С женой князь жил в разъезде. А в доме своем Юсупов держал гарем из актрис, наплевав на всякие приличия и общественное мнение («Мирза Юсупов взял к себе какую-то русскую красавицу и никому ее не кажет», – писал В.Л. Пушкин[1] П. Вяземскому от 8 мая 1819 года). Как рассказывал один московский театрал, «во время балета стоило старику махнуть тростью, танцорки тотчас заголялись. Прима была его фавориткой, осыпал он ее царскими подарками. Самой сильной страстью его была француженка, красотка, но горькая пьяница. Она, когда напивалась, бывала ужасна. Лезла драться, била посуду и топтала книги. Бедный князь жил в постоянном страхе. Только пообещав подарок, удавалось ему угомонить буянку. Самой последней его пассии было восемнадцать, ему – восемьдесят!»

Незабываемое впечатление производил выезд Юсупова из его московского дворца в Архангельское. Это был большой поезд, включавший в себя не менее десяти карет, запряженных каждая шестеркой лошадей, в которых ехали друзья, музыканты, актеры, пассии, а также собаки, обезьяны, попугаи и прочая живность. Сборы занимали целые недели, встречали и провожали князя пушечной пальбой.

Интересно, что при таких доходах и безумных тратах на фантастические увеселения Юсупов отличался скупостью, о чем судачили не только в Благородном собрании. В 1826 году Николай I назначил князя верховным маршалом Высочайшей коронации (а еще Николай Борисович все время кого-нибудь хоронил – то одного царя, то другого, также исполняя должность верховного маршала на этих печальных мероприятиях). Не слишком доверяя ему, царь отправил в Москву графа Потоцкого со словами: «Князь Юсупов скуп вообще, хотя ему дано довольно денег, но он будет их жалеть и стараться делать экономии, кои при таком случае не у места; поезжай в Москву яко член Комиссии о коронации и наблюдай, чтобы все было соответственно торжеству; в случае несогласия с Юсуповым относись ко мне на разрешение, я тебя поддержу».

Скаредничая, Юсупов приказывал топить печи не дровами, а опилками, из-за чего дом в Архангельском однажды сгорел. Один из московских приятелей князя писал: «Погибла вся библиотека и живописи немало. Спасая от огня картины с книгами, кидали их прямо из окон. Знаменитой скульптуре Кановы “Амур и Психея” отбили руки и ноги. Бедняга Юсупов! И почто скупердяйничал? Мое мненье: не простит ему Архангельское разора напрасного, а еще и позора, то бишь гарема шлюх и танцорок…» Об этом же в январе 1820 года В.Л. Пушкин писал П. Вяземскому: «Князь Юсупов в большом горе; славный его дворец в Архангельском сгорел до основания… Всем любителям художеств и изящного должно сожалеть о такой величайшей потере; иного и с деньгами купить нельзя».

Юсупов знал всех московских антикваров. «Князь Юсупов, – замечает Пыляев, – очень любил старые бронзы, мраморы и всякие дорогие вещи; он в свое время собирал их такое количество, что другого такого богатого собрания редких античных вещей трудно было найти в России: по его милости разбогатели в Москве менялы и старьевщики Шухов, Лухманов и Волков».

