В субботу опять был субботник, на который я решил не идти. Хотел выспаться - накануне за стеной особенно разгорелись страсти. Послал за нас обоих жену. В квартире было подозрительно тихо. По закону вредности мне от этой тишины не спалось. Я пошел покурить в кухню. Дверь была заперта. Я толкнулся - не поддается. "Наверное, Ханна моется",- подумал я и решил покурить в совмещенных удобствах. Распахнул дверь - внутри что-то обрушилось. "Это ты, Циля?" донеслось до меня. "Нет, это не Циля",- глупо ответил я. "Мужчина! воскликнула Ханна Самуиловна с намыленной головой.- С места мне не сойти посторонний мужчина!" С этими словами она не то что сошла - слетела с места, таз упал мне под ноги. Я наступил на мыло и благополучно съехал на нем с третьего этажа на первый. Тут меня поджидал поляк-комендант с метлой. "Бери лопата! Давай-давай!" - затараторил он. "Пошел ты в баню!" - ответил я. И пошел туда сам...
"Кто же все-таки был в кухне?" - с этой мыслью я рванул дверь, кто-то отскочил от нее, и я с удивлением увидел, как дородная жена "шайсскерла" затиснулась в стенной шкаф и притворила дверцы. "Дела! - подумал я.- Прятки!" И оказался, как выяснилось, на этот раз близок к истине. Стоило мне поравняться с дверью темной комнаты, как та распахнулась, и оттуда, сметая меня, выскочил "шайсскерл". "Я иду искать! - с любовным озорством он пролетел через кухню к стенному шкафу.- Кто не спрятался, я не виноват!" Он распахнул дверцы, из шкафа вывалился молодой муж Семен и следом - дородная половина "шайсскерла". "Варум?" - обиженно и уже сердито возопил он. "Обознатушки-перепрятушки!" - сказал Семен. "А я смотрю - хто тут сховался",хихикала грозная усатая женщина. "Найн!" - ревниво обижался муж. Мне стало стыдно: люди так лирически настроены, играют в прятки, несмотря на чужбину и возраст... "А ты-то, Семен, что тут делал?" - спросил я. "Да достали бабы,поморщился Семен.- Сходи, узнай, талдычат, не полагается ли Ханне надбавка за пребывание в детском возрасте в гетто?"
Вечером все-таки вымытая, но все еще возбужденная Ханна Самуиловна в третий раз высказала сентенцию: "Таки мой Моисей оказался прав: ничего не делай в субботу, Ханночка, даже если тебе приспичит умереть!"
ПОРА ПРИВЫКАТЬ К ЗДЕШНЕМУ КЛИМАТУ
- Тут, старик, никогда не бывает холодно,- сказал мне друг-художник, встречая меня в аэропорту по приезде на ПМЖ в Германию.- Так что зря ты напялил на себя все эти шмотки! - Он показал на свитер и пальто, в которых я прилетел.- Тут Гольфстрим, Европа, демократия и теплынь. Надо привыкать к здешнему климату!
Надо сказать, что мое барахлишко мне изрядно надоело на родине, и я с удовольствием от него избавился в соответствии со здешним обычаем - бросил в первый попавшийся контейнер Красного Креста. И глупо сделал, потому что несмотря на Европу и демократию завернули холода. Многих они застали врасплох. В благословенной Унне, первом приюте "беглецов", мы дружно мерзли, прогуливаясь от "амтов" до "хаймов", пока не набрели на здешний "Каритас" вид Красного Креста от евангелистов. Там давали утеплиться. Я постеснялся взять дубленку, взял мексиканское пончо. Какая-то хрупкая девушка постеснялась взять шубейку и взяла китайский халат с драконами. А какой-то мужчина, крепкий и румяный, но все равно изрядно поношенный, взял и дубленку, и шубейку.
- Нас тут много,- сказал он служащей "Каритаса" и повел рукой почему-то в мою сторону.
Вышли мы вместе: девушка в драконах, я в пончо и крепыш лет шестидесяти, нагруженный тулупчиками. Он подтолкнул меня локтем и сказал, кивая на девушку и драконов: "Между прочим, страшная женщина!" - И подмигнул мне.
Я продолжал то потеть, то мерзнуть: утрами и вечерами морозило, а с двенадцати до двух жарило и парило. "Надо привыкать к здешнему климату! сказал мне давешний "дубленочник", перемещая на тележке внушительный тюк, набитый, судя по весу и форме, чем-то теплым и мягким. Вдали проплыла в мареве тумана девушка в халатике в сопровождении огнедышащих чудовищ.- Видите? Смотрите! Какова? Между прочим, страшная женщина, хочу пригласить ее сегодня в гости. В Дортмунд. Я живу в Дортмунде, знаете ли..."
- А чего вы тут делаете, в Унне? Все-таки не ближний свет...
