На Филиппинах за время оккупации японцы убили, замучили, закололи штыками, заживо закопали в землю или сожгли 1,1 миллиона человек. Однако после выступления г-жи Хомма о таких людоедских "подвигах" Хоммы, о других преступлениях оккупантов члены американской комиссии стали говорить меньше. В сидевшем на скамье подсудимых генерале стал чаще видеться честный и, в общем, недалекий солдат, вынужденный подчиняться команде свыше, даже поборник мира, проамериканец. Суд склонялся к помилованию. Но так как он был назначен Макартуром, то последнее слово за ним. Слово оказалось твердым как кремень. На запрос о судьбе Хомма пришел ответ: "Казнить!" Тогда-то американские адвокаты, которые к тому времени с позволения, кстати, самого "Американского кесаря" подготовили почву для спасения многих японских военных преступников, решили использовать последний шанс - они организовали даже по тем временам необычную встречу главного судьи с прекрасной половиной подсудимого.
К Д. Макартуру в сопровождении американского военного юриста вошла элегантная женщина. Трудно сказать, какие чувства испытывал Д. Макартур. В Японии (по крайней мере, так говорил журналист, который сегодня занимается реабилитацией казненных генералов) считают, что в принципе госпожа Хомма предприняла верный и почти на сто процентов обещавший успех шаг.
Вот теперь пришло время сказать о нюансе, связанном с переходом катеров по бурным волнам. Оказывается, во время войны на Тихом океане, даже в самый разгар ее, существовало неписаное, негласное, молчаливое американо-японское соглашение: к генералам той и другой стороны относиться по-особому. И когда 1 апреля 1943 года был сбит самолет с адмиралом Ямамото - "палачом Пёрл-Харбора", американское командование всячески, усиленно поддерживало версию, что это чистейшая случайность, что американские ВВС проводили, мол, заурядную операцию, а летчики абсолютно не знали, какая высокая птица летит на японском военном транспорте.
А дело было так: американские дешифровалыцики перехватили донесение, в котором японцы сообщали о Мараруте Ямамото, маршруте его следования. Немедленно доложили в Вашингтон. Так же быстро был получен приказ - сбить адмирала. Приказ великолепно выполнил один из "героев воздуха", ас Томас Жанпьер, "лихой Томас".
Все вышеизложенные обстоятельства гибели адмирала держались в строжайшей тайне. Вот что пишет по этому поводу Р. Левин:
"Риск (нападение на самолет Ямамото.- Л. К.) был огромен. Как отмечает биограф Нимица, атака рассматривалась как "убийство выдающегося лица, что могло привести к политическим последствиям". Однако американцы смогли так обставить операцию, что нападение на самолет японского адмирала и его эскорт не выглядело покушением, а обычным военным действием, в переплет которого по воле недоброго шанса попал один из высших императорских чинов".
Собственно, таким предупредительным отношением к "выдающимся личностям" можно было бы объяснить в какой-то степени и успех похода Макартура из Коррехидора на остров Минданао, откуда он вылетел в Австралию. Вряд ли японцам не было известно и бегство главнокомандующего американских войск на Филиппинах, и его маршрут хотя бы в общих чертах. Тем более что путь был длинным и долгим. Это не узкая "пятиминутка" между Коррехидором и полуостровом Батаан. Японский флот с самолетами постоянно "утюжили" море, особенно вблизи Коррехидора. Вполне допустимо, что еще и поэтому госпожа Хомма чувствовала себя вправе требовать плату за услуги, которые в свое время мог оказать генерал Хомма генералу Макартуру, ведь он тогда был полным хозяином Филиппин и особенно их морей. И у него были свои асы, свои "морские волки", не уступавшие "лихому Томасу".
Кто знает, может быть, Макартур и догадывался, почему дерзнула прийти к нему генеральша.
"Я согласился встретиться с ней,- пишет он.- Госпожу Хомма сопровождал один из американских офицеров, адвокат Хомма в суде. Она, высококультурная дама, обладала большим личным обаянием. Это был один из наиболее трудных часов в моей жизни. Я сказал, что испытываю лично к ней огромнейшую, какую только возможно, симпатию и понимаю всю достойную всяческого сожаления ситуацию, в которой она оказалась. Никакой другой случай, отметил я, не может так более значительно продемонстрировать величайшее зло войны и ужасные последствия для тех, кто никак не влияет на войну. Я добавил, что должен с величайшим вниманием отнестись к рассмотрению того, о чем она мне рассказала".
