Костя
— Пипец красавцы…
Наверное, я ляпнул это вслух, потому что лица выстроившихся передо мной мужиков раскрасились во все цвета эмоциональной радуги, начиная с обиды («я не так уж и плох!») и заканчивая тайной радостью («меня точно не возьмут»). Радостных лиц было в разы больше.
Я их прекрасно понимал, потому что пьяный спор Иннокентия Герасимовича (бессменного ректора Гуманитарного Университета) с Василием Васильевичем (бессменным ректором Геолого-разведочной Академии и нашим злейшим врагом) на одном из министерских банкетов обернулся катастрофой, в которую все мы угодили нежданно-негаданно. Каким образом ДаблВась подбил нашего крайне осторожного в высказываниях, мыслях и поступках Ингерасима на матч по волейболу, никто так и не понял.
Все было бы очень даже неплохо (женская студенческая команда под моим чутким руководством межвузовский кубок третий год подряд практически без боя забирала), если бы не целых три НО. Во-первых, участвовать в соревнованиях должны были не студенты, а преподаватели, причем исключительно мужского пола. Как на это Ингерасим (у которого 90%-й женский коллектив!) повелся? Уму непостижимо! Во-вторых, призом за победу являлся нехилый спонсорский бюджет — тот самый, за который из года в год мы с ГРА бились не на жизнь, а насмерть.
Ну, а в-третьих, руки ректорам в споре разбил не абы кто, а заместитель министра образования, так что пути назад не было, а потому 1 сентября все немногочисленные преподаватели мужского пола Гуманитарного Университета выстроились передо мной упакованными в разномастную спортивную одежду. Душераздирающее зрелище, сказал бы я тому, кто согласился бы меня выслушать. Увы, желающих побыть свободными ушами не нашлось. Зато желающих откосить от соревнований и серьезной к ним подготовки было хоть отбавляй. Они же, мать их за ногу, гуманитарии! Для них физкультура — это Ад, а физрук — Дьявол во плоти. Впрочем, так думали не только преподы, но и студенты.
Я бы ни в жизнь на неблагодарную работу физрука в женском Вузе не согласился, но… Всегда есть НО, которое плевать хотело на наши планы и желания. В моем случае таких НО было аж два: доставучая дочь командира эскадрильи, влюбившаяся в меня без памяти и в итоге вынудившая рассказать своему отцу, что я гей, и последовавший за этим боевой вылет с заданием, выполнить которое, геройски при этом не погибнув, было невозможно.
Если бы не товарищи, вытащившие меня из пекла в нарушение приказа капитана и сдавшие на руки медикам в кратчайшие сроки, я бы исчез из бытия вместе со своим вертолетом, а так… Шрамы на спине, непригодное к тяжелым физическим нагрузкам тело и орден — итог моего пребывания в рядах ВВС РФ. В госпитале я провалялся без малого полгода и вышел оттуда свободным от военной службы и злым на весь мир инвалидом, совершенно неприспособленным к гражданской жизни.
Как ни странно, работу я нашел очень быстро — друзья друзей нашептали другу друга, который закрыл глаза на отсутствие у меня нужного образования и взял в Гуманитарный Университет преподом по физкультуре после первого и единственного вопроса, на который я ответил честно.
— Константин, вы действительно гей? Настоящий? Стопроцентный?
— Да.
— Вот и замечательно. Вы-то мне и нужны. Закончите заочно Институт физкультуры — и цены вам не будет, сокровище вы мое голубое!
Я поначалу подумал, что Иннокентий Герасимович так сильно моему появлению обрадовался, потому что сам ко мне клинья подбивать надумал. В общем и целом, я был не против. А что? Мужик он симпатичный: невысокий, сухонький и очень аккуратный. Во всем аккуратный: в делах, в словах, в одежде и даже в предпочтениях. Жены у него не было, любовниц, как и любовников, тоже, а возраст только добавлял ему шарма. Он, как Шон Коннери, чем старше становился, тем красивее выглядел.
Но я жестоко ошибался, потому что наш продуманный, мать его за ногу, ректор взял меня на работу физруком только из-за того, что 90% студентов гуманитарного Вуза были ошалевшими от свободы (школа-то позади, че, 16 уже есть) женщинами без тормозов и каких-либо моральных ограничений, на восторги которых мне, как гею, было глубоко плевать.
