Расправа
Однажды рано утром Дуглас Макартур ехал в автомобиле вдоль западного берега Гудзона, как вдруг на дорогу вышел человек, размахивая фонариком. Шофер нажал на тормоза. Человек выхватил пистолет и потребовал у генерала кошелек. "У меня с собой всего сорок долларов, но попробуй-ка взять их! будто бы сказал Д. Макартур.- Я сейчас выйду из машины и вздую тебя".
Грабитель еще раз пригрозил пистолетом. И тогда он услышал: "Конечно, ты можешь выстрелить в меня, но, если сделаешь это, тебя догонят, изжарят в большом доме. Опусти пистолет, я выйду из машины и в честном, открытом бою отстою свои деньги. Меня зовут Макартур..." - "Боже,- воскликнул налетчик, опуская оружие.- Почему же вы сразу не сказали мне об этом? Я ведь был сержантом в подразделении Донована, "дикого Билла". Боже, генерал, простите, извините..."
Приехав благополучно в Вест-Пойнт, Макартур, полагают знавшие его люди, не заявил полиции о попытке ограбления. Скорее всего пожалел ветерана. И вообще замечали, что к солдатам, прошедшим первую мировую, он питал особые чувства. Встречая человека в старой форме, дружески приветствовал его, а случись увидеть на мундире знаки родной дивизии (42-я, "Радуга"), сантиментам генерала не было предела. Если же ветеран явно пребывал в бедственном положении, Макартур вынимал из бумажника пятидолларовую купюру и, чуть смущаясь, протягивал бывшему солдату.
Заметки и полнометражные статьи, репортажи о том, как сердобольные генералы бросают "пятидолларовики" в пилотки "своих сержантов и солдат", были в особенной моде. Так же, как и статьи о том, что время лишений уходит в прошлое. Экономическое оздоровление капиталистической системы после войны казалось необратимым. Германия снова становилась на ноги. В начале 1929 года экономисты с удовольствием отмечали: страны приводят в равновесие свои валюты... машины начали производить большее количество товаров с меньшей затратой человеческого труда.
"Советская Россия,- отмечал английский буржуазный журналист, известный своими либеральными взглядами, Д. Джексон в книге "Послевоенный мир",выработала план, по которому страна за пять лет должна была избавить от средневековой нищеты 160 миллионов своего населения".
Президент США, реагируя в немалой степени на "успехи Советов", со своей стороны, выступил с обещанием немедленно ликвидировать нищету в Соединенных Штатах.
В представлении многих политических и государственных деятелей общество, особенно американское, с небывалой быстротой продвигалось к высотам процветания.
"Никогда в мире не было более обманчивой иллюзии!- восклицает Д. Джексон.- Не прошло и двух лет, как все изменилось. Германия оказалась на краю революции. Почти повсюду валюта сделалась неустойчивой. Станки остановились. Склады были полны товаров, но никто не мог их купить. Финансовая система США потерпела крушение, пять южноамериканских республик пережили революцию. На Дальнем Востоке назревала война. В степях Канады сжигали урожай зерна. В Бразилии жгли и топили кофе. Мировая торговля сократилась наполовину".
"Рай", так и не успев облагодетельствовать всех, стал вдруг погружаться во мрак. Осенью 1929 года на нью-йоркской бирже произошло стремительное падение курса акций. Началась их паническая распродажа. Закрылись предприятия. Как следствие - массовая безработица. Экономическая жизнь страны оказалась в полном расстройстве. Начался кризис. Он перерос в мировой и длился до 1933 года, затем депрессия, а в 1937 году новый кризис (был прерван второй мировой войной). В самый первый день кризиса американская буржуазия приняла твердое решение выходить из положения за счет рабочих и не соглашаться ни на какие уступки трудящимся.
