Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Необходимо сказать, что с самого начала американские идеологи нащупали струну в душе своих соотечественников, которая сделала "антикоммунистический концерт" доступным самым широким слоям общества... Как игра духового оркестра в парке. Прежде всего следует помнить об американизме. Он породил нечто большее, чем американский национализм. К началу XX века в Соединенных Штатах уже укоренилось, более того, превратилось в великодержавное высокомерие чувство гордости, рожденное достижениями в области науки, техники, бурным ростом городов, развитием сельского хозяйства. Казалось, страна прочно выходит на роль ведущей державы в мире. Во всех областях. И вдруг замертво падает на землю двуглавый орел. Вдруг первой становится Россия, она выхватывает знамя лидера прогресса у Соединенных Штатов. Россия мгновенно на эпоху опередила США, граждане которой уже привыкли к "лидерству", к тому, чтобы везде "быть первыми". Естественная реакция носителя американизма - неприязнь к России. Произойди такое событие в Габоне или в Голландии, Панаме или Индонезии, американский обыватель испытал бы к габонцам, индонезийцам, панамцам или голландцам такие же чувства, какие будоражили, тревожили, вызывали недобрые мысли в связи с революцией в России. Такие настроения подогревались откровенными симпатиями многих американцев к Советской власти - мыслимо ли, янки записываются в Красную Армию!

В результате под эгидой американизма собираются носители разных идей, которые прежде соперничали между собой, примыкали то к правым, то к левым. Американизм - против коммунизма, победившего в России, "стране дикой", лишенной таких понятий, как христианство, милосердие, доброта. Этот антирусский фактор антикоммунизма действует до сих пор.

Есть и еще один момент, объясняющий, почему антикоммунизм завоевывал на свою сторону людей, которые в принципе по своей природе должны были скорее принять идеи справедливости, чем отвергать их. До Октябрьской революции мир представлялся американцу как единое целое, сложенное из многих элементов. Конечно, возникали споры о том, что должно быть главным в этом мире. Ну, скажем, духовное или материальное начало? Должна ли в нем царить свобода или необходимость? Но основное здесь - практические последствия. Если в том или другом случае при капитализме и социализме обеспечиваются интересы личности (а именно это обещают идеологи капитализма, именно это один из лозунгов коммунистов) или, точнее, как рассуждает практический американец, главная цель - обеспечение на деле в сегодняшней и завтрашней жизни интересов человека, то зачем споры, борьба, тем более революция? Да еще такая, какая произошла в России. Не лучше ли, не безопаснее ли держаться в стороне от Москвы, тем более что оттуда либо вовсе не поступала информация, либо такая, что волосы становились дыбом.

Да, следует отдать должное американским организациям и службам, занимающимся общественным мнением. Им удалось при сохранении видимости свободного потока и обмена информацией воздвигнуть перед сообщениями из СССР невидимую, но весьма эффективную "великую американскую стену", которая в случае необходимости приобретала функции фильтра. В результате, отмечает автор "Великой депрессии", из тысячи американцев едва ли нашелся хотя бы один, кто бы не путал понятие "большевик" с "балериной Большого театра".

Параллельно укреплялся, модернизировался репрессивный аппарат, главную часть которого составляли вооруженные силы. С согласия президента США генеральный прокурор арестовал под новый, 1920 год еще 6000 американцев. Большинству из них не смогли предъявить никаких обвинений.

Да и как докажешь, что выражающий недовольство ростом цен или безработицей - агент Москвы?

