– Что это было? – с истерической ноткой в голосе спросила я.

– Занятная информация к размышлению.

– Хочешь сказать, что поверил в тот бред, который она тут наплела про Богиню и миссию?

– У меня нет причин не верить.

– Она сумасшедшая – чем не причина?

– Восприятие душевнобольных часто искажено, как отражение в кривом зеркале, но, тем не менее, они не безумцы. Безумцы – те, кто не может распознать истиной сущности этого отражения и считает его бессмыслицей.

– Какой ты, оказывается, толерантный. Или просто любишь психов? Впрочем, чему я удивляюсь, ты ведь и сам псих.

Кажется, мои слова нешуточно задели Ямачо. На секунду мне даже показалось, будто он меня сейчас ударит. К счастью, либо действительно показалось, либо он сумел взять себя в руки – после всего пережитого как-то особенно хотелось жить.

– Предлагаю отчалить отсюда, пока на шум не слетелся кто-нибудь ещё, – как ни в чём не бывало заговорил аспирант. – К твоему удовольствию сознаюсь, что не очень хорошо владею навыками борьбы вслепую.

– Ну, я посвечу фонариком, если что, – примирительно улыбнулась я, радуясь, что очередной ссоры удалось избежать.

Теперь оставалась только одна проблема. Нога, хотя по всем признакам и не была сломана, исполнять свою опорно-двигательную функцию отказывалась категорически. Идею попросить о помощи Ямачо я зарезала на корню: всё-таки хотелось свой первый раз в роли подвернувшей ногу прекрасной дамы провести на руках у какого-нибудь более благородного рыцаря.

– Где ты там опять застряла? – Свет фонарика распял мою встрепенувшуюся тень на ближайшем заборе.

– Иди вперёд. Погода хорошая, прогуляться хочется.

– С парой местных упырей?

– Тссс! – прижала палец к губам я. – Что, если они нас услышат?

– Это вряд ли. Я наткнулся на них по пути в библиотеку. К тому моменту они уже выполнили ежедневный норматив по надоям.

– Ты встретил Жозефа и Николя? И что случилось?

– Поздоровались, поболтали о погоде.

– Шутишь?

– Отвечаю на глупый вопрос.

Я облегчённо вздохнула.

– Но всё равно лучше потише. Вдруг они решат вернуться.

– Вряд ли они осмелятся подойти: ты сейчас – точная копия преподобной Мики, – с издёвкой успокоил меня фольклорист.

– И кто в этом виноват?

– Кто-то, кто обладает заторможенной реакцией и засиживается на работе до полуночи, – без зазрения совести ответил виновник моей неспособности к передвижению. – Ладно, что там у тебя?

– Я же говорю, всё в порядке.

– А если серьёзно?

– Ты отломил мне ногу, – мстительно съязвила я. – Но у меня уже отросла другая. Только вот она ещё совсем новая и двигается со скрипом.

– Ну что за дар привлекать неприятности, – утомлённо вздохнул лженаречённый, тем не менее, возвращаясь за мной.

– Не волнуйся, что бы ни случилось, главной привлечённой мной неприятностью навсегда останешься ты.

– Я польщён, – насмешливо шепнул парень, наклонившись к самому моему уху. То моментально вспыхнуло, словно обожжённое его дыханием, и я на мгновение потеряла грань между реальным миром и волшебным царством любовных романов, сотворённым моей фантазией.

Странное наваждение, однако, длилось недолго, ибо лженаречённый взвалил меня на закорки так же бережно, как мешок с картошкой

– Хм, забытое чувство, – ностальгически протянул он.

– Были времена, когда ты носил девушек на руках? – не удержалась я.

– Подрабатывал на продуктовом складе.

– То-то я чувствую себя мешком с картошкой. Смотри только не урони. Я тебе не картошка: меня, если рассыплешь, уже так просто не соберёшь.

– Это паззл на тысячу кусочков так просто не соберёшь, – цинично отозвался подо мной аспирант.

И всё же, несмотря на сие замечание, он стал ступать осторожней.

Глава 9

Призраки спокойной жизни

Странно, но даже в таком противоречащем чуть ли ни всем законам мироздания месте, как Крутой Куяш, жизнь могла течь своим чередом.