В сентябре 1929 года Соединенные Штаты облетела весть о гибели Эллы Мей Уиллингз. Ей было 29 лет, мать девяти детей. Работала она на мельнице в ночь. Заболели дети. Женщина попросила перевести ее в дневную смену. Управляющий отказал. Она не могла ухаживать за больными, денег на лекарство не было. Умер один ребенок, второй, третий... Четвертый! Вот тогда-то Уиллингз активно включилась в стачечное движение. Ее голос скоро узнавали, когда звучали песни в защиту рабочих, справедливости, в защиту детей. 14 сентября 1929 года (кризис быстро набирал силу) бандиты, нанятые хозяевами мельницы, догнали грузовик, в котором ехала Уиллингз с товарищами, столкнули его с дороги, а оставшихся в живых расстреляли. На похоронах, когда под сильным дождем несли грубо сколоченный гроб, кто-то сочинил еще один куплет к песне, которую любила погибшая: "Слушай меня, рабочий, они боятся единства, давай станем рядом... рабочий, давай здесь скажем: "Мы едины!" Расправа над. американкой всколыхнула страну. Расстрелянная наемными убийцами, она открыла глаза миллионам, люди увидели, на краю какой пропасти они стоят. Классовая обстановка накалялась.
К весне 1930 года, спустя полгода после начала кризиса, 4 миллиона американцев лишились работы (к началу 1932 года уже 14 миллионов). "Великая депрессия", пишет К. Блэир, подобно лаве, несущей смерть, захлестывала страну, обрекая на смерть тысячи и тысячи семей. Президент Гувер, оправдывая свои действия "принципом грубого индивидуализма", четко и недвусмысленно заявил, что не собирается прийти на выручку американским семьям, попавшим под "смертельную лаву", что он будет добиваться установления классового мира другим путем.
Если говорить о принципах и взглядах, то следует сказать, что в США в этот период вновь стала популярной теория социального дарвинизма. Победителями в безжалостной борьбе за выживание согласно теории являются те, кто неизбежно заслуживает победы. Этим, собственно, и объясняется, а точнее, подводится база под утверждение о том, что правительство, государственные органы должны быть индифферентны, безразличны к плачевной судьбе поваленных на землю, побежденных. Пусть тысячи ветеранов первой мировой войны гниют в нищете, правительству Гувера до этого нет дела. Но вот если они прибегают к силе, к недозволенным методам, выходят за "рамки социального дарвинизма", вот тогда другое дело.
В мае 1932 года в Портланде (штат Орегон) начался марш "Экспедиционные силы за пособием", или, как его еще называют, "Голодный поход безработных ветеранов". Это уже не бунт одиночки. Это уже в какой-то степени организованная сила. В свое время (1924 г.) конгресс, боясь массового возмущения, под давлением общественности, требовавшей облегчить бедственное положение бывших солдат, принял решение: проливавшим кровь во славу Соединенных Штатов и "защищавшим их безопасность" определить нечто вроде пенсии или компенсации за увечья и выплатить ее в 1945 году. Такое кощунство и цинизм, конечно же, возмутили американцев, ветеранов в первую очередь - ведь через 21 год многие облагодетельствованные уже не будут нуждаться ни в каких пособиях. Учитывая эти настроения и желая выпустить пары недовольства, конгрессмен Райт Пэтмэн внес предложение о том, чтобы срок выдачи денег был перенесен на 1931 год. Ветераны согласились.
Однако сторонники "жестких мер" выступили резко против. Хорошо зная, чем дышат конгрессмены и с мнением кого считаются, участники первой мировой войны решили "приковылять" в Вашингтон. Жалким видом, демонстрацией своих вовсе не придуманных бед, нищеты, увечий, болезней они рассчитывали возбудить жалость и сострадание, тем самым облегчить положение властей предержащих, то есть избавить их от неловкости, которая, как уверял Д. Макартур, возникает каждый раз, когда пробудившийся в человеке христианин заставляет бросить в банку нищему ветерану монету.
Руководствуясь этими размышлениями, не претендуя на больше того, что им обещали, ветераны двинулись в Вашингтон. В вожди выбрали сержанта Уолтера Уотерса. Было принято решение соблюдать в пути строгую дисциплину, не употреблять спиртного, не нарушать никаких правил. Каждый добровольно взял на себя обязательство соблюдать требования воинского устава. Питались чем придется и передвигались как придется.
Первый инцидент произошел в Сан-Луи. Ветераны забрались на товарняк (многие с женами и детьми), чтобы проехать несколько десятков километров (все не пешком). Однако их согнали и разогнали. Силой. Весть о расправе над "защитниками безопасности Соединенных Штатов" облетела всю страну. И тогда другие бывшие участники войны, так же погибавшие от нужды, решили присоединиться к маршу - в американскую столицу потянулись ветераны из Нью-Йорка, Чикаго, Сан-Франциско, Денвера, Детройта, Нью-Орлеана, из каждого штата, из многих городов и деревень.
