– Хочешь сказать, что под храмом есть вход в подземную реку? – с сомнением спросил Элиль.

Старик захохотал, обнажая десна с редкими желтыми зубами.

– Это большая тайна, но под алтарем находится обыкновенная печь, которую в праздник Мелькарта разжигают посвященные жрецы. – Вдруг старик нахмурился и придвинулся к Элилю, угрожающе прошептал: – Только не вздумай даже виду подать, что знаешь об этом – убьют сразу.

Первый жрец храма часто находился в разъездах. Когда возвращался, обязательно приходил взглянуть на Элиля. Строго спрашивал с надзирателя, если замечал следы побоев на теле мальчика, или ему казалось, что он чересчур похудел. Тогда Элилю давали на обеде больше рыбы, а на ужин, дополнительно к овощному вареву – черствую хлебную лепешку или кость с жалкими остатками мяса.

Когда в храме появлялся толстый первый жрец Баала-Хамона, Элиль старался не попадаться ему на глаза. Прорицатель Астарим люто возненавидел его, за что – Элиль не понимал. Но, при встрече, когда не удавалось скрыться, мальчик получал от толстяка пинки и плевки в лицо.

Как-то Элиль драил пол в доме первого жреца храма Мелькарта. Хозяин работал за столом, перебирая глиняные таблички с записями. На табличках клинописью заносились отчеты о доходах и расходах храма. Слуга доложил о прибытии ценного груза.

В покои вошел грязный кочевник. Серая грубая одежда хабиру24 основательно провоняла костром и лошадиным потом. Засаленная головная накидка закрывала лоб до самых бровей. Среди заросшего смуглого лица торчал большой горбатый нос, и дико сверкали черные глаза.

– Привез? – спросил хозяин, не давая гостю рассыпаться в приветствиях.

– Да, – коротко ответил он, как будто кашлянул.

– Она, хоть, жива?

– Наш колдун отпаивал ее травами. Мы кормили ее козьим молоком. Она поправилась. Давай оплату, – в конце потребовал кочевник.

– Получишь все сполна, – успокоил его хозяин, брезгливо вздернув подбородок. – Но учти, если обманул меня, и она не дочь старшего тамкара25 Ниневии26, я больше не буду иметь с тобой никаких дел, Хабик.

– Клянусь прахом моих передков! Пусть Иштар сотворит из меня шелудивую собаку, – с обидой стукнул себя в грудь жилистым кулаком кочевник.

– Что ж, пойдем, посмотрим на товар, заодно расплачусь, – согласился хозяин, как-то недобро окинув кочевника взглядом.

Элиль закончил с полом и отправился убирать двор. Он увидел, как хозяин прощался с кочевником. Довольный хабиру улыбался, часто кланялся, чуть ли не на колени падал. Как только оборванец скрылся за воротами, хозяин подозвал угрюмого высокого слугу, что вечно таскался за ним в качестве охранника, и тихо сказал:

– Я дал ему много золота. Как только он покинет Тир и переправится в Ушу – убей его. Золото принеси мне, получишь десятую часть.

Слуга поклонился и вышел вслед за кочевником. А первый жрец храма Мелькарта направился обратно в дом, шурша по каменной дорожке мягкой обувью. Элиль продолжил собирать упавшие листья с травы, как вдруг услышал плач. Он доносился из небольшой пристройки, вернее, из подвала пристройки. Как будто котенок жалобно мяукал. Элиль с любопытством подошел к узкому окошку, заглянул внутрь. В пустом мрачном помещении с серыми каменными стенами, на пестром ковре сидела девочка лет семи худенькая, в голубом платьице. Длинные рыжие косы подрагивали, а круглое бледное личико блестело от слез.

– Эй! – позвал ее Элиль.

Девочка подняла на него большие черные глаза, перестала всхлипывать и сказала что-то на аккадском, а может на шумерском.

– Я не понимаю, – покачал головой Элиль. – Говоришь на хурри?

– Да. – Девочка встала с ковра и несмело подошла к окошку. Она показалась ему совсем маленькой и худой, и… так похожей на младшую сестренку. Сердце больно кольнуло. Такие же большие черные глаза, ротик такой же пухленький, лоб высокий чистый. Только щеки у его младшей сестры румяные и напоминали половинки спелого персика, а у этой девочки они бледные и впалые.

– Почему ты плачешь? – спросил Элиль.

– Здесь холодно, – пожаловалась девочка тонким голоском. – Я замерзла.

Глядя на ее тонкие плечики, обескровленное лицо, глаза, полные печали и страха, Элилю стало ужасно жалко девочку. Она совсем ребенок. Зачем ее держат в подвале? Его воспитывали воином, а воин обязан защищать слабых, жертвуя собой. Элиль забыл, в каком он положении: есть тот, кто страдает больше него, кто нуждается в защите. Плевал он на угрозы и побои!

– Сейчас!

Элиль пробрался в дом, стянул кусок козьей шкуры мягкой выделки. Хозяин в холодные дни укутывал ноги этой шкурой, когда ложился спать. Элиль отнес шкуру узнице. Девочка накинула на плечи мех, поежилась.

– Хранит тебя Иштар, – поблагодарила она, после робко попросила: – Ты не мог бы принести чего-нибудь поесть? Я не ела два дня.

Ее еще и голодом морят. Ох! если бы над его сестрой так кто-нибудь издевался…

– Жди!

Элиль направился к кухне. Жирный повар, напоминавший переспелую грушу, как раз, чистил на улице овощи. Элиль прокрался за его спиной. В каменном очаге, сложенном кругом, пылали угли. Большой медный закопченный котел весело бурлил, источая аромат бульона со специями. Разделочные столы ломились от закусок. Мальчик стащил с медного подноса большую румяную лепешку, выловил ложкой из котла приличный кусок мяса и выбрался обратно. У самого в животе заклокотало. Для себя бы он никогда не посмел воровать, но для беззащитного ребенка…

Узница набросилась на мясо, набивая полный рот.

– Осторожно. Горячее, – предупредил ее Элиль, сам невольно сглотнул слюну.

Девочка смутилась и виновато спросила:

– А тебя за это не накажут?

– Нет, – соврал Элиль. – Ешь. За меня не беспокойся. Я еще фруктов принесу.

Он вновь побежал на кухню и нацелился на большое блюдо из потемневшего дерева. В нем лежал красный виноград и янтарные финики. Элиль выбрал самую спелую гроздь. Набрал полные руки фиников…

– Вор! – заорал повар, неожиданно возникший за спиной. Он перекрыл огромным жирным телом выход. – Попался гаденыш! Сейчас я тебя отучу воровать.

Мясистый кулак ткнулся Элилю в лицо. Искры вспыхнули перед глазами. Мальчик полетел на пол. Его бросило в жар. Весь мир перевернулся. Злость, гнев, копившийся долго в душе, словно лава из жерла вулкана выплеснулась наружу. Он ничего не боялся, не чувствовал боли и ничего не видел вокруг, только толстую рожу повара. Элиль ящерицей извернулся от пинка. Оказался на ногах. Рука сама нащупала нож на столе. Лезвие по самую рукоять вошло в живот, свисавший, словно кожаный мешок, наполненный жиром. Повар заорал больше от испуга, чем от боли, широко разевая рот. Глаза его чуть не вылезли из орбит. Он покачнулся и грузно осел на землю.

Элиль перепрыгнул через тучное тело повара. Но двое слуг уже спешили к кухне, заслышав истошные вопли. Один сбил Элиля на землю. Не ощущая никакой боли, мальчик перекувыркнулся через голову, вновь оказался на ногах. Рука сама подобрала тяжелый камень. Булыжник угодил стражнику в лицо. Тот схватился за рассеченную бровь. Второй попытался придушить Элиля, обхватив его сзади за шею. Элиль укусил руку, вывернулся из объятий. За поясом у слуги висел кинжал. Элилю ничего не стоило выхватить клинок и зарезать противника. Но в это время подоспели еще слуги и скрутили маленького бунтаря. Удар в живот окончательно подавил сопротив-ление.

– Что за возня? – первый жрец бога Мелькарта появился в саду. Элегантная темно-синяя накидка, расшитая серебряным тонким узором спускалась мягкими складками до самой земли. Такого же цвета круглая тиара оставляла открытым высокий лоб. Холодные глаза с недоумением взирали на возню слуг. – Почему мальчишку бьете?

– Он напал на повара, – оправдывался один из слуг, – и разбил лицо привратнику. Разреши, мы его накажем.