Однако отрицание, наказание за крамолу - еще полдела. Их следовало дополнить - дать носителю американизма свежие, нетрадиционные моральные ресурсы. Перед первой мировой войной наука переместила религию в другую плоскость. Ведь человек узнал: чтобы уберечься от молнии, ему надо не приносить в жертву ягненка, не подвешивать на грудь амулет или молиться богу, а ставить громоотвод. Но вот свершается Октябрьская революция. Как ее понимать, как устоять перед влиянием новых идей? Первое, что приходило в голову,- религия. И действительно, наблюдается оживление верований. Возвращались в лоно церкви те, кто, удовлетворившись громоотводом, решил, что пора вообще прекратить бить поклоны. Теперь перед лицом новой и непонятной беды снова нужен всевышний. Бог становится выгодным для борьбы с коммунизмом. С виноватым видом человек снова обращает взоры к религии. Это, конечно, утешение, но не громоотвод. Вот почему после Великой Октябрьской социалистической революции в Соединенных Штатах усилились поиски идей, доктрин, которые бы могли, выстроившись в систему, стать противовесом марксизму. Тем более что марксизм отныне стал выступать не только как теория, но и руководство для практических действий. Одного американизма уже стало не хватать.

Зачем жить? Для чего жить? Как жить? Одно время в обстановке послевоенного процветания удалось на какой-то период отойти от острых проблем, очерченных поставленными выше вопросами. Однако представлялось невозможным остановить работу мысли на долгое время. Нельзя было, как уже говорилось, ограничиться грубым и прямолинейным антикоммунизмом. Идеологи американской буржуазии пришли к выводу, что следует прежде всего примирить интуитивизм или психологизм с рационализмом, религию - с наукой. Ощущалась необходимость дать новое представление об истине, смело и решительно отказаться от устарелых учений и выцветших ценностей. Трудно было не видеть, что американцы как народ переживают сомнения и колебания. Несмотря на всплеск материального благополучия, чувствовалась непрочность быта. Интеллигенция в особенности испытывала ту пустоту, тот страшный вакуум, который следовало чем-то заполнить. Для многих опустошенных душ и разочарованных сердец с особенной остротой встал вопрос о смысле жизни.

Инстинкт самосохранения заставлял американскую буржуазию подвести под современные культурные формы, традиции, обычаи, выработанные в ходе складывания американской нации, под американизм новую духовную основу, которая дала бы возможность сохранить господствующее положение. Американизм с его опорой на положительные науки уже не удовлетворял "нужды" жизни. Чувствовалась необходимость в дополнительных, простых и надежных, ориентирах, которые бы помогли человеку определяться в жизни. Исподволь начинается наступление на положительные науки с их объективизмом, на идеи научной истины, на разные теории под тем предлогом, что они носят слишком отвлеченный характер, не способны дать "быстрого", "практического" удовлетворения. К носящим "слишком абстрактный характер" относили прежде всего марксизм-ленинизм. В результате учение американца Уильяма Джемса обрело в 20-е годы вторую, и теперь можно сказать долгую, жизнь. Теория прагматизма по сей день является главным философским учением в США. Ведь сила его в том, что оно обращено к массе американцев, к так называемому "молчаливому", то есть не до конца определившемуся в силу недостаточного уровня образования, культуры, боязни, отсутствия информации, финансов, большинству в Соединенных Штатах. Так вот как же на практике проявляется, применяется теория? Ученый с мировым именем, американец Норберт Винер ответил автору этих строк так:

- Американец прежде всего человек дела. Независимо от того, торгует ли он, командует дивизией, пашет землю, пишет учебники или произносит речи. Да-да, я имею в виду и Дугласа Макартура. Мы стоим на том, что каждому следует прежде всего заниматься тем, что выбрал в жизни и для жизни, идти и идти упорно по выбранной дороге, не сворачивая в тень или устраиваясь на скамейке, чтобы не терять времени на размышления. Теоретические вопросы не для американцев. Широкие горизонты, за которыми могут быть молочные реки, нас не должны увлекать. А вдруг таких рек не окажется? Нам сегодня, сейчас нужна такая позиция, такая мысль, доктрина, которая помогла бы делать дело, охватывала бы работу и в целом, и отдельные ее части. А главное, цена этой идеи или мысли не должна быть высокой. Она должна быть подобна фордовскому автомобилю - доступна большинству. Легко усваиваться. Без какого-то напряжения мысли. С наименьшей затратой энергии.

19
{"b":"61764","o":1}