Мама почему-то считала, что поступив в Университет, я смогу встать на ноги, получу нормальную профессию, и у меня будет счастливое будущее. Она не хотела, чтобы я был, как отец. А я лишь смеялся над ней. Что за глупые мечты? Какой Университет? Какой бюджет? Всё, что мне светит после школы, – это армия и завод. Как и отцу когда-то…

Я снова вздрогнул и распахнул глаза. Дурацкая привычка, которую не отнять: когда задумываюсь, то буквально выпадаю из этого мира и просто забываю, где нахожусь.

- А ты что здесь делаешь? – раздался тихий, слегка удивлённый голос откуда-то сбоку.

Я ухмыльнулся, сразу же понимая, кто именно стоит рядом со мной. Высокого роста, на пару сантиметров пониже меня самого, худощавый, но не худой, скорее стройный и жилистый. Светлые волосы, правильной формы брови, яркие голубые глаза, пропорциональные пухлые губы, едва выступающие скулы, придающие его лицу какой-то шарм и в тоже время надменность. Идеальная походка, вечно прямая спина, дорогая одежда и огромная самооценка. Лишь при виде этого козла выпитое сразу наружу лезет.

Данил Шевченко собственной персоной. Ненавижу таких, как он. Ненавижу до зубного скрежета. Сынок богатых родителей. Музыкант. Отличник. И просто красавчик. Предмет ненависти почти всех ребят из класса.

Таких, как он, в школе не любят. Не гнобят и не бьют (боясь расправы, в основном), но не любят. С Шевченко у всех холодная война. Его либо игнорируют, либо общаются с ним через силу, но не трогают. Мать у него прокурор, отец крупный бизнесмен. С таким связываться себе дороже. Потенциальную опасность проще не замечать, чем на неё реагировать.

Хотя Данил, кажется, не в обиде. Сам постоянно смотрит на нас свысока, с презрительной улыбочкой на губах. Ну ещё бы, такие, как я, наверняка лишь пыль под его дорогими ботинками.

- Отвали, - отмахиваюсь я, отворачиваясь в сторону. Пререкаться с этим козлом совсем не хочется. Конечно, мне уже мало что может помочь, но бить ему морду только за то, что он грёбаный баловень судьбы, слишком глупо, особенно если учесть, что в кабинете директора сейчас сидит моя мать.

Кстати говоря, этот мудак Шевченко почему-то направился именно в кабинет директора,

также решив, что вступать в перепалку со мной ниже его достоинства.

Я снова закрыл глаза, пытаясь не думать о всякой ерунде и сосредоточиться на своих проблемах. А проблемы были. И немалые. Если рассуждать логически, то я снова налажал. По-крупному так. Не представляю, как теперь в глаза матери смотреть.

Она хотела сделать меня другим. Горбатилась на трёх работах, чтобы прокормить меня и бесполезного отца, нанимала мне репетиторов, отдавала меня в спортивные секции, желая сделать из меня человека. А я что? Попробовал наркотики в четырнадцать. Переспал с какой-то шлюхой в пятнадцать, просто потому что пацаны уже давно того, а я еще нет. В шестнадцать разбил бутылку о голову какого-то парня только потому, что он обогнал нашу компанию. Дальше – больше, даже вспоминать не хочется…

Я делал всё противоположно желанию матери. Я становился похожим на него. Год за годом. Я с пеной у рта орал всем о том, что когда-нибудь убью этого ублюдка, но сам был как он. Сам приходил домой пьяный, сидел на шее у матери и вечно на неё срывался.

Я даже в Университет поступить не могу. Я не могу сделать так, чтобы мать мной гордилась. Мне проще напиться на вписке, проблеваться в туалете, а потом всю ночь кувыркаться в постели с девчонкой или каким-нибудь доступным пацаном. Да, мне даже в плане секса давно наплевать, где и с кем. Иногда мне кажется, что директор школы прав и я полностью аморален и безнадёжен. Ничтожество.

- Почему я должен этим заниматься? – слышится голос Шевченко, после чего дверь кабинета директора открывается, и оттуда выходит хмурый директор и слабо улыбающаяся мать.

- Мне идти можно? – осторожно спрашиваю я, смотря на каждого по очереди.

Столкнувшись со мной взглядом, Шевченко одаряет меня презрительной ухмылкой и отворачивается.

- Дима, заходи в кабинет, есть разговор, - спокойно говорит Вячеслав Дмитриевич, пропуская меня и остальных вперёд.

