ЭСТЕР. А как же ремонт?

РАФА-ОТЕЦ. Но ты же сама говорила, что там даже на гостиную не хватит.

ЭСТЕР. Конча, вроде, знает каких-то румын, которые работают очень хорошо и очень дешево. Хочешь – платишь по-белому, хочешь – по-черному.

РАФА-ОТЕЦ. Ну да, я все понимаю, ты так давно об этом мечтала.

ЭСТЕР. И именно сейчас я решила остеклить террасу…

РАФА-ОТЕЦ. Знаю, знаю… Но просто… в моем возрасте нужна мотивация, какой-то стимул. А я чувствую, будто меня засасывает болото. Помню, как еще совсем недавно у меня было столько энергии, столько идей – мне все было по зубам! Но на фирме больше не нужно особо стараться, не к чему стремиться. Вот я смотрю на своего шефа и думаю: почему он, а не я? Теперь я хочу быть сам себе хозяином. И ты могла бы мне помогать. Выбирать ассортимент, налаживать связи… Нужно будет ходить по магазинам, общаться с маркетологами, изучать спрос. А довод будет самый что ни на есть сокрушительный: «Я предлагаю вам то же, что стоит у вас на полках, только в десять раз дешевле».

ЭСТЕР. Ты предлагаешь мне работать на тебя?

РАФА-ОТЕЦ. Я предлагаю, чтобы мы работали вместе.

ЭСТЕР. Но ты же знаешь, я все еще планирую закончить университет. Досдать те три предмета и начать работать по специальности. Ведь дети уже выросли.

РАФА-ОТЕЦ. Это было бы наше собственное дело. Наше! Если все сработает – и нет никаких причин, чтобы не сработало – у тебя будет намного больше, чем какой-то ремонт. У тебя будет новый дом!

Пауза.

ЭСТЕР. Оливки принести?

РАФА-ОТЕЦ. Давай.

КЛАУДИО. Она выходит из гостиной и застает меня за разглядыванием акварелей Пауля Клее. Все их названия заканчиваются по-немецки на "ung”: “Zerstörung”, “Unterbrechung”, “Hoffnung”, “Rettung”. Она возвращается в гостиную с тарелкой оливок и двумя Мартини.

ЭСТЕР. Этот мальчик… Тебя не смущает, что он каждый вечер у нас околачивается?

РАФА-ОТЕЦ. Да нет, он кажется довольно воспитанным. Даже, я бы сказал, стеснительным.

ЭСТЕР. А тебе не действует на нервы этот его унылый взгляд?

ХУАНА. Он все это слышит или только воображает? Они говорят о нем в его же присутствии?

ХЕРМАН. Нет, он же в коридоре. Стоит разглядывает картины.

ХУАНА. И оттуда все это слышит?

ХЕРМАН. Наверное, до него доносятся отдельные фразы. Плюс он видит их лица, жесты, общее настроение.

ЭСТЕР. На следующей неделе у них промежуточный экзамен. Если Рафа не напишет, надо будет думать о частном преподавателе.

РАФА-ОТЕЦ. А Клаудио?

ЭСТЕР. Я говорю о настоящем преподавателе. А не о таком, который знает ровно столько же, сколько и Рафа. По-моему, они вдвоем только еще больше друг друга запутывают, а не учатся чему-то.

РАФА-ОТЕЦ. Мне этот паренек кажется каким-то потерянным. Видно, что для него эти занятия очень важны. Он не из тех ребят, у кого много друзей.

ЭСТЕР. Но мы не можем жертвовать интересами Рафы ради постороннего человека.

РАФА-ОТЕЦ. Нет, конечно, нет. Послушай: я уже начал обдумывать название. Это должно быть что-то запоминающееся, и чтобы произносить было легко. Как «Адидас». Или какое-нибудь английское слово. А логотип должен сразу говорить о главной идее продукта. Как галочка у «Найк». Ммм, какие оливки вкусные!

ХУАНА. Он начинает напоминать моего двоюродного брата из Аликанте, с которым я вижусь раз в сто лет на чьей-нибудь свадьбе; он всегда тут же выкладывает последние семейные новости. Чего он хочет, в конце концов? Изучить изнутри отдельно взятую семью? Это любительская антропология или обычные сплетни? Уверена, что это многим понравится: сорвать крышу с конкретного дома и посмотреть, что там внутри; на телевидении такого полно. (Откладывает сочинение) Он становится скучным.

