– Не понимаю! – сердито сказал однажды Быков, обращаясь к Дауге. – Зачем мы тратим время на возню с бурением? Ведь ты умеешь бурить, и Юрковский тоже… Разве этого недостаточно?
Дауге строго посмотрел на него.
– Предположим, что мы с Володькой не дойдем до Голконды, – просто сказал он.
Краюхина видели все эти дни только за завтраком. Он был круглые сутки занят материальным оснащением экспедиции и дневал и ночевал на складах, предприятиях и в снабженческих организациях ракетодрома. По-видимому, не все обстояло благополучно. Ходили слухи, что кого-то он уволил, кому-то запретил показываться впредь до устранения недоделок. Рассказывали о его выступлении на совещании городского партактива, о страшном разносе, который он учинил начальнику полигона.
Быков исподтишка наблюдал за Ермаковым. Начальник экспедиции и командир корабля был молчалив, сдержан и действительно никогда не смеялся. Зато он улыбался странной улыбкой – одними губами. Глаза его при этом становились еще более холодными, чем обычно. Очень скоро Быков убедился, что улыбка Ермакова не предвещает ничего хорошего тому, кому она адресована.
Как-то за обедом Дауге встал из-за стола, оставив на тарелке большую часть телятины, которая была подана ему на второе согласно диетическому рациону.
– Одну минуту, – мягким голосом остановил его Ермаков. – Прошу вас доесть второе, Григорий Иоганнович.
– Не могу, Анатолий Борисович, – сказал Дауге.
– И все-таки я очень прошу вас, – еще мягче сказал Ермаков.
Дауге молча провел ребром ладони по горлу.
Тогда Ермаков улыбнулся своей странной улыбкой.
– Мне не хотелось бы огорчать вас, Григорий Иоганнович, – совсем тихо сказал он, – но у меня есть серьезные основания опасаться, что ваше отношение к режиму подготовки вынудит экспедицию ограничиться в конечном счете одним геологом. Мы не можем себе позволить дать Венере хотя бы один, самый маленький шанс против нас. Даже недоеденный вами кусок телятины…
Дауге с пылающими ушами сел и с ожесточением вонзил вилку в злополучный кусок. Никто не сказал ни слова и не взглянул в его сторону. Обед закончился в гробовой тишине, и Ермаков не спускал с Дауге глаз до тех пор, пока нарушитель режима не подобрал с тарелки корочкой остатки подливы.
Быков не без удивления отметил, что этот инцидент не вызвал у его товарищей и тени возмущения строгостью Ермакова. Напротив, Юрковский в тот же вечер долго и настойчиво внушал что-то Дауге вполголоса, после чего тот только вздохнул и виновато развел руками.
К концу второй недели Усманов распрощался с экипажем и улетел. На следующее утро Краюхин после завтрака сказал:
– С сегодняшнего дня каждый займется, так сказать, своим делом. Товарищ Ермаков, вы будете работать со Спицыным и Крутиковым, как мы и договорились. Можете отправляться сейчас же, пропуска вам выписаны… Вас, Юрковский, и вас, Дауге, прошу подождать меня здесь. Я сейчас отвезу нашего пустынника и вернусь… Поехали, товарищ Быков.
У подъезда стояла мощная полугусеничная машина.
– Прошу, – пригласил Краюхин.
Они уселись рядом позади шофера. Когда город остался позади, Краюхин наклонился к Быкову и спросил:
– Нравится здесь?
– Ничего, – пробормотал Быков. – Места интересные.
– Скоро будет еще интереснее. С Дауге говорили?
– О чем?
– Обо всем.
– Да… говорил.
– Ну и как?
Быков пожал плечами. Краюхину не следовало бы заговаривать в таком тоне. Не дело начальника совать нос в душу подчиненного без особых на то оснований. Серьезные люди предпочитают держать свои переживания при себе. Впрочем, Краюхин как будто и не заметил, что ему не ответили.
– Сейчас будем знакомиться с вашим хозяйством, инженер, – сказал он, помолчав.
Через несколько минут машина остановилась перед длинным зданием без окон, с дверью во всю стену. Подошел хмурый вахтер, проверил пропуск.
– Вызвать механика! – приказал Краюхин.
Они вышли из машины. Вокруг расстилалась слегка всхолмленная равнина, покрытая редкой жесткой травкой. По небу ползли растрепанные серые тучи, моросил мелкий дождь. Под ногами хлюпала вода.
– Тундра, – вздохнул шофер.