Д. Макартур оставил приговор в силе. Даже сами американцы назвали суд над Хоммой и Ямаситой в Маниле "узаконенным судом Линча".
Да, Д. Макартур на глазах у госпожи Хомма посылал на казнь супруга. Это ей было тем более горько, что "Американский кесарь" одновременно спасал, например, дядю императора - развратника, пьяницу, за которого не заступилась бы ни одна жена. Борец за справедливость, чистоту, гуманизм, наконец, американизм, спасал человека, который лично приказывал отрубать головы американским пилотам, попавшим в плен.
Из 174 главных военных преступников только семеро получили по заслугам. Почему же все-таки в "семерку" попали Хомма и Ямасита? Здесь много личного. Д. Макартур признавался:
"Они назначили командующим японскими вооруженными силами на Филиппинах самого выдающегося генерала - Томоуки Ямаситу" (ниже будет сказано: "Он (Ямасита) - способный командир, во многом похож на тех, которых я знал по русско-японской войне"). В 1942 году генерал Ямасита провел блестящий рейд вниз по Малайскому полуострову до Сингапура. И он был уверен, что здесь (на Филиппинах) в 1944 году его ожидает такой же успех. Завоеватель хвастливо сообщил миру, что "единственные слова, которые он сказал британскому командующему на переговорах при сдаче Сингапура, следующие: "Все, что я хочу услышать от вас - это "да" или "нет". Я собираюсь задать аналогичный вопрос Макартуру".
Д. Макартур не мог простить этого Ямасите. Такую же обиду он затаил и против Хомма. За послание, которое получил от него на Коррехидоре в январе 1942 года.
"Я,- писал Хомма,- хорошо осведомлен о том, что вы обречены. Конец близок. Вы уже в половину сократили рацион. Я ценю боевой дух ваш и ваших солдат, которые сражаются храбро. Ваши престиж и честь получили высокую оценку. Тем не менее в целях избежания ненужного кровопролития и спасения остатков ваших дивизий и ваших вспомогательных войск я советую вам сдаться".
Не мог простить Д. Макартур подобного ультиматума - явное унижение и позор. К тому же об этом узнал весь мир. Не в силах Д. Макартур забыть, что на земле, где его отец одерживал победы, он потерпел поражение и, бросив армию, отступил. Потерпел поражение именно от Хоммы, у которого к тому же было вдвое меньше солдат. Он, выпускник Вест-Пойнта, бывший начальник генерального штаба, фельдмаршал, располагавший 100-тысячным войском, был бит японскими генералами, солдат которых совсем недавно высмеивал за то, что они "из винтовки-то не могут толком стрелять". Не будь этих способных блестящих стратегов, думал Макартур, его бы звезда полководца сверкала ярче, а главное, не осквернили бы ее пятна таких позорных поражений.
Досада была тем более великой, что Макартур действительно немало сделал для победы на Тихом океане (особенно во второй период войны), что, конечно, приблизило поражение как японского милитаризма, так и третьего рейха. Об этом следует сказать подробнее, чтобы понять мотивы отказа госпоже Хомма в ее просьбе. Как стратег Д. Макартур особенно ярко проявил себя, когда пришел к выводу: один из главных ударов по японской военной машине следует нанести через Филиппины. Освобождение архипелага{10}, по его убеждению, должно было стать одновременно прочным захватом инициативы у японцев на данном направлении. Но следовало еще убедить главу государства, объединенный комитет начальников штабов. Макартуру удалось сделать это.
В целях разработки дальнейшей стратегии президент Рузвельт решил провести в июле 1944 года на Гавайях совещание с участием командующих главными направлениями на тихоокеанском театре военных действий. Президент преследовал также чисто политические цели. С точки зрения Д. Макартура, они были главными. Он утверждал, что встреча продиктована не требованиями войны, не необходимостью решать какие-то стратегические проблемы, а амбициями президента, решившего "сфотографироваться с Нимицем и Макартуром".
