– Чего? – Сморкалова даже прекратила свои манипуляции.

– Я ведь тебе уже говорил, что проваливаюсь в прошлое не первый раз?

– Да! – кивнула Светлана, и ее пальцы вернулись к исполнению своих служебных обязанностей – принялись аккуратно отдирать присохший бинт.

– Так вот: я не из твоего мира в прошлое «проваливался»!

– Как это? – не поняла Светлана.

– После каждой моей «перезагрузки» я возвращаюсь в новый мир. И сначала я все потерял – друзей, работу, квартиру… Угодил в лапы бандитам… – при этих словах Батоныч как-то смущенно кашлянул. – Но потом приобрел гораздо больше! А главное – история меняется в лучшую сторону от раза к разу. В моем мире война закончилась в 45-м и погибло двадцать семь миллионов наших!

– Этого не может быть! – Света, услышав страшную цифру, снова замерла.

– Но это было! – с чувством сказал я. – И СССР у нас развалился в 1991-м… А-а! Много чего случилось, гадского и бл… к-хм… нехорошего… В сравнении с моим миром – у вас просто рай!

Сморкалова слушала как зачарованная.

– Получается так, что некая сила будто бы стремится закрепить такую историческую последовательность, в которой и СССР сохранится, и войну мы быстрее закончим, и потери сведем к минимуму! – вывел я. – А мы этой цели как раз и добиваемся. Сначала я один такой был, «закрепляльщик», потом нас трое стало, а теперь и ты здесь.

Светлана закончила пеленать мое плечо и сказала задумчиво:

– Цель вполне себе благая. Но что это за сила?

Я пожал плечами и сморщился от боли в ране.

– Понятия не имею!

Сморкалова молча кивнула. Я встал и принялся носком сапога отгребать в сторону окровавленные бинты.

– Виталь, а ведь я тебя вспомнил! – внезапно сказал Батоныч.

– В смысле? – удивился я. – Так ты вроде не забывал!

– Нет, ты не понял… Я тебя… из прежней жизни вспомнил! – замялся Володя и продолжил, сопровождая свою речь большими паузами: – Представляешь – прикемарил я пару дней назад, когда мы в Брилевичах стояли… А до того дня три не спал – пока дивизию под Минск перебрасывали. И мне словно… пригрезилось… Но такая картинка яркая была, словно я это по-настоящему когда-то видел, а тут вдруг вспомнилось! Словно мы с тобой в каком-то большом помещении, похожем на канцелярию. Вот только я знал, что зовется оно смешным словом «офис». И ты сидишь за столом, заваленным какими-то бумагами вроде бухгалтерских, и со Сталиным по телефону разговариваешь. А вокруг стоит полдесятка мужиков и тебя слушают. И вроде бы я начальник над всеми вами. И вот разгоняю я их по своим рабочим местам, а тебе тихо говорю: будь у меня такая возможность, я бы такого…

– Насоветовал… – закончил я его фразу и в некотором обалдении добавил: – Этот случай действительно был… в моей первой реальности. Тогда звонок от Вождя поступил на мой служебный телефон, и я минут сорок Сталина инфой грузил, а услышав наш разговор, половина офиса сбежалась.

– Был, значит, такой случай… – Володя выдохнул с явным облегчением. – А то я уже подумал, что крыша от переутомления поехала! Тогда, может быть, и вторая картинка правдой окажется… Прошлой ночью, когда мы на рубеж атаки вышли, меня прямо в танке на пять минут сморило и… Увидел я, как мы с тобой сидим в большой брезентовой палатке. И на нас какая-то странная военная форма, с накладными карманами на бедрах и рукавах бушлатов. На ногах вместо сапог – высокие ботинки, сплошь жирной коричневой грязью перемазанные. На плечах – какие-то хлястики, но с зелеными звездочками – у тебя по четыре маленьких, у меня по одной большой. Стол самодельный, чуть аккуратней, чем сейчас здесь стоит, а на столе бутылка пластиковая с разведенным спиртом и банка тушняка. И вот пьем мы спиртягу из жестяных кружек и по очереди из одной банки закусываем… А вокруг палатки – горы Кавказа! Это я почему-то точно знаю. И еще знаю, что рядом мои танки стоят и твои мотострелки.

