Эти заявления вызвали бурную и в общем для Токио благоприятную (со стороны филиппинской верхушки) реакцию. Удивительно, но сразу же после инаугурации с трогательными речами президент автономных Филиппин продиктовал письмо Рузвельту, в котором, обвинив Соединенные Штаты в том, что они бросили филиппинский народ и его лично на произвол судьбы, потребовал: "Считаю своим долгом и даже правом прекратить войну".
Письмо, правда (после разговора Д. Макартура с М. Кэсоном), осталось на Коррехидоре. Однако с решением не посылать ультиматума американскому президенту настроения развязать себе руки, желания использовать ситуацию, чтобы оказать давление на США, в будущем заставить их пойти на большие уступки при предоставлении независимости, не улетучились. М. Кэсон всячески демонстрировал недовольство американцами (рассчитывая также на то, что об этом недовольстве узнают в Токио и те кэсоновские единомышленники, которые уже начали сотрудничать с японцами). Он, например, сказал К. Ромуло, одному из своих приближенных и одновременно любимцу американцев, будущему министру иностранных дел Филиппин:
"Мы должны попытаться спасти себя, послать к черту Америку. Скажу тебе, нашу страну разрушают. Война между Соединенными Штатами и Японией это не наша война".
Через два дня мучительных и тяжелых раздумий М. Кэсон созвал заседание кабинета министров и попросил их поддержать решение потребовать у Вашингтона независимости немедленно, с гарантией обеспечения нейтралитета Филиппин, что подразумевало вывод как американских, так и японских войск. С. Осменья (вице-президент) и другие влиятельные в окружении президента люди несколько растерялись. Однако свое согласие дали. Письмо Рузвельту было направлено по каналам военных ведомств США 8 февраля 1942 года. В нем излагались такие претензии: Филиппины не получают никакой военной помощи, она идет "другим воюющим нациям". США, будучи сами в безопасности, обрекают Филиппины... и т. д. и т. п. В конечном итоге, заключал автор письма, остается один путь - превратить Филиппины в "тихоокеанскую Швейцарию".
Сразу же возникает вопрос: откуда такая смелость у Кэсона и Осменьи? Не Макартур ли инспирировал ее? Чем он при этом руководствовался сказать, конечно, трудно. Может быть, амбициозный человек с мечтами о президентстве, с мечтами навечно вписать свое имя в основные главы истории надеялся таким образом "заставить Белый дом повернуться к Филиппинам" и направить на архипелаг оружие, свежие армии. Тогда он освободит Филиппины, вернется в Манилу и таким образом продемонстрирует, что фельдмаршальская форма, которую он носил, была не с чужого плеча.
На мой взгляд, более пристального внимания заслуживает замечание У. Манчестера (после того, как он проанализировал и письмо, и реакцию на него Д. Макартура): обращение к американскому президенту--"первый удар колокола свободы", в который начал бить "третий мир". Другими словами, появились признаки рождения политики, которую позже назовут неоколониализмом. Такой вывод представляется верным, ибо "удар по колоколу" совершался с санкции, под надзором Д. Макартура, которому было вменено в обязанность проводить стратегическую линию Вашингтона. В свою очередь он, имея большие полномочия, мог определять в какой-то степени его силу, тембр, продолжительность звучания.
Однако Соединенные Штаты еще не до конца созрели к новой политике по отношению к Азии и Африке, тем более в период, когда шла жестокая война и когда первой задачей, стоявшей перед народами, был разгром фашизма и милитаризма. Даже если бы Вашингтон согласился на предложение Кэсона Макартура, он не пошел бы на его осуществление, ибо это привело бы к усилению военных позиций Японии, на что, конечно, не могли пойти ни Соединенные Штаты, ни союзники.
Следует иметь в виду и тот факт, что американская буржуазия не представляла себе такого быстрого ухода с Филиппин (отступление под ударами японцев рассматривалось как временное явление), а главное - ухода без должной предварительной подготовки: а капиталы? а американские базы? а стратегическое положение архипелага в Юго-Восточной Азии? Одним словом, Белый дом встретил предложение Кэсона с удивлением, недовольством, желанием тут же одернуть марионетку и его советников за забегание вперед. Военный министр Стимсон решил, что там, на Коррехидоре, спятили, сдали нервы. На заседании в Овальном кабинете Рузвельт, Стимсон и начальник штаба Маршалл еще раз подтвердили: Филиппины являются собственностью Соединенных Штатов. Ответ из Вашингтона звучал как окрик: "Предложение неприемлемо".
