, поглотив солнечный свет. Там, наверху, на палубе продолжал истошно выть рыжий бородач с обожженным лицом. Раздался всплеск. У Элиля сжалось сердце. Он понял: в воду выкинули тело наставника. Ярость закипела внутри. Он вскочил на ноги, чуть не треснувшись головой о балку.

– Чего вы сидите? – оглядел мальчик несчастных людей. – Неужели вы хотите стать рабами?

Никто не шевельнулся, даже не взглянул в его сторону.

– Сядь и смирись, – пробасил здоровый мужчина. – Из-за тебя уже погиб человек. Хочешь и нашей смерти?

– Но вас же сделают рабами! На всю жизнь!

– Из рабства можно убежать, – вновь пробасил мужчина, – от смерти – нет.

– Аху, хватит ныть! – раздался вверху грубый окрик одноглазого. – Облейте его рожу холодной водой и смажьте маслом.

– Щенок! Я вспорю ему живот и намотаю кишки на голову! – завывал ошпаренный.

– Только попробуй! Я сам тебе вспорю живот! – утихомирил его одноглазый. – Предупреждал ведь: не тронь мальчишку. Он стоит больше, чем этот корабль вместе с гребцами. Если я не довезу его живым до Угарита, ты всю жизнь будешь со мной расплачиваться! Понял?

– Прости, господин, – заскулил рыжебородый.

Услышав последние слова одноглазого, Элиль совсем сник. Значит, он не просто невольник, он – очень дорогой невольник. Цена – больше чем корабль с гребцами. Сколько это? Если так, то убежать ему не дадут. Но кому его хотят продать? Ничего не оставалось, как только забиться в угол и ждать своей участи.

На рассвете следующего дня смотрящий с носовой площадки крикнул кормчему: впереди устье реки Оронты. Весла зашлепали веселее. Кнут погонщика шипел, рассекая воздух, и чавкал, падая на голые спины гребцов. Вскоре вокруг корабля возник шум неугомон-ного торгового порта: крики кормчих, стук бортов о причалы, отборная ругань грузчиков. Весла втянули. Судно качнуло, когда борт встретил-ся с пристанью.

Дверца отлетела, и в затхлый трюм хлынул яркий солнечный свет.

– Вылезай! – прозвучала команда.

Невольники зашевелились, стали по одному выбираться из трюма. Когда дошла очередь до Элиля, он высунул голову наружу, но тут же получил удар сапогом в лицо:

– Сиди внутри и не высовывайся, – приказал ему одноглазый.

Все пленники покинули корабль. Элиль один остался в вонючем пустом трюме. Он подтянул колени к подбородку, обхватил ноги руками и впал в оцепенение.

– Мальчишка, вылезай!

Дверца открылась. По оранжевому небу с лиловыми облаками Элиль понял, что уже наступил вечер. Одноглазый схватил его за волосы и кинул на колени перед высоким худощавым человеком. Дорогая, расшитая серебряными розетками одежда походила на покрывало жреца. Лицо строгое, надменное с большим носом и густой, завитой мелкими колечками, бородой. Он поднял за подбородок лицо мальчика холодными холеными пальцами, унизанными перстнями, пристально посмотрел в глаза.

– Похож, – кивнул он. – На него похож.

– Он – и есть. Ты мне не веришь? – возмутился одноглазый.

– Верю, – кивнул худощавый, отпустил подбородок Элиля и брезгливо вытер руку о край одежды.

– Цена – как договорились, – напомнил одноглазый.

– Не беспокойся, – заверил его худощавый. – Я держу слово.

– Следи за мальчишкой. Уж больно прыткий, – предупредил хетт.

– Никуда он не денется. Эй! – крикнул жрец слуге, здоровяку с тупым хмурым лицом. – Тащи мальчишку на мой корабль.

Шея Элиля оказалась в крепкой веревочной петле. Его повели на берег. Шли по грязной набережной, мимо снующих мускулистых грузчиков с ношей на спине, мимо важных толстых торговцев и портовых стражников с дубинами в руках. Никто не обращал внимания на привязанного за шею мальчика. Словно хозяин вел за собой осла.