Гаврила Волков или, как прозвали его москвичи, Гаврила-меняла, торговал старыми книгами на Красной площади. Согласно легенде, однажды аккурат рядом с ним сломалась карета Юсупова. Вышел князь, поговорил с букинистом и… одарил его деньгами, которых хватило на аренду лавки. Волков раскрутился и вскоре открыл собственный магазин на Волхонке. А затем князь помог ему освободиться от крепостной зависимости у своего барина Голохвастова: «Голохвастов, отличавшийся большой гордостью, отказывал в просьбе, кичась тем, что его крепостной человек обладает большим состоянием и представляет лицо, небезызвестное в Москве, – повествовал современник. – Это было в тоне больших бар. Рассказывали, что такой же политики держались и Шереметевы. У них крепостные достигали миллионных состояний и тем не менее, несмотря ни на какие предложения, не отпускались на волю. Шереметев говорил: “Пусть платят ничтожные оброки, как прежде. Я горжусь тем, что у меня крепостные – миллионеры!” В своем горе Волков обратился за советом к князю Николаю Борисовичу Юсупову… Князь обещал ему помочь. Случилось, что Юсупов и Голохвастов встретились в Английском клубе за карточным столом. Голохвастов был страстный игрок, и в этот вечер ему страшно не везло. Проигравши все наличные деньги, он предложил играть на честное слово. “Еще успеешь! – ответил Юсупов. – Теперь я ставлю на ставку столько-то, а ты поставь Гаврилу Волкова. Условие такое: коли проиграешь, давай Волкову вольную”. Голохвастов согласился и снова проиграл. Вот таким путем Гаврила Григорьевич Волков получил наконец давно желанную свободу».

Дворец Юсуповых, конец XIX века

Богатейший человек своего времени, Юсупов владел не только драгоценными предметами искусства и сонмом любовниц, но и тридцатью тысячами крепостных душ в двадцати трех губерниях. Годовой доход его редко опускался ниже миллиона рублей. Когда князя спрашивали, есть ли у него имение в такой-то губернии, он нередко отвечал: «Не помню, надо посмотреть». Затем открывал памятную книжку с подробным реестром всех своих имений, и, как правило, ответ следовал утвердительный: «Да, есть!» Имея такие барыши, Юсупов тем не менее сдавал свою недвижимость внаем. Просвещенность на равных уживалась в нем с жадностью до денег. Сдавал он и дом в Большом Харитоньевском переулке.

Среди нанимателей была и семья Пушкиных, жившая здесь с 24 ноября 1801 года по 1 июня 1803 года. В то время эта часть Большого Харитоньевского переулка была известна как Большая Хомутовка.

Пушкин не раз мысленно обращался к детским годам, проведенным в Большом Харитоньевском переулке. И процитированные строки из седьмой главы «Евгения Онегина» – яркое тому подтверждение. Татьяна Ларина была поселена автором именно «у Харитон ья в переулке», то есть рядом с церковью Св. Харитония.

Поселившаяся здесь семья Пушкиных состояла из пяти человек: глава семьи Сергей Львович Пушкин, московский чиновник средней руки; его жена Надежда Осиповна, урожденная Ганнибал; дети – Ольга, Александр и Николай. Позже у Сергея и Надежды Пушкиных родилось еще пятеро детей. Из них выжил только Левушка, остальные же – сыновья Михаил, Павел, Платон и дочь Софья – умерли в раннем возрасте.

В усадьбе Юсупова в начале XIX века стояло три каменных дома, один из которых – средний – и был арендован Сергеем Львовичем Пушкиным. В результате более поздних перестроек дом стал частью одного большого здания. Сегодня это его левое крыло (по другому мнению, Пушкины жили в несо-хранившемся деревянном флигеле).

В 1801 году Николай Борисович вдобавок к своему терему решил прикупить соседний особняк, принадлежавший семье коллежского асессора X. Христиана (ныне Большой Харитоньевский, 24) для размещения в нем домашнего театра и, главным образом, актрис, столь любимых князем. Дом как дом, а вот примыкавший к нему большой сад был даже более удачным приобретением, простираясь до современного Фурманного переулка. Юсупов решил сделать из него Версаль в миниатюре с регулярной планировкой, украсить его статуями древних богинь, разбить посередине круглый пруд со спускавшимися к нему двумя лестницами, устроить искусственный грот, беседки, аллеи и клумбы. Войти в него можно было через красивые ворота с Большого Харитоньевского. Юсуповский сад славился на всю Москву, усадебное садоводство на иноземный манер – английский или французский – было в ту пору в большой моде. Маленький Саша Пушкин много времени проводил в саду князя.