- Комитет спасения? - переспросил Карл, вспоминая историю и такие же слова.

- Комитет Социального Спасения, - строго, как учитель в школе, поправил сидящий за столом.

Он вытащил откуда-то из кармана футляр для очков, но достал оттуда пенсне в золотой оправе, нацепил его на нос, и почему-то стал очень похож на какого-то писателя из школьной хрестоматии.

- Хорошо, я готов отвечать на вопросы и, как там..., да, добровольно даю согласие на сотрудничество.

- Свидетели! Вам слышно?

- Да, да, - закивали от дверей соседи, с опаской поглядывая на него.

- Итак, вопрос первый: в какой государственной или муниципальной структуре вы работали в своей жизни?

- Э-э-э... Понимаете, так они же все были тогда государственными...

- Не все, далеко не все. Но перечислите для протокола и для свидетелей, у нас-то в деле все про вас записано.

- В армии служил. В музее работал. В школе...

- Армия? - вопросительно поднял брови человек в пенсне.

- Нет, - ответил сидящий сбоку и до сих пор молчащий его коллега. - Нет, по возрасту явно не подходит. Хотя, опыт есть, и мог бы пригодиться, наверное, но только не в строевых частях. Староват для армии.

- Что же, полковником его теперь сразу ставить? - хохотнул стоящий сзади.

- Тройка пришла к мнению, что в армии вы бесполезны. Все согласны? Все.

- Музей..., - поскреб подбородок. - Военно-исторический, да? Хм... Это патриотическое воспитание, и это - история. Это сейчас -- очень нужное дело. У нас есть заявки от музеев?

- Нет.

- Вычеркиваем. Что там со школой? Сколько лет?

- Два года, - ответил Карл.

- Кем?

- Директором, учителем истории. Там мужчин, да с дипломом - сразу в начальники.

- А? - повернулся всем телом молчаливый. - Наш ведь человек, выходит? Или я не понимаю чего-то? Или где и как?

- Так. Ну, и почему же вы бросили свою школу?

- Я, извините, не бросил, я просто ушел на другое место работы! - огрызнулся Карл по привычке.

Только беззубо огрызнулся, без злости.

- Нет, вы именно бросили, бросили... Вот, смотрите: вам там работать разве не нравилось?

- Ну, нравилось... Но мне, между прочим, всегда и везде нравилось! Я не работаю, где мне не нравится. И сейчас вот, кстати...

- Вы забудьте уже про сейчас и про всегда, - посоветовал голос за спиной. - Вы на вопросы отвечайте. И отвечайте по возможности ясно и четко: идет запись. И свидетели должны все слышать. Говорите: вам нравилось работать в школе? Да или нет?

- Ну, да.

- Очень хорошо. Дальше: после вашего ухода в школе стало лучше или хуже?

- Я не могу оценивать...

- Можете, все вы можете... Мы задаем вопрос именно вам. И хотим знать вашу личную оценку и ваше личное сто раз субъективное мнение. Итак, лучше или хуже стало в школе?

- Как мне кажется? Ну, хуже, наверное... Но я...

- Минуточку. Вам слово мы еще дадим. Последний вопрос, уже как человеку, ответившему положительно для нас: как вы считаете, какая ваша работа несла больше пользы обществу, была, так сказать, социально направлена?

- Это опять не мне и не вам судить...

- Никто никого не судит. Мы - не суд. Мы - чрезвычайная тройка Комитета Социального Спасения. Отвечайте немедленно! - прихлопнул ладонью по столу тот, что в пенсне. - Какая из ваших работ была социально направленной?

- Ну... В школе, наверное... Так выходит, получается. Если, значит, социально. Наверное...

- Свидетели, вы все слышали? Члены тройки? Ваше мнение, граждане, вижу, совпадает с моим?

- Да, да...

Человек в пенсне достал из кожаного портфеля лист бумаги, украшенный такими же большими печатями, и стал его заполнять от руки. Затем так же заполнил второй.

