Мать всегда была уверена в том, что она была одарена даром исцеления, в котором не было ни капельки магии. Говорила, что не виновата в том, что Сильба, Богиня Целителей, одарила её. И единственный раз, когда мать всё-таки отвергла человека с порога, был в день, когда адарланские солдаты окружили их дом. Вооружённые до зубов и с факелами в руках.
Они не удосужились выслушать, когда её мать объяснила, что её сила, как и Ирэн, уже исчезла несколько месяцев назад, вместе с остальной магией на земле, оставленной богами.
Нет, солдаты вообще не слушали. И ни один из тех исчезнувших богов, которых её мать и Ирэн умоляли о спасении.
Это был первый и последний раз, когда её мать забрала жизнь.
Ирэн всё еще могла видеть блеск скрытого кинжала в руке матери, всё еще чувствовать кровь этого солдата на её босых ногах, всё еще слышала, как её мать кричит ей бежать, всё еще чувствовала запах дыма, когда они сожгли её мать живьём, пока Ирэн плакала в Задубелом лесу.
Именно от матери Ирэн унаследовала стальную выдержку, но она никогда не думала, что эта сталь понадобится для того, чтобы оставаться вот здесь, утверждать, что эта лачуга — её дом.
Ирэн была так потеряна в мыслях и воспоминаниях, что не заметила человека, пока широкая рука не обернулась вокруг её талии.
— Мы были бы рады такому красивому лицу за своим столом, — сказал он, ухмыляясь ей улыбкой волка. Ирэн отступила, но он всё еще держал её, пытаясь усадить к себе на колени.
— У меня есть работа, — сказала она, так уверенно, как только могла. Она выпутывалась с таких ситуаций и раньше. Это давно уже перестало её пугать.
— Ты можешь поработать на мне, — сказал еще один из наёмников, высокий мужчина с изношенным лезвием, привязанным к спине. Стараясь быть как можно спокойнее, она отцепила пальцы наёмника от себя.
— Закрытие через сорок минут, — сказала она, отступив — насколько могла. Нельзя было раздражать мужчин, улыбающихся ей, как дикие собаки. — Могу я предложить вам что-нибудь еще?
— Что ты делаешь после работы? — спросил другой.
— Иду домой к своему мужу, — солгала она. Но они посмотрели на кольцо на её пальце — кольцо, которое было похоже на обручальное. Это принадлежало её матери, её бабушке, а до этого матери бабушки и всем великим женщинам рода Тауэрс. Все блестящие целители — и все стёрты из живой памяти.
Мужчины нахмурились и, приняв это за знак, что можно идти, Ирэн поспешила к бару. Она не предупредила девушку — не рискнула так сильно. Все эти люди ждали, как стая волков.
Сорок минут. Еще сорок минут — и она вышвырнет их всех.
А потом она может убраться и упасть в постель, еще один день закончится в этом настоящем аду, который каким-то образом стал её будущим.
…
Честно говоря, Селена была немного оскорблена, когда ни один из мужчин не схватил ни её, ни деньги, ни рубиновую брошь, ни оружие, пока она шла между столиками.
Только что таверна закрылась, и хотя она нисколько не устала, ей надоело ждать драки, беседы или еще чего-то, что займёт её время.
Она подумала, что может вернуться в свою комнату и перечитать одну из книг, которые привезла. Когда она проходила мимо бара, бросая серебряную монету девушке с тёмными волосами, она задумалась, а не выйти ли вместо этого на улицу и не спровоцировать приключение.
Саэм сказал бы, что это безрассудно и глупо. Но Саэма не было здесь, и она не знала, был он мёртв, жив или избит Аробинном. Было глупо, что Саэма наказали за ту роль, которую он сыграл в освобождении рабов в Бухте Черепов.
Она не хотела об этом думать. Саэм стал её другом, предположила она. А у Селены никогда не было роскоши друзей, хотя ей и не особо то и хотелось. Но Саэм был хорошим соперником, даже если не стеснялся сказать честно, что он думал о ней, о её планах и способностях.
Что он подумал бы, если бы она просто отплыла в неизвестность и никогда не отправилась бы в Красную пустыню или в Рафтхол? Он бы мог праздновать, особенно если Аробинн назначит его своим наследником. Или, может быть, она могла бы подстрекнуть его поехать с ней.
Он предположил, что они могут пытаться убежать, когда они были в Бухте Черепов. Поэтому как только она устроилась бы где-то, как только устроила бы новую жизнь в качестве Королевы Ассасинов на любых землях, она могла бы пригласить его присоединиться. И они больше никогда не будут мириться с избиениями и унижениями.
Такая лёгкая, привлекательная идея — такой соблазн.
Селена пошла по узкой лестнице, прислушиваясь к возможным ворам или головорезам, которые могли бы её ждать. К её разочарованию, второй этаж был тёмным, тихим и пустым.
Вздохнув, она зашла в свою комнату и заперла дверь. Через мгновение придвинула к ней старый комод. Не для её собственной безопасности. О нет. Это было для безопасности того, кто попытается проникнуть сюда, совершив самую большую ошибку в своей жизни — и затем бы случайно обнаружил, что он распорот от живота до носа, потому что ассасину было скучно.
Но, походив по комнате туда-сюда пятнадцать минут, она отодвинула комод и ушла. На поиски боя. На поиски приключений. Или на поиски чего-нибудь, что отвлечёт её от синяков на её лице и наказания Аробинна, от соблазна уклониться от своих обязательств и вместо этого отправиться в далёкие земли.
…
Ирэн выбросила последнее ведро с мусором в туманную аллею за «Белой свиньёй». Сегодня было больше мусора, чем обычно.
Не было никаких драк, слава богам, но Ирэн всё еще не могла успокоить свои нервы и чувство, что что-то вот-вот случится. Но она была рада — так сильно рада, что не было драки в таверне. Последнее, что она хотела делать, так это провести остаток ночи, вытирая кровь с пола и вытаскивая сломанную мебель в переулок. После закрытия мужчины допили свои напитки, ворчали и смеялись, а потом разошлись без каких-либо домогательств.
Неудивительно, что Джесса исчезла со своим матросом, и, учитывая, что переулок опустел, Ирэн могла только предположить, что молодая женщина ушла с ним в другое место.
Оставив её убирать одну. Опять.
Ирэн сделала паузу, когда выбросила более-менее нормальный мусор в аккуратную кучу вдоль дальней стены. Его было не так много: испорченный хлеб и тушеное мясо, которое исчезнет к утру, так как это всё съедят полудикие ежи, бродящие по улицам.
Что сказала бы мать, если бы знала, что стало с её дочерью?
Ирэн было только одиннадцать, когда эти солдаты сожгли её мать за магию. В течении первых шести с половиной лет после ужасов того дня она жила вместе с кузеном своей матери в другой деревне Фенхарру, делая вид, что является абсолютно не одарённым дальним родственником. Притворяться не было трудно: её силы действительно исчезли. Но в те времена страх разрастался сильнее, сосед отворачивался от соседа, часто продавая друг друга, сообщая королю о людях, которые раньше владели магией. К счастью, никто не поставил под сомнение присутствие Ирэн; и в те долгие годы никто не смотрел на неё, поскольку она работала на семейной ферме и помогала им вернуться к нормальной жизни после удара Адарлана.
Но она хотела стать целительницей, как её мать и бабушка. Она начала следовать за своей матерью, как только начала говорить, учиться медленно, как это делал все традиционные целители. И тех лет на ферме, какой бы мирной она ни была (скучной и нудной), было недостаточно, чтобы заставить её забыть одиннадцать лет обучения или желание следовать по стопам матери. Она не была близка со своими кузенами, несмотря на их доброту, и ни одна из сторон не пыталась устранить этот разрыв между ними, вызванный расстоянием, страхом и войной. Поэтому никто не возражал, когда она забрала деньги, которые накопила, и ушла с фермы за несколько месяцев до её восемнадцатилетия.
Она отправилась в Антику, город Южного континента — Империи, не затронутой Адарланом и войной, где, как утверждали слухи, всё еще осталась магия. Она шла пешком от Фенхарру через горы в Мелисанду, через Задубелый лес, в конце концов оказавшись в Иннише, где, как утверждали слухи, можно найти корабль, чтобы отправиться на Южный континент в Антику. И именно здесь у неё закончились деньги.