Лето подошло к концу, а капризная погода всё никак не могла определиться, какой сезон примерить на себя следующим: то она облачала село в жар сорокаградусного пекла, то укутывала рваными клочьями промозглого тумана, то спрыскивала противной, пробирающей до костей изморосью. Однажды небесная канцелярия даже сотворила снежный буран, из-за которого мне пришлось-таки заночевать на работе. Но в этот раз я была не одна: Пелагея Поликарповна тоже осталась, решив не переохлаждать свои подёрнутые первым артритом суставы. Вечерок выдался тот ещё. Владычица книгохранилища, доселе не утруждавшая себя задушевными беседами с единственной подчинённой, ни с того, ни с сего принялась выпытывать подробности моей скудной биографии. С меня разговор плавно перетёк на моих родственников, и, слово за слово, мы с начальницей составили генеалогическое древо рода Кротопупс. Тот факт, что вплоть до дедушки все мои предки по материнской линии – уроженцы Крутого Куяша, Пелагею Поликарповну почему-то несказанно обрадовал.

– В вас течёт благородная кровь, Кротопупс, – с напускной важностью сообщила она. – Ничего не поделаешь, придётся мне взять на себя бремя вашего надлежащего морального взращивания.

       «Моральное взращивание» вылилось в то, что к моим служебным обязанностям добавился вдумчивый анализ выбранных начальницей книг, в основном эзотерических. Поскольку читать я обожала, данная необходимость меня ничуть не тяготила, напротив, она внесла приятное разнообразие в трудовые будни. Правда, чтобы разобраться в смысле особо сложных трактатов, мне порой приходилось засиживаться на работе допоздна. Но даже этот минус вскоре обернулся плюсом: темнело всё раньше, и начальница, очевидно, не желая нести ответственность за моё съедение Куяшским чудищем, настояла на том, чтобы я выполняла задания дома, взамен предложив сократить мой официальный рабочий день. Я с радостью согласилась и попросила разрешения приходить на работу попозже, дабы иметь возможность хоть немного восполнить силы после бессонной ночи, проведённой над книгами. Сначала Пелагея Поликарповна отказала, но после недолгих уговоров пошла на попятную, признав, что с недосыпа я и правда похожу на частично воскресшего мертвеца, для серьёзной, вдумчивой работы не пригодного. Так как вину за прогул я уже искупила, в срок проверив все книги на наличие библиотечных штампов, мы вернулись к прежнему уговору: я должным образом исполняю свои служебные обязанности, а начальница закрывает глаза на мои опоздания.

Увы, как только я стала приходить в библиотеку позже, конец пришёл не только бесчеловечным побудкам, которые мне устраивал лженаречённый, но и нашему с Жозефом общению. Лишь раз, запоздало спеша на работу, я столкнулась с ним в дверях.

– Салют! – просиял тогда Куяшский Аполлон, и, выслушав ответное приветствие, сокрушённо добавил: – Жаль, что у тебя так поздно смена начинается, даже поболтать некогда.

– Что поделать… А ты домой уже?

– Да. Крови с ночи не пил, скоро кожа сереть начнёт. У меня, конечно, есть с собой доза на всякий пожарный, но её ж разогреть где-то надо, она у нас только тёпленькая усваивается.

– Может, на батарейке разогреешь? – с наигранной любезностью поглумилась я.

– Да не. – Жозеф, как всегда, воспринял мои слова предельно серьёзно. – Боюсь, свернётся. Лучше домой пойду, у нас там специальная фиговина есть.

Устройство "фиговины", наверняка, заинтересовало бы Ямачо, но вызнать его мне не удалось: в тот день Куяшский Аполлон спешил, а вставать пораньше ради того, чтобы помочь лженаречённому, я не собиралась из принципа. Вот если бы он изначально вёл себя достойно и, вместо того, чтобы стращать меня Версалями, попросил по-хорошему…

Впрочем, аспирант и его исследования меня вообще теперь мало волновали, ибо случилось прекрасное: я подружилась с Бадей и её помощницей, улыбчивой девушкой по имени Ляля. Они обе оказались замечательными людьми, а Бадя к тому же, как выяснилось, разделяла моё увлечение творчеством Дины Беляны. Мне больше не приходилось слушать любимую исполнительницу украдкой за закрытыми дверями комнаты (тёте «скуление» певицы напоминало о голодном послевоенном детстве, а лженаречённый и вовсе грозился выбросить любой предмет, из которого раздастся Динин вой). Теперь мы с подругами нередко, расположившись на живописной лужайке, уминали разную вкуснятину под волшебные звуки Беляниного пения.