Умно, конечно, но мне все равно было ох как непросто, ведь парнем я был видным. Не дурак, не хам и не урод (шрамы под футболкой не видно, конечности неметь начинали только после жестокого напряга на тренировке, так что это не в счет), а мужик в самом расцвете сил, без обручального кольца на пальце с квартирой на Садовом кольце. Что еще нужно восторженной девице 18-ти лет от роду, чтобы записать меня в потенциальные женихи? Да ничего!
За четыре года преподавания я такого насмотрелся, что на десять комедий и двадцать фильмов ужасов хватит, растерял последние иллюзии насчет женщин и окончательно перестал верить в любовь. Иногда мне казалось, что я — тот самый Карлсон, который живет на крыше, только у него отобрали небо, пропеллер, варенье, любимую крышу, друзей и даже врагов. Есть от чего впасть в кому.
— Константин, по каким критериям вы будете проводить отбор в команду? — подал голос высокий худой очкарик, замыкающий строй, и я неспешно двинулся к нему, разглядывая народ по дороге.
Гордость отечественной науки. Светочи разума. Примеры для подражания. Лица нашего университета. Господи, ужас-то какой, а? Почему я раньше не замечал, в каком зоопарке работаю?! Ингерасим что, специально преподов-мужиков по принципу «чем страшнее, тем лучше» нанимает? Нет, я все понимаю, мозги важнее внешности, а приличная репутация ВУЗа тем паче, но это…
Это же сборище уродских инвалидов! Одна половина поперек себя шире, другая — анорексичных фотомоделей худее. Большая часть — сутулые очкарики с залысинами и бородой. Десять из тридцати пяти мне не то, что в отцы, в деды годятся! Умереть — не встать.
— По правилу левой пятки, уважаемый, — остановился напротив любопытного очкарика я. — И она мне говорит, что вы — главный кандидат в основной состав. Биофак, кажется? Ну что же, господин Ботаник, считайте, что лично вы отбор прошли. Дорожку беговую видите?
— Да, а какое…
— Бегом два разминочных круга. Марш!
— Но…
— Три круга!
— Это не…
— Четыре круга, — сказал я и попер на Ботаника паровозом с самой что ни на есть ласковой улыбкой на лице.
Мужика сдуло на дорожку, а стоящего рядом шарообразного старичка чуть удар не хватил. Понятное дело, что «чуть» не считается, но я ж не на него наезжал, а на соседа. Что с ним случится, если я на него рявкну, проверять не хотелось.
— Вы свободны.
На фига мне в команде истеричка? Валерьянку тоннами из медкабинета таскать? Соперников смешить? Мужичок вытер пот со лба, задышал нормально и покатился в сторону раздевалок, прихрамывая на левую ногу. Пиздец. Он еще и хромой.
— Те, кому за пятьдесят, шаг вперед, — рявкнул я и ужаснулся, потому что из тридцати трех человек на месте остались стоять всего шесть!
— Константин, не стоит сбрасывать старичков со счетов, — правильно понял выражение моего лица Николай Петрович, препод по зарубежной литературе с филологического. — Мы молодым фору дать можем!
Я с ответом спешить не стал, потому что спортивного, умного и хищного старикана знал лично. Он по вечерам у меня в зале тренировался, а я, когда время позволяло, на его лекции заглядывал, уж больно здорово он работы великих препарировал — язык острее лопасти. Есть чему поучиться! Обижать такого — себя не любить, да и выбора у меня не было. Мне нужно было набрать как минимум двенадцать добровольных добровольцев: основной состав и шестеро запасных на всякий случай. В том, что «всяких случаев» будет без счету, я не сомневался ни секунды. Надо будет аптечку обновить. Наверняка скоро понадобится.
— Николай Петрович, давайте так договоримся — два круга бодрой рысцой, а потом вы, как главный по старичкам, из выживших набираете себе команду. Идет?
Возражений не последовало, старички уползли на дорожку, а я уставился на оставшихся. Основной, мать твою за ногу, состав волейбольной сборной Гуманитарного Университета. Победители по жизни. Спортсмены-чемпионы. Команда, бля, гоблинов-недомерков! Два пузана, рохля, вешалка, адекват и красавчик. Ну, и Ботаник. Катастрофа! Если бы не личная просьба Иннокентия Герасимовича, хрен бы я с этими инвалидами возиться стал, но он меня на слове подловил, на слабо взял и, что немаловажно, премию из выигранного спонсорского транша пообещал.