- У вас тут "Каритас" отличный... Нас ведь много...
- Кого это нас? - поинтересовался я.
- Кто страдает от холода и отсутствия свободы. Я помогаю таким людям импорт-экспорт. Отсылаю дубленки в "совок", другими словами. Но это - между нами. Надо как-то привыкать к здешнему климату!
- Но вы ведь посылаете их в "совок"?!
- Разумеется. Там они хорошо идут. Один поляк берет у меня их чистить. Со скидкой. Правда, после его чистки вещи приходится долго проветривать: он получает очиститель с фабрики удобрений - превосходно чистит, но... приванивает. Всего!
На следующий день мы прогуливались между турецким базаром, почтой и памятником жертвам всех гонений. Прогуливались со "страшной женщиной" и ее подругами.
- Ну как? Были в Дортмунде? В гостях у...
- У дубленочника-то? Были. Ничего, хорошо принял, только у него нехорошо пахнет. Он там держит что-то пахучее.- Девушка поежилась в своем грозном халатике, я не стал ее просвещать относительно запахов, а просто пожалел:
- Чего вы мерзнете? Купили бы у дубленочника дубленку!
- Я просила. Он не продает. "Вы же знаете,- говорит,- что с вас я не могу взять столько, сколько могу и получу за нее в "совке"! Вы,- говорит,- страшная женщина!"
- Как вам не стыдно! - сказал я тулупщику при встрече.- Продали бы бедной женщине тулуп!
- Вы что, с ума сошли? Нас ведь много! Если я всем буду продавать... Послушайте, она вам жаловалась? О! Я же говорил - страшная женщина! Я, между прочим, ее опять пригласил в гости. С подругой. Ко мне в Дортмунд. Я, знаете ли, живу в Дортмунде!
- Как же, знаю, знаю,- хмуро сказал я и потихоньку тронулся спать.
Мне не спалось. Крепко морозило. Поздним часом я прогуливался в своем пончо по Унне. Шел вдоль каменных не деревенских и не городских домов, вдоль темного поля, мимо страховой автомобильной конторы поляка-эмигранта, мимо закрытой "штубы" с "лонг дринк" за пять марок и гамбургерами за три. Мимо загадочного здания, как говорят, тюрьмы, где решетки заменены стеклоблоками. Навстречу мне из темноты вынырнула процессия: две девушки в симпатичных полушубках и хозяин всех благотворительных дубленок, тоже в тулупе. Мы поздоровались.
- Как я рад вас всех видеть! - сказал я, действительно радуясь, что девушки сегодня тепло одеты и что дубленочник пожалел их и теперь даже провожает. Я высказал эту мысль вслух.
Девушки переглянулись и хихикнули. Тулупщик громко откашлялся. Мы разминулись. Когда я шел уже к своему корпусу, опять встретил его. Он тащил огромный мешок.
- Ха! Это вы?! - Он скинул мешок на землю.
- Даже ночью в трудах? - похвалил я силача.
- А что делать? - ответил он мне вопросом на вопрос.- Вы вот думаете, мы здесь все получаем задаром? Нет! Приходится приспосабливаться к здешнему климату! - И его фигура с мешком растворилась в сумраке, теснимом ртутными фонарями на пути, ведущем к станции "Унна Массен".
Утром в супермаркете я встретил девушку, драконов и подругу в валенках и платке оренбургских мастеров.
- Как? Почему? - всплеснул я руками, если скептик может чем-нибудь всплескивать.- Что за маскарад? Где теплые вещи? Где дубленки?
- Дубленочник их увез! - расхохотались девушки.- Он и провожать нас взялся, чтобы сопроводить товар туда и... обратно! - Они зашлись от хохота.Он позволил надеть тулупы только до дома и забрал их на пороге.
"Страшная женщина,- подумал я.- Она еще смеется". "Нас же много",вспомнил я слова дубленочника и улыбнулся. "Надо привыкать к здешнему климату",- хотел сказать я девушкам, но не сказал, решив вернуть совершившую круг фразу знакомому художнику...
"ПОЧЕМУ ВЫ ЗДЕСЬ?"
Тут попал я как-то в больницу. Сердце. О немецких больницах можно писать бесконечно. Они поражают бывшего россиянина, а уж бывшего "советского" и подавно: столько мы насмотрелись на койки в коридорах, палаты на добрых полсотни человек, равнодушный персонал и плохое питание,- и сами если лежали, и если навещали близких и далеких. Чтобы вам каждый день меняли постельное белье? Чтобы вы сами себе заказывали еду по карточке? Чтобы по малейшему требованию прибегала сестра? Чтобы все лекарства тут же появлялись, а минералка освежалась по мере потребления? Нет, это все сказки, скажут мне те, кто сам, не приведи Бог, не испытал на собственном опыте. Лежишь