Он помолчал, покачался, перекатываясь с пяток на носки и обратно, задумавшись. Продолжил:
- Вы у нас этакие пистольерос, ганфайтеры, так сказать - вам надо точно знать лишь одно: увидел человека с ножом в руке - сразу стреляй. Драться на ножах с тем, кто умеет это делать, я вам просто не рекомендую. И проверять, действительно ли он умеет что-то, этот ваш внезапный противник, тоже будет некогда. Достал нож - стреляй его сразу. Любой нож. Тут уж не до выбора.
- И складной, который прямо из магазина?
- А вам, конечно, будет приятнее чувствовать, что вас убивают с полным соблюдением закона и законно приобретенным в магазине складным ножом?
- А вы нас учить будете, как ножи метать? - крикнул кто-то из весельчаков от задних столов.
- Сначала научимся кидать ваши пистолеты. Стоишь этак за углом, потом высунулся, посмотрел, где противник, и пистолетом в него, пистолетом, прямо в башку! Пистолет тяжелый, крепкий, сразу свалишь, если удачно попадешь.
- Смеетесь... А в кино всегда ножи кидают. Бесшумно и смертельно получается. Очень удобно.
- В кино. И в цирке еще. Кто у нас тут циркач? В кино с пистолетом от роты гвардейцев отбиваются. И что? Нет, я вас поучу, конечно. И удару, и разрезу, и постановке корпуса, и хвату разному. Хотя бы для того, чтобы понимали, кто перед вами стоит и как держится. Но толку все равно будет - самый чуть. Нож надо учить годами. И пользоваться им годами.
- А еще ведь цыгане...
- Ну-ну... Вы мне немного и про Деда Мороза порассказывайте.
- А как вы относитесь к серрейторам?
- Пила хороша, чтобы перепилить хрящ или сухожилие. Для боя она практически не нужна. Еще вопросы есть? Нет? Тогда идем на площадку, смотреть и учиться. Кто тут у вас старший?
- Класс, смир-р-рно! Справа по одному - на спортплощадку!
***
Какой-то кошмарный сон одновременно вяло и тяжело, и при этом болезненно и тошно тянулся и тянулся без конца. Было то невозможно душно до больного скользского пота, и влажная подушка почти не холодила бритую голову, то становилось вдруг холодно до мурашек по коже и ледяных ног. Кто-то невидимый в темноте что-то долго и упорно спрашивал. Монотонно, раз за разом повторялись вопросы. Карл не понимал, что именно, что же такое у него спрашивают, потому что в ушах стоял какой-то невыносимый тяжелый гул. Так бывает иногда во сне, когда не можешь поднять руку или шагнуть, или просто открыть глаза, или вот - совсем не слышишь, не разбираешь слов. Но при этом, не понимая вроде бы ничего, он что-то отвечал, не слыша за этим гулом собственного слабого голоса.
Диалог был длинным и утомительным. Медленно, но верно начинала болеть голова - от лба, от той точки, что между бровями, в стороны, все шире, потом от висков назад, к затылку. Голоса менялись, становясь то ниже, то выше, то громче, то тише. Вопросы продолжались. Гул в ушах ослабевал и усиливался волнами, иногда вызывая нестерпимый зуд глубоко в черепной коробке.
Карл внезапно проснулся. Он лежал на спине в своей кровати в гостиничном номере. В комнате было светло. Из окна прямо в глаза светила полная луна. На черном предутреннем небе - ни облачка.
"Сон", - с удовлетворением подумал он. - "Всего лишь сон. Просто ночной кошмар. Это все из-за полнолуния, наверное".
Что-то кольнуло руку, сразу поплыло холодом вверх, к плечу и в шею. Свет луны вдруг приблизился, колеблясь. Начало неудобно светить прямо в левый глаз. Потом - в правый. А голова не поворачивается. Это опять сон?
- Он готов отвечать, - раздался голос откуда-то сбоку и сзади.
- Хорошо. Итак, продолжим...
Голоса сливались, путались, свивались в тугой канат, как будто тянущийся откуда-то из позвоночника и монотонно подергивающийся в такт речи.
Ночной кошмар продолжался.
И не проснуться никак, не выплыть.
...
- Двери не припираешь ничем, на замок и задвижку не закрываешь - это как понимать? Все же не у себя дома спишь, а в гостинице, в публичном, так его, месте, - ругался, скрипя паркетом, внезапный по утреннему времени убийца. - Вот, предположим, заказали бы тебя мне. Контракт такой. И что? Вошел без стука, сделал дело без шума, вышел без скрипа. Еще и дверь закрыл бы и повесил бы ярлык, что "не беспокоить". И когда бы нашли твой хладный труп? Хорошо, если к вечеру. А то и через день-два.
Иеро уже проснулся, но все еще лежал, постепенно осознавая себя, свое положение, свое имя и свое место. Это гостиница. Его номер. Его кровать. Вон там дверь, вот тут справа - окно, за которым большой и странный город. Он - Карл. То есть, для здешних Иеронимус Вандерер. Так записался в книге и так уже представился неоднократно. Не перепутать - Иеро, Иеро Путник. Если по-местному.
- Ну, ты вставать собираешься, или мне так тут и ходить вокруг тебя кругами?
Иеро откашлялся, собираясь с мыслями, спросил, медленно ворочая языком:
- Что ты тут вообще делаешь, мой спаситель?
- Спаситель давно умер и воскрес, и исчез, - на ходу кинул Карл, заглядывая во все углы. - А я как раз наоборот, совершенно по другим делам, чтобы не воскресали... Кстати, а ведь нормальный номер у тебя. Все, как положено. И ванная такая большая, вместительная, и прихожая есть, и окно в правильную сторону. Мне здесь даже нравится. Сам бы так пожил.
- Как ты тут оказался? - слабым голосом спросил Иеро.
- Знаешь, мне теперь кажется, что ты моя главная головная боль. Опять пришли люди. От других людей. Очень уважаемых людей. И сказали, что гостю города нужна моя помощь. Назвали гостиницу и твой номер. И вот я поэтому не сплю утром, и не работаю, если надо, а как дурак иду в эту самую гостиницу. Поднимаюсь на второй этаж, захожу, не постучавшись... Кстати, ты почему не закрываешься?
- Да закрывался я! - буркнул недовольно, пытаясь подняться, Иеро.
И рухнул опять на кровать - так закружилась внезапно голова, и замутило, замутило, выворачивая внутренности, подкатывая едким и скользким комком к горлу, обжигая горечью язык.
- Ты чего это, приболел, никак? Оп-па...А это у нас еще что такое?
- М-м-м..., - только и мог промычать, стараясь покрепче сжать челюсти, хозяин номера. - М-м-м...
- Что это за гадость? - все напористее продолжал Карл. - Ты наркоман, что ли, гость города? И я, что, должен помогать какому-то вонючему наркоману? Да пошли они, эти уважаемые люди!
- Я. Не. Наркоман, - с большим трудом и с остановками полушепотом смог, наконец, выдавить Иеро.
Он с удивлением смотрел на вдруг заболевшую руку: по вене на левой почти от запястья и до локтевого сгиба шли красные точки уколов и желтые пятна кровоподтеков.
- Ага. Конечно. Просто комарики покусали, да?
Участливый такой. С улыбочкой. Вот только улыбка у него неприятная. Не широкая, во весь рот, а как будто натягивает все время губы на зубы, прячет их. Как будто зубы больные или вовсе нет их просто. Иеро поймал себя на мысли, что с интересом рассматривает лицо стоящего напротив наемного убийцы и анализирует мимику. Может, он сам какой-то психолог и приехал сюда по работе? Все-таки что-то не так в этом мире. Не вспоминается никак все, что было до поезда. То есть, ничего не вспоминается. Да и сам поезд тонет в каком-то тумане.
Мысли перекатывались свинцовыми шарами - тяжело и медленно. Как во время тренировки в воде: стоишь по грудь и отрабатываешь удары. Левой-правой. Левой-правой. А рука движется еле-еле, хоть и напрягаешься изо всех сил. Вот еще интересное дело - откуда в голове о каких-то тренировках в воде? Где и когда это было?
- А-а-а... Не комарики это, не комарики, - бормотал, поворачивая и ощупывая руку Карл. - Так, говоришь, дверь закрывал? Точно закрывал? Ну, да, конечно. Тут уже не вспомнишь ничего. Мозги-то, как - работают? А? Ты говори, говори, а то вид как у недоумершего или недоубитого. Зеленый ты какой-то, дружище Путник. Ну? Чего вдруг замолк? Спроси у меня что-нибудь!