Президент "кипел" и "негодовал" таким же образом, когда Макартур обратился к ветеранам войны за рубежом по просьбе руководителя этой организации (17 августа 1950 г.) с посланием. В нем и на сей раз доказывалось, что Тайвань - это территория, которая должна быть не только не нейтральной, но, напротив, ее следует превратить в плацдарм для ведения активных наступательных действий. Д. Макартур вновь обратил особое внимание на значение Тайваня для тихоокеанской политики США. Прекрасно представляя аудиторию, к которой обращался, "Наполеон Лусона" напомнил, что "исторически Формоза была трамплином", последним примером чего является "использование ее японцами во время второй мировой войны". Тайвань с самого начала военных действий "играл важную роль как плацдарм подготовки операций и вспомогательная база для различных японских сил вторжения". Значит, надо оставить за островом эту роль. Но уже играть ее должно на пользу США.
Разве не излишняя откровенность?! За это увольняют. Об этом все чаще и чаще говорят в Вашингтоне. Д. Макартур удивлен, уязвлен, раздосадован.
"Я и прежде отправлял подобные послания многим организациям и рассматривал это как рутинное дело,- защищается он от нападок.- Послание отражало мою личную точку зрения на Формозу и ее место в наших оборонительных позициях на Тихом океане. Ничего политического в нем не было. Я направил его через департамент вооруженных сил за десять дней до съезда. Сотрудники департамента, вероятно, не нашли ничего предосудительного в послании. Оно полностью согласовалось с провозглашенной президентом политикой по отношению к Формозе".
И действительно. Мало того, что генерал повторил то, что было давно известно, но и направил послание по тем каналам, где его можно было остановить в любой момент и на любом этапе. Вероятно, поэтому вместо документа об увольнении готовятся документы для встречи с Макартуром, чтобы послушать его, чтобы выработать общую тактику. Совещание состоялось на острове Уэйк.
Готовясь к встрече с "генералом-неслухом", президент Трумэн заказал пять полукилограммовых коробок конфет фирмы "Блум". Их, оказывается, больше всего любила Джин Макартур (в Японии же "Блум" завозили редко); Гарриман таким же образом решил угодить Макартуру. Чтобы конфеты были посвежее, он приобрел их в Гонолулу - одну коробку, но двух-килограммовую. Таким образом, состоялась "конфетная демонстрация", проведенная для того, чтобы показать, какие добрые отношения царят между президентом и его главнокомандующим. Вероятно, столь тонкое и оригинальное проявление симпатий несколько успокоило генерала. Ведь даже показной гнев начальства задевал Д. Макартура. Казалось бы, на Уэй-ке "инцидент исчерпан", и американская политика продолжала жить своей привычной жизнью.
Корейская война затягивалась. Конца ей не было видно. Точнее, американцы опасались, что этот конец может оказаться для них не таким, каким бы хотели его видеть. Непонятная, тревожная перспектива заставила думать о перемирии, прекращении огня, о переговорах. И вот тут Макартур снова занял свою позицию, а точнее, принялся играть отведенную ему роль.
Рождество и канун 1951 года Макартур встретил в Токио за традиционным американским праздничным столом с традиционной индейкой. В окопах американским солдатам выдали рождественский паек. На другой день Д. Макартур оставил Токио и отправился в Корею. Вскоре он уже поднимался на борт боевой машины. Д. Макартур удивил командира самолета приказом: "Поворачивай к устью реки Ялу".- "Может быть, не стоит,- засомневались Уитни и другие штабные офицеры.- Опасно" (к тому же дело шло к нарушению воздушного пространства суверенного государства) .
Но Макартур был непреклонен. Он решил провести "собственную личную рекогносцировку", чтобы убедиться в степени "активности противника". Самолет на высоте 5000 футов повернул на восток и направился к советской границе. Немного увидел Макартур. Уитни записал: "Перед нашими глазами повсюду лежали огромные голые пространства сельской местности... Все, кроме черных вод Ялу, было заковано безжизненным снегом и льдом".