Широкие, как ворота, двери раздвинулись. К Краюхину, протягивая чумазую руку, подошел веселый человек в комбинезоне.
– Вот, привез, – буркнул Краюхин.
Человек в комбинезоне взглянул на Быкова:
– Вижу, вижу! Ну что ж, пойдемте.
В здании было темно. Краюхин споткнулся обо что-то, выругался сквозь зубы. Механик виновато кашлянул.
– Не успели провести свет, товарищ Краюхин. Но завтра все будет сделано.
– Завтра? А сейчас что, человек в потемках ковыряться будет, так?
Постепенно глаза Быкова привыкли к полутьме, и он разглядел впереди широкую, мутно отсвечивающую серую массу. Стали видны ребристые гусеницы, открытый люк, круглые слепые глаза прожекторов.
– Что это? – спросил он.
– Это «Мальчик», – отозвался Краюхин. – Наш танк-транспортер. Он несколько отличается от обычных машин такого типа, но вы освоитесь с ним быстро. Принимайтесь за дело сейчас же… А вы… – Он повернулся к механику. – Чтоб через полчаса здесь был свет!
– Есть! – бодро ответил тот и кинулся прочь.
– Прихватите с собой описание и справочники! – бросил ему вдогонку Краюхин. – Ну, вот и все. Оставайтесь и работайте. К обеду за вами заедут. – Он попрощался и пошел к выходу.
Когда через двадцать минут под потолком вспыхнула яркая лампа, Быков ахнул от восхищения. Перед ним была самая совершенная машина из всех когда-либо передвигавшихся на гусеницах. Она была огромна – не меньше гигантского танка-батискафа, который Быков видел несколько лет назад на Всесоюзной промышленной выставке, – но вместе с тем производила впечатление необычайной легкости, стройности, даже, пожалуй, грациозности. Длинный, округлый, слегка сплюснутый по вертикали корпус, приподнятая узкая корма, едва намеченные выпуклости люков и перископов, высокий клиренс… И нигде ни единого шва! Талант конструкторов слил в «Мальчике» огромную мощь тяжелой транспортной машины и благородные линии сверхбыстроходных атомокаров.
– Вот это лихо! – бормотал Быков, обходя транспортер кругом и то и дело опускаясь на корточки. – А это что?.. Система равновесия… Здорово! И опорные рычаги втягиваются?.. Умно!
У кормы он задержался и приложил ладонь к гладкому борту. Борт был теплым.
– Заряжено, – добродушно усмехнулся механик, наблюдая за ним с порога гаража. – Хоть сейчас садитесь и поезжайте.
Быков нахмурился.
– Рано еще… ехать, – сказал он. – Вы руководство мне принесли?
– Принес. Вот, пожалуйста.
– Спасибо.
С неожиданной легкостью Быков юркнул в открытый люк. Створки крышки сомкнулись над его головой.
– Эй, товарищ! – крикнул механик. – Я вам буду нужен?
Он постучал по люку. Ответа не последовало. Механик пожал плечами и ушел.
Как было указано в руководстве, «Мальчик» являлся танком-транспортером высокой проходимости, предназначенным для передвижения по твердым, вязким и сыпучим грунтам и по сильно пересеченной местности, в газообразной и жидкой среде при давлениях до двадцати атмосфер и температурах до тысячи градусов, способным нести экипаж до восьми человек и полезный груз до пятнадцати тонн. Он был оснащен турбинами общей мощностью в две тысячи лошадиных сил, питающимися от компактного урано-плутониевого воспроизводящего реактора. На нем имелись инфракрасные проекторы, ультразвуковая пушка, пара выдвижных механических рук-манипуляторов (почти таких же, какими водители атомокаров пользуются при перезарядке реакторов своих машин на базах энергопитания), внешние и внутренние дозиметры и радиометры и десятки других устройств и приборов, назначение которых Быков представлял себе пока очень смутно. Экипаж, груз, механизмы и приборы прикрывались надежным панцирем из прочной – более прочной, чем титан, – термостойкой и радиостойкой пластмассы.
Управление «Мальчика» мало отличалось от известных Быкову систем. Знакомой оказалась и ходовая часть, но для очистки совести Алексей решил перебрать машину по винтику. Он приезжал к обеду и ужину усталый, испачканный жирной графитовой смазкой, жадно ел, перебрасывался короткими фразами с товарищами и торопливо возвращался в гараж или ложился в постель. Утром и после обеда его ждала у подъезда машина. Но личный тренировочный и гигиенический режим периода подготовки не нарушался ни в чем. Ермаков внимательно следил за этим.