- Какой разговор? – хмыкаю я. – Мы, кажется, поняли друг друга. Мне совершенно не хочется слушать Ваши нотации. Отдайте мои документы и я валю отсюда. Зачем усложнять?

- Дима, прекрати! – повышает голос мать, смотря на меня с осуждением.

Крепко сжимаю кулаки и опускаю глаза в пол. Снова стыдно перед ней. Боже, какой же я мудак.

- Скажи спасибо своей матери, Звягинцев, - начинает директор, строго смотря на меня, - в этот раз я тебя не отчислю. У тебя испытательный срок, и ты должен сделать всё для того, чтобы не разочаровать меня, иначе я за себя не ручаюсь.

- Правда что ли? – с недоумением выдал я. – В чём подвох?

- Его нет. Я говорю всё так, как есть. У тебя испытательный срок. Ровно месяц, а это значит никаких драк, разборок и издевательств над другими. Ты должен взяться за учёбу и исправить свои отметки.

- Но…

- Самое главное, что ты должен слушаться своего учителя и куратора на этот месяц. Слушаться беспрекословно и заниматься с ним пять раз в неделю как минимум по два часа.

- Чего? Какого учителя? – хмыкнул я. – Химичку нашу попросите, что ли? Да она свои пробирки намешает и взорвёт меня к хуям!

- Дима! – снова взвизгнула мать.

- Твоим учителем будет Даня, - тяжело вздохнув, пояснил директор.

- Какой Даня? – тупо спросил я, с недоумением смотря на Вячеслава Дмитриевича и мысленно умоляя его не озвучить самое ненавистное для меня решение.

- Я буду твоим учителем, - тихим голосом отвечает за директора Шевченко, тем самым заставляя меня грязно ругнуться.

Что, чёрт возьми, происходит?

========== Данил ==========

В моей жизни всё всегда было идеально. Родители с рождения окружали меня только самым лучшим, воспитывали, соответствуя всем нормам морали, пытаясь сделать из меня человека, а не просто одного из миллионов.

Лучшие педагоги, музыкальная школа, курсы иностранных языков. Всё это сделало своё дело. Уже в десять я в совершенстве владел английским, был победителем различных музыкальных конкурсов по классу фортепьяно, объездил всю Европу и Азию с родителями.

Чего уж скрывать, семья у меня была обеспеченная. Более чем. Отец занимался бизнесом и был владельцем нескольких престижных отелей в нашем городе, мать пошла по другой дороге и являлась прокурором, но тем не менее это сделало своё дело.

Я был не таким, как большинство людей вокруг. Мне было неинтересно проводить свои выходные в барах и клубах - вместо этого я сидел за учебниками; вместо того, чтобы поиграть в футбол во дворе, я изучал языки или играл на фортепиано.

Увлечения сверстников мне казались глупыми и бессмысленными. Для чего нужно тратить своё время на какую-то ерунду, если можно заниматься тем, что тебе в дальнейшем пригодится, и тем, чем ты позже будешь гордиться? Я не думаю, что времяпрепровождение в барах относится к вещам, перечисленным мной.

Наверное, именно поэтому меня и не любили в школе. Нет, меня никто не трогал и не приставал ко мне. Скорее боялись, чем жалели. Но иногда холодная война – это ещё хуже, чем война открытая. Я бы перенёс издевательства, насмешки и пинки, но холодные презрительные взгляды – всё это неприятно, я вам скажу.

Честно говоря, я бы предпочёл ходить в элитную закрытую школу, где были бы дети обеспеченных родителей. Но мама с папой решили, что я должен быть рядом с обычными ребятам и, вся эта роскошь не для меня. Честно, мне не понять их. Совершенно.

Неужели они ничего не слышали про социальную лестницу? И если принято, что богачи смотрят на бедняков сверху вниз, то бывает и наоборот. Ребята меня ненавидели, считали мажором, золотым мальчиком и выскочкой. Я таким не был. Я никогда не считал, что деньги моих родителей – это то, чем я должен гордиться. Я никогда не одевался вызывающе и не лез вперёд всех.

Я знал, что раздражаю и бешу их, но меня никто не трогал. Такое положение дел вполне устраивало. У меня были друзья, и я не пытался зацепиться за кого-то из них. Хотя да, признаюсь, было обидно. Обидно проводить столько времени в школе и быть одному. Но я привык. Чтобы подняться наверх, всегда нужно чем-то жертвовать. Не думаю, что одноклассники – это слишком большая потеря.