ХЕРМАН. (К Клаудио) Начал улетучиваться эффект неожиданности. Наблюдать, как кто-то проникает в чужой дом, и смотреть на все его глазами - уже неинтересно. Ты становишься похож на занудного родственника, который при каждой встрече выкладывает все семейные сплетни. Когда я ставлю себя на место человека, который читает эту книгу…

КЛАУДИО. А кто-то читает? Мне-то все равно, можете показывать кому хотите.

ХЕРМАН. Нет, я никому не стану показывать, потому что то, что ты делаешь –очень плохо. Не хочу, чтобы кто-то еще тратил на это свое время.

КЛАУДИО. Раз я так плохо пишу, тогда лучше никому не давайте.

ХЕРМАН. Нет, я никому не собираюсь давать твою писанину. Но! Если она попадет кому-то в руки, и он станет читать это, как роман… Тут чего-то не хватает… Не хватает неопределенности. Конфликтов.

ЭСТЕР. Твой приятель уже ушел?

РАФА. Да, он опаздывал на автобус.

ЭСТЕР. На, съешь оливку.

РАФА-ОТЕЦ. Мы с мамой ценим то, что ты делаешь для этого парнишки. Когда представляется возможность кому-то помочь, нельзя ее упускать.

РАФА. Он тоже мне помогает.

РАФА-ОТЕЦ. Понятно. Взаимовыручка. Он тебе – по математике, ты ему – по философии.

ЭСТЕР. Ты знаешь, что у него за семья?

РАФА. Я не много о нем знаю. Он не очень разговорчивый. И в классе тоже. В классе он вообще ни с кем не говорит.

РАФА-ОТЕЦ. Это неправильно. Скажи своим друзьям, чтобы они с ним больше общались.

РАФА. Но это он сам ни с кем не хочет говорить.

КЛАУДИО. Конфликтов?

ХЕРМАН. Персонаж чего-то хочет и вырабатывает стратегии, чтобы добиться желаемого. Но у него на пути возникают трудности: соперники, враги. Противники в целом. Одиссей хочет вернуться домой, но циклоп пытается его убить, нимфа влюбляется в него и похищает, сирены гипнотизируют своим пением… А порой конфликты героя направлены не на кого-то другого, а на самого себя. Я не имею в виду дилеммы вроде «Ремонт гостиной или грошовый бизнес с Китаем». Я говорю о настоящей борьбе, разворачивающейся в сердце героя. Возьмем конфликт Ахилла: стоит ли ему идти на Трою, как того требует воинская честь, или лучше остаться с возлюбленной Деидамией? И читатель задается вопросом: сможет ли герой повествования преодолеть трудности и добиться цели? Вот вопрос на миллион долларов, который должен постоянно терзать читателей: «А что дальше»? Читателю нельзя давать передышки, его нужно все время держать в напряжении. Читатель – это тот же султан из «Тысячи и одной ночи»: если ему станет скучно, он велит отрубить Шехерезаде голову. Кому-то, возможно, ни к чему ни конфликты, ни подвешенное состояние, неизвестность… Но мне нужно, чтобы что-то происходило. Как и всем остальным, за исключением считанных интеллектуалов. Людям нравится, чтобы им рассказывали истории.

Пауза.

КЛАУДИО. Спасибо, господин учитель.

ХЕРМАН. Не называй меня «господин учитель». И вот еще что: тебе нужно быть активнее на уроках. Когда я вызываю добровольцев к доске или задаю вопросы, ты должен хоть иногда открывать рот. Иначе я буду вынужден не допустить тебя к экзамену.

Клаудио собирается уходить. На полпути оборачивается.

КЛАУДИО. В среду у нас промежуточный экзамен по математике. Рафа не сдаст. А если он не сдаст, то ему наймут частного преподавателя, а меня выставят. Нужно достать вопросы любым способом.

ХЕРМАН. Ты просишь, чтобы я украл вопросы по математике?

КЛАУДИО. Не вижу другого выхода. Он никак не может усвоить мнимые числа.

Пауза.

ХЕРМАН. Тебе уже необязательно там находиться, чтобы писать. Включи воображение.

КЛАУДИО. Я пробовал, ничего не получается. Мне нужно их видеть. В общем, вы сами знаете, где нужно искать: в учительской, или в кабинете математики, или в копировальной. Если не хотите, чтобы меня выставили за дверь.