- Так, свидетели, прошу к столу. Распишитесь здесь. И еще вот здесь. У нас тут нет копий. У нас тут все бумаги - подлинники. Члены тройки, ваши подписи. Так...

Он еще раз просмотрел оба листа, размашисто последним расписался на обоих. Встал. За ним вскочил тот, что сидел сбоку. И сзади послышался шорох вставания.

- Встаньте, пожалуйста, для оглашения решения чрезвычайной тройки, - послышался сзади вежливый голос.

Карл встал.

- Именем социальной революции, по поручению Комитета Социального Спасения, мы, чрезвычайная тройка по вашему району, приняли решение: направить бывшего социально-бесполезного - вот тут вписаны ваши фамилия, имя - в распоряжение органов народного образования с целью использования его в качестве директора школы. Вам дается двадцать четыре часа, начиная с этой минуты, для того, чтобы обратиться в любое управление народного образования. В случае вашей неявки в указанный срок, вы подлежите розыску как дезертир социального фронта. Все. Распишитесь на нашем экземпляре в получении... Расписывайтесь, расписывайтесь. Это не согласие какое-то ваше тут фиксируется. Это - путевка вам. Путевка в жизнь, так сказать.

...

Вот и поработал директором по путевке, так сказать. Так что не надо ему тут о любви или нелюбви к детям. Кто в школе работал, тот это понимает. Дети - это практически те же взрослые, только маленькие и поэтому немного глупые. Не все, конечно. Некоторые, наоборот, даже слишком умные.

В школе, кстати, Карлу даже нравилось. Там были порядок и дисциплина, если все нормально настроить. Когда же совсем все рухнуло, думал, что и сама жизнь закончилась. Куда теперь податься? Что делать? Кризис на дворе...

А потом у него совершенно изменилась жизнь. Это в том числе благодаря встрече с одним хорошим человеком. Нет, не угадали. Вот он здесь как раз совершенно не причем. Но вообще это дела не касается. Это все очень личное.

Так, о чем я?

Ну, так вот, когда завалил того, самого первого, жалко его не было совсем. Хоть и был он учеником в той самой бывшей "его" школе. Вот так, да.

***

Да, я предупрежден, что мои слова могут быть использованы... Ну и что, зачем это вы меня пугаете? У нас здесь демократия и свобода слова, между прочим. Мало ли что я сам на себя тут наговорю? Ни один нормальный суд такой самооговор не примет. А если что - можно ведь и в войнушку поиграть. На полном, так сказать, законном основании. То есть, это раньше можно было... Извините.

Так что вас все-таки интересует? А-а-а... Конечно. Он.

Да, мы были знакомы и даже были достаточно близки какое-то время. И мы тогда говорили с ним много о жизни, обсуждали всякое. Он же был совершенным новичком в нашем городе и в нашей жизни. Вот я ему и помогал первое время. Да, я помогал. Именно я. Что значит - все теперь так говорят, что были рядом и чуть ли не под руку не поддерживали? Я этих всех не знаю, я только о себе могу сказать. И с жильем ему помог, и с первыми прогулками. Советом помогал. Что? Хороший человек? Кто? А-а-а... Есть такой тест, знаете, на хорошего человека. Если, мол, дети доверяют, если любят кого - тот человек хороший. Знаете такое, да? Так вот - это полная ерунда. Все убийцы, насильники, педофилы, маньяки - они как раз такие обаятельные, что дети их любят. Жмутся к ним сами. Вот это - жестокая практика. Так вот этот самый Карл, как он мне потом представился, был вовсе не из таких. Он со всеми, в том числе и с детьми, был на равных. Он шутил, смеялся с ними, рассказывал какие-то невероятные истории, но как со взрослыми. Точно так же.

А все верили каждому его слову. Да и как было не верить?

Он же, кроме всего прочего, был известным путешественником, знаете, да? Столько всего успел повидать... И вот, попал под конец в наш город. Просто, считаю, не повезло мужику.

А мне? Ну, мне, выходит, наоборот. Мне как раз очень даже повезло. И с жизнью, и с этой встречей, и с моей Марией. И вообще.

--

Глава 2. Мария