За "дерзкую воздушную вылазку" Д. Макартур получил высокую награду, которой удостаивались асы, к тому же особо отличившиеся,- летный крест за заслуги. Это было своего рода одобрение определенных кругов США и одновременно поощрение "энергичного Макартура" по-прежнему руководствоваться девизом - в войне нет другой альтернативы, кроме победы.
Война в Корее была нужна американской реакции не только для того, чтобы взбодрить вооруженные силы США и "привести их в надлежащую форму, согнав нежелательный "жирок" безделья и успокоенности" (за это тоже ратовал Д. Макартур). Кроме вышеуказанных, преследовались и другие гораздо более важные и опасные цели (некоторые из них обозначил президент Трумэн в письме Д. Макартуру от 14 января 1951 года). Прежде всего подстегивание гонки вооружений за счет включения в нее стран Западной Европы, расширение вмешательства США в дела азиатских стран, увеличение помощи контрреволюционным, реакционным силам и режимам, сопротивление сближению стран Азии, Африки, Ближнего Востока с Советским Союзом.
Конечно же, Д. Макартур не возражал против такой программы. Он был целиком за. При этом одним из немногих, кто не только рассуждал, теоретизировал, но и делал. По этой причине "Американский кесарь" мог с полным основанием считать себя "игроком в команде", с которым считаются все, особенно те, кто обговаривает ход игры до ее начала и которому по этой причине не грозит штрафная площадка.
Так почему же сыр-бор? Почему "рутинное дело" с рутинными выкладками американских военных теоретиков, ни для кого уже не являвшихся секретом, обернулось Макартуру неприятностью, подкосило "сильного человека"? Какую он допустил дерзость? В чем излишняя самоуверенность и неподчинение?
Если разобраться, то криминал Д. Макартура (в послании ветеранам он якобы, сетовали в Белом доме, "раскрыл карты американской политики") был составной, неотъемлемой частью общего криминала, то есть всей политики правящих кругов США. Поездка на Тайвань, выступления Д. Макартура не были изолированными явлениями. Так же, как корейская война не являлась каким-то отдельным, самостоятельным событием. Ее уже тогда рассматривали как эпизод, как один из фронтов наступления на национально-освободительное движение. Президент Трумэн заявлял, что Соединенные Штаты намерены не только защищать режим Ли Сын Мана и Чан Кайши, но поддерживать карательные операции против филиппинских хуков, а также войну французов против Хо Ши Мина во Вьетнаме.
Д. Макартур не только соглашался с ним, но подвел даже теоретическую базу, заявив, что "после второй мировой войны началась война между христианской демократией и империалистическим коммунизмом".
Совещание на острове Уэйк продемонстрировало полное единство взглядов президента и "кесаря" на главный вопрос - Соединенные Штаты и в дальнейшем будут проводить широкую, многоцелевую и многоплановую политику экспансии в Азию. Кроме развязывания вооруженных действий против хуков, других национально-освободительных движений, против социалистических стран, она предполагала экономическую и культурную интервенцию, сколачивание агрессивных блоков. Уже продумывались планы создания СЕАТО, уже глаза стратегов не отрывались от Индокитая, уже разрабатывались маневры для "приручения" вырвавшихся на свободу бывших колоний, в результате чего появился, например, "Корпус мира" программы "размывания" социалистического содружества.
Однако под давлением мирового общественного мнения, под давлением обстоятельств, среди которых немаловажную роль сыграли очевидный провал военного решения "корейского вопроса" плюс огромные всевозрастающие потери - только США за время войны оставили на полуострове убитыми 390 тысяч солдат и офицеров - и перспектива втягивания США и Запада в целом в большую войну, Белый дом вынужден был заговорить о прекращении огня. Правительство США согласилось на переговоры, которые начались 10 июля 1951 года{13}.