М. Кэсон, свидетельствуют историки, был взбешен. Он с трудом поднялся со своего кресла-качалки и чуть не плача вопрошал окружающих: "Кто в лучшем положении - я или Рузвельт? Кто может точнее решить, что хорошо для моего народа - я или Рузвельт?" В изнеможении он опустился в кресло, потом, подумав, позвал секретаря и велел ему подготовить декларацию, в которой следует сообщить: он, Кэсон, уходит в отставку, отказывается от поста главы государства. Однако когда ему принесли отпечатанный документ, Кэсон не подписал его, сообщив встревоженным членам кабинета, что сделает это утром на свежую голову.
Утром по пути в столовую, когда голова была свежей, президент встретил Осменью. Вице-президент принялся уговаривать Кэсона отказаться от принятого накануне решения и взять свое заявление обратно. Бунтарь отступил. Между тем началась подготовка к эвакуации филиппинского правительства. Наконец подошла подводная лодка "Сордфиш" ("Рыба-меч"). В нее внесли полуживого, разбитого болезнями и горькими мыслями президента, затем чемоданчик, адресованный вашингтонскому банку "Нэшнл Бэнк" - в нем были медали Д. Макартура, сертификат о браке, завещания, акции, ценные бумаги, свидетельство о крещении Артура, его первые ботиночки, фотографии и несколько статей о Макартуре, которые вырезала Джин из газет и журналов.
Прощаясь, Кэсон надел на палец генерала перстень-печатку и грустно сказал: "Когда они найдут ваше тело, я хочу, чтобы они узнали, что вы сражались за мою страну".
Но Макартура ждала другая судьба, другое будущее с другими планами относительно Филиппин.
Что же ожидало Филиппины в будущем? Прежде всего судьба страны складывалась, и это не будет слишком большим преувеличением, в "тени цезаря". Законное правительство все время пребывало за границами Филиппин, и Макартур постоянно контролировал его. В Маниле правительство Лауреля, созданное после предоставления стране "независимости" японцами, работало по всем строгим правилам "марионеточного режима". Оккупанты не знали проблем с членами "своего филиппинского кабинета министров", ведь в какой-то мере они были воспитаны Макартуром.
Патриоты, в авангарде которых шла Народная армия (Хукбалахап), руководимая коммунистами, вели героическую борьбу против японской оккупации, в освобожденных районах создавали органы народной власти. Другие партизанские силы, подчинявшиеся Д. Макартуру (сам он со своим штабом находился в Австралии), следовали его приказу "залечь поглубже". Так что главные, тяжелейшие удары японцев, к удовольствию "Наполеона Лусона", обрушивались на коммунистов и их союзников (в Маниле не раз приходилось слышать от бывших партизан, историков, политических деятелей такое предположение: а не была ли эта акция молчаливо спланирована и проведена антикоммунистическими стратегами, ультраправыми, милитаристами США и Японии?), и они несли большие потери.
Но вот Д. Макартур с триумфом, как освободитель, ступил на землю архипелага. Началась вторая серия "филиппинского эксперимента", в которой и на этот раз одну из ведущих ролей играл "Американский кесарь".
В апреле 1945 года президентом США после смерти Рузвельта стал Г. Трумэн. Он встретился с С. Осменьей, который после смерти Кэсона стал президентом автономных Филиппин. Встреча состоялась в Вашингтоне. Г. Трумэн заверил, что Филиппины получат независимость тогда, когда, с точки зрения Соединенных Штатов, это будет практически возможным.
Между тем Д. Макартур создавал эти практические возможности. Опираясь прежде всего на элиту. В результате после провозглашения независимости в июле 1946 года Филиппины оказались в еще большей зависимости от США. Большей благодаря в немалой степени двусмысленности положения - независимая республика по форме, зависимая по существу.