– И это тоже было, Батоныч! – потрясенно сказал я. – Мы с тобой в Чечне познакомились, в разгар второй войны. Ты, майор Российской армии, танковым батальоном командовал, а я, капитан, мотострелковой ротой. Мы почти полгода рядышком стояли, не раз так посиживали.

– Выходит, ты мне не соврал, когда сказал, что мы вместе воевали! – кивнул головой генерал.

– А ты до сих пор сомневался? – хмыкнул я.

– В общем, нет, конечно… – смутился Бат. – Но одно дело – выслушать рассказ, а другое – увидеть собственными глазами. Хотя и во сне!

– Война на Кавказе? В Чечне? – с любопытством спросила Света. – Это как вообще такое может быть? Я там была несколько раз, в отпуск ездила – там очень милые и гостеприимные люди живут!

– Да уж… милые… – грустно вздохнул я. – У нас они в начале девяностых годов прошлого века независимость от России объявили. И после первой войны Россия их независимость признала. Но этого им показалось мало, и через несколько лет они напали на соседей – дагестанцев. Так вторая чеченская война началась…

От неприятных воспоминаний меня отвлек раздавшийся снаружи палатки жизнерадостный голос:

– Тащ генерал, разрешите?!

Входной полог хлопнул, и в освещенный керосинкой круг света как-то бочком влез Очкарик, сразу заполнив, как показалось, половину внутреннего объема.

– О, так у вас, тащ генерал, гости? Добрый вечер! Эге, да ведь это товарищ Дубинин! Какими судьбами, Виталий Дмитрич?

– Здорово, Боря! – Я протянул здоровяку руку. – Рад тебя видеть, дружище! Вот, познакомься: поклонница твоего поэтического таланта – Светлана Алексеевна Сморкалова.

– Оч-чень приятно! – пророкотал Кариков.

Женщина церемонно кивнула будущему маршалу и лауреату и сказала даже как будто с некоторым испугом:

– Не ожидала, честное слово!

– Чего не ожидали? – оторопел Очкарик.

– Не ожидала, что в жизни вы такой… громадный! – объяснила Света. – На фотографиях вы выглядите… гораздо более…

– Маленьким? – съехидничал Батоныч.

– Нет, нормальным! – добавил я со смешком. – Я видел те фотки – он там на человека похож!

– Простите… Борис Ринатович, – смутилась Светлана, – неправильно выразилась. Просто я… не ожидала вас здесь встретить…

– И вы меня простите, Светлана Алексеевна, но… я вас не припоминаю! – почесав лоб над бровью, сказал Очкарик.

– Немудрено, Боря, она с тобой заочно знакома, как поклонница твоего таланта! – продолжал прикалываться Бат.

– Вы вообще о чем? – Кариков недоуменно обвел нас взглядом.

– Дело в том, что Светлана Алексеевна не местная! – усмехнулся генерал. – В смысле – не из этого времени! Она с Виталием Дмитричем сегодня утром к нам… «провалилась» из будущего!

– А там, в будущем, ты известен как поэт-песенник, автор сотни произведений! – добавил я.

– Поэт? – Кариков смущенно зарделся. – Я как-то… не ожидал… Неужели в будущем стали известны мои стихи? Рад, очень рад! – Тут он смолк, рдея еще пуще.

– Кончай ножкой шаркать, песенник ты наш, – ворчливо сказал Бат. – Небось все тексты у Высоцкого содрал? Или еще и Окуджаву окучил?

– Кого? – удивление Очкарика было искренним. – Первый раз слышу…

– Не знаешь Владимира Высоцкого и Булата Окуджаву? – в свою очередь, удивился генерал и повернулся ко мне: – Прикинь, Виталь, святые имена забывать стали!

– Володь, а ведь он может быть прав! – после небольшой паузы ответил я. – Он ведь с нами в крайнюю экспедицию тоже из СВОЕГО мира стартовал! В котором история после нашего памятного вмешательства по-другому пошла! Вполне может быть, что не было там никакого Высоцкого. Может, не родился, а может, бог таланта не дал.

– Как это – не родился? – оторопел Батоныч. – Ты думай, что говоришь! Он, насколько мне помнится, из довоенного поколения![17]

– Не помню, Володь! Да и не интересовался я этим! И музыкой ТОГО мира я тоже не интересовался, не до того было! Мы в такой дикой спешке готовились…

Неожиданно Светлана мелодично продекламировала: