Если бы физически это было возможно, мои глаза совершили бы полный оборот. Три оборота. Тоже мне, блядь, заботливые родители. Один с менингитом, вторая наверняка вспомнит пневмонию.

– Кого делим, девочки? – Влад материализуется прямо за шезлонгом и коленкой опирается на шаткую спинку. Снежка тут же запрокидывает голову и даже терпит, пока Жнецов стряхнет налипшие на ее шапку снежинки. Ленка же, в свою очередь, пытается спихнуть его ногу и довольно сильно лупит по бедру. Успевает аж три раза, а после он перехватывает ее запястье и сжимает в своих пальцах.

– Наш старшенький разбушевался. Потому что я сказала маме, что ему придется спать в твоей комнате.

Жнецов глубокомысленно кивает, отпихивает вторую Ленкину руку и, улучив момент, перехватывает девчачью кружку. Набирает полный рот вина и едва проглатывает. Еще и умудрился не облиться, гадина!

Ну никакой вселенской справедливости!

– Так, может, поменяешься с ним? Я сплю голым, знаешь ли. Вдруг это отразится на его психике.

Сглатываю и растягиваю губы в самой милой из всех тех, на которые способен, улыбок.

– Ничего страшного. Можешь спать хоть с динозавром на члене, я уйду на диван. К Сане.

К Сане, что в это время молчаливо постигает дзен, но, услышав свое имя, закашливается, подавившись недоглинтвейном, который послушно цедит. Тут же сочувствующе стучу его по спине, краем глаза успев заметить, что Снежка кидает на переменившегося в лице Жнецова просто зверский взгляд.

И напрягаюсь.

Что это сейчас было вообще?

– Эй, ты живой? – интересуюсь у красного как рак друга, но тот только отмахивается, убирая с лица отросшую за полгода челку.

– Попытка захлебнуться прошла неудачно, спасибо. Что ты там говорил про диван?

Открываю рот было, чтобы действительно мстительно попросить его подвинуться этой ночью, но Жнецов тяжело опускается рядом со мной, притащив откуда-то припорошенный снегом раскладной стул.

– Ничего.

Улыбается Сане во все свои тридцать два, но выходит у него премерзко. И как-то предупреждающе, что ли. Что за новая волна бреда? Не ревновал столько времени, а тут начал вдруг?

Странно и мало похоже на правду.

Ощущение того, что я чего-то не знаю, преследующее меня еще с летних каникул, усиливается во сто крат, но тут появляется еще и Диман, который тащит бутылку Джека в одной руке и прямо по снегу, вцепившись в спинку, прет за собой легкую летнюю лавку. Влад вздыхает, корчит рожу, но, легко поднявшись на ноги, бросается помогать.

Вдвоем они разворачивают эту хрень, ставят так, чтобы мы все образовывали подобие ломаного круга. Притаскивают толстый плед из дома и пару подушек и устраиваются на всем этом под явно завистливые взгляды девчонок.

Не могу не улыбнуться, глядя, как Диман, напевая себе под нос, мотает головой, отказываясь взять свою подружку на ручки. Мол, кинула меня, вероломная, сиди теперь на своем шезлонге и морозь зад.

– Ну что, народ? Так и будем пялиться на торжественно сожженную зефирку Кирилла или сыграем во что-нибудь?

Ленка дует губы на своего вроде как жениха, но это не мешает ей веселиться и подначивать других.

Диман откликается с живейшим интересом и даже отрывается от страшно занимательного занятия: попыток открыть бутылку, не снимая толстых перчаток.

– Предлагаешь раскинуть карты на снегу? Или будем гадать на суженого? Снега, снимай ботинок и швыряй за забор, лет через семьдесят его там непременно найдут.

Влад косится на этих двоих с явным сомнением и подбрасывает дров в чашу мангала, с которого благоразумно не забыли снять решетку.

– Может, в прятки? Чур, в бане не искать, я буду не один.

– Тогда, может, – все, включая обернувшегося меня, смотрят на подавшего голос Саню, – «Я никогда не…»? Или «Правда или действие»?

– А что, – подумав с секунду, решаюсь я, – почему бы и нет. Мы никогда не играли.

– Ага. – Влада так косит, будто кто-то невидимый незаметно заехал ему по голени или еще куда. – С голым задом я по поселку уже бегал. И хер вы заставите меня сделать это еще раз.

У меня глаз нервно дергается и не выпадает только потому, что это физически невозможно. А вот челюсть вполне себе натурально падает.

– Мне нужны подробности… – едва выдыхаю, и Снега заметно оживляется, кусает губы, ловит умоляющие взгляды Влада и все-таки решает быть благородной, а вот ее подруга – нет.

– Я скину тебе ссылку на ютьюб.

О, как жаль, что камера на моем мобильнике слишком херовая, иначе я бы обязательно запечатлел изменившегося в лице Жнецова, да еще и на главный экран ее. Без вариантов вообще.

– Ну а что? Твоего лица, красавчик, не видно. А Кир тебя и по другим частям тела сможет опознать.

– Ты в курсе, что такие, как ты, редко умирают своей смертью? – В голосе Влада что-то затаенно-маниакальное, а улыбка напоминает оскал, но на девушку это производит впечатление еще меньшее, чем треснувшая в мангале, невесть как попавшая в него еловая шишка.

Ленка шлет ему воздушный поцелуй и начинает, чуть повысив голос:

– Итак, Жнецов, правда или действие?

Тот скалится еще шире и отпивает из предложенной сочувствующим Диманом бутылки. Надо же, все-таки открыл.

– Правда, Леночка.

Замираю в ожидании вопроса, но она, кажется, его еще не придумала и потому какое-то время поглядывает куда-то вверх, отпив вина и не спеша проглатывать.

– Ты любишь быть снизу?

О, ну конечно. Спасибо. Очень неожиданный вопрос. Лучше бы ты спросила, любит ли он квантовую физику и пялится ли на сиськи новой вузовской медсестры. Весьма пышной дамы за пятьдесят, кстати, но откуда Ленке про это знать?

Влад отвечает, даже не думая и без особых эмоций. Его лаконичное «нет» сопровождается коротким передергиванием плеч, словно он смахивает с них что-то.

Конечно, он не любит. Иначе я бы давно перестал быть единственной принимающей стороной. Или… невольно задумываюсь… не перестал бы? А что, если бы я захотел ему вставить? Он позволил бы мне?

Бросает в краску, уши вспыхивают вместе с шеей, и я радуюсь, что освещение весьма скудное. Если кто заметит, то только Саня, что сидит ближе остальных, но и от него я пытаюсь отгородиться поднятым воротом куртки и опушкой капюшона.

– Окей, теперь я. Ита-а-а-ак… – Взгляд Жнецова блуждает по всем присутствующим и останавливается на том, кто сидит рядом с ним. И уже по одной только глумливой ухмылочке я догадываюсь, что нормальных вопросов не будет вовсе. Все, как один, на скользкие или неприличные темы.

Окей, я смогу это пережить.

И Диман, который оказался следующим, тоже сможет.

– Правда или действие?

– Ха, ты же спросишь, есть ли у нее страпон или как она спит: в коконе или под потолком. Ну уж нет, давай действие.

– Окей. – Жнецов не выглядит расстроенным. – Лизни трубу.

– Что?

– Что слышал. Трубу. Языком. Лизни. Во-о-он ту, – указывает в сторону пристройки, – металлическую. Давай, детка, я хочу быть уверен, что сегодня ночью буду единственным, чей язык будет вызывать неприличные хлюпающие звуки.

Диман обреченно вздыхает, встает, делает еще один глоток и покорно идет. Впервые в жизни, наверное, вижу настолько спокойного человека, готовящегося сделать глупость.

– Ну и тварь же ты, Жнецов. – В голосе Ленки, вскочившей вслед за своим парнем и, должно быть, собравшейся отдирать его от железяки, слышится неподдельное восхищение. – Ты за это еще ответишь.

– Ага, иди давай, проконтролируй.

– Мог бы быть подобрее, – Снежка укоряет его весьма мягко и, воспользовавшись тем, что место освободилось, перебирается поближе к Владу. Тот вовсе не возражает, напротив, подает ей руку, помогая перебраться через шезлонг. – Вообще-то.

– Кто бы говорил. Тоже мне, добренькая нашлась. Скажи спасибо, что я немстительный.

Все интереснее и интереснее становится. Уточняю и заодно тянусь за бутылкой, глотнуть совсем немного, чтобы согреться:

– «Немстительный»? Что это значит?

– А как ты думаешь, кто заставил меня бежать в чем мать родила до нижней улицы? – Указывает двумя большими пальцами на мою сестру и, когда та строит рожицу, доверительным шепотом добавляет: – За этой миленькой внешностью скрывается настоящий монстр. Верь мне.