Кругом, криво возведенные из камня, стены складов, амбаров. За складами на холме белел город. Элиль гостил здесь с отцом у местного правителя. Он помнил роскошный дворец, множество слуг, охоту в пустыне на колесницах. Тогда отец убил льва. Наверняка, начальник стражи его помнит. Вот если бы попробовать сбежать…

– Сюда!

По шатким сходням его привели на широкий торговый корабль. Палуба была заставлена большими глиняными кувшинами, корзинами и кладками мешков. Вдоль бортов дремали гребцы, скованные цепями. Элиля втолкнули в клетку. Сквозь толстые вертикальные прутья из крепкого дерева едва удалось бы просунуть руку. На грязном полу валялись клочья соломы. Остро пахло звериной мочой. Наверняка перевозили львов или леопардов. Стражник приоткрыл дверцу, поставил перед Элилем кружку с водой и бросил кусок черствой лепешки. Сторож проверил, надежно ли засов лег в скобы, ушел отдыхать. Элиль набросился на еду. От голода не чувствовал, как исколол язык засохшим хлебом, уже с горьким привкусом плесени. Жадно выпил вонючей, теплой воды. Голод чуть затих. Закончив с ужином, Элиль сгреб в угол солому и свернулся на ней калачиком.

Корабль мерно покачивался на волнах, скрежетал бортом о пристань. Небо чернело, пробуждая звезды. Спать не хотелось. Слез не было. Злость сменялась в душе безразличием к происходящему и обреченностью. Элиль взмолился богам. Он перебрал все молитвы. Даже вспомнил заговор старшей сестры. Когда буйствовал за окном Бог Грозы, сотрясая землю, она шептала слова, однажды прочтенные ею в заброшенном храме. Говорила, что заговор оберегает от нес-частий. Элиль всегда смеялся над сестрой. Но сейчас и этот заговор пустил в дело:

Бог Грозы, мой покровитель!

От стрелы твоей загорается могучее дерево,

Скала рушится от голоса твоего!

Но птицу ты не сможешь ранить,

Она невредимая летает перед грозным ликом твоим.

Я – птица! Ты – мой покровитель!

Элиль долго ждал хоть какого-нибудь знамения. Ничего! Все – впустую. Неужели Боги отвернулись от него?

Он подгреб под себя еще соломы из дальнего угла. Вдруг заметил, что один из прутьев возле самого основания изгрызен острыми зубами. Видать, зверь, которого перевозили в этой клетке, рвался на свободу и пытался перекусить прут. Элиль ощупал размочаленное дерево. Сердце от радости запрыгало в груди. Если чуть-чуть навалиться, можно выломать. Мальчик тут же уперся в прут ногами и, что есть силы, напряг все тело, даже голова закружилась. Ничего не получалось! Он попробовал еще раз. Показалось, что прут начал поддаваться. Он расслабился, немного передохнул и надавил с новой силой. Раздался сухой треск.

– Что еще там такое? – по палубе зашлепали босые ноги угрюмого слуги.

Элиль тут же свернулся калачиком и притворился спящим. Сторож осветил факелом клетку, проверил засов, прошел дальше. Ничего не обнаружив, выругался и зашлепал обратно. Вновь остановился возле Элиля. Осмотрел клеть еще раз. Мальчик весь сжался. Если заметит сломанную решетку – все пропало. Но боги отвели взгляд стражника.

Когда шаги и сердитое бормотание стихло, Элиль осторожно отогнул прут и попробовал протиснуться в дыру. Голова еле-еле пролезла. Потом плечи. Выдохнув и втянув в себя живот, он, наконец, выбрался наружу. Голова закружилась, как от слабого вина, сердце стучало так, что отдавалось в горле. Неужели – свобода! Он прокрался вдоль кладки кувшинов. У сходен двое корабельщиков дремали сидя на палубе, вытянув волосатые ноги. Оба громко храпели. Между ними стоял недопитый кувшин вина и блюдо с фруктами. Элиль, стараясь ступать очень осторожно, подкрался к самым сходням. Он уже оказался между сторожей. Те продолжали храпеть. Впереди свобода! Неожиданно мальчик поскользнулся на брошенной кости и чуть не упал. Удержался, но задел ногой кувшин. Сосуд с грохотом перевер-нулся. Вино расплескалось по палубе. Сторожа встрепенулись. Элиль кинулся на берег.