– Надо пробовать! Надо стучаться во все двери! – напутствовала ее Варвара. – Не опускай руки! Сейчас тяжелое время, с работой плохо…

Диана же была реалисткой, а в ее трудовой книжке было написано, что она актриса. Вот она и пошла искать работу по специальности. Она ходила по театрам, везде получая отказы и видя неподдельный страх в глазах режиссеров и администраторов. Самое интересное, что все узнавали и признавали, что актриса она гениальная, что все ее помнят и любят, но ни о какой работе для нее не могло быть и речи.

– Во-первых, вы актриса кино…

– Я актриса кино и театра, – поправила Диана.

– Но играли вы только в кино, к театру не имели никакого отношения, – поправляли ее.

– Это правда… но я уверена, что справлюсь, дайте мне только один шанс, и я это докажу!

– И снимал вас только ваш муж режиссер Потапов… – осторожно добавляли они.

– Это тоже правда, – ответила Диана, понимая, что объясняться бесполезно. Что она снималась только у мужа не из-за того, что не имела таланта, а из-за того, что он не давал ей возможности проявить себя и у других режиссеров.

– Да и история там какая-то мутная вышла, связанная с гибелью Потапова, – сказали ей в одном театре, отводя глаза.

– Ничего мутного, все предельно ясно. Я убила его и отсидела за это. А сейчас я хочу вернуться в профессию и готова доказать, что нахожусь в отличной форме, и пройти любые пробы, – четко отвечала Диана, уже понимая, что ей ничего не светит.

– Нет, нет, нет… То есть удачи вам, но не у нас, – звучал твердый отказ.

И так повторялось раз за разом.

Диана же поняла, что театр и кино переживают полный крах. Деньги государство перестало туда вкладывать, а людям было не до зрелищ, если не хватало хлеба. Все искали «место под солнцем».

– Мы даже своих актеров вынуждены увольнять или держать на окладе в один рубль, и речи не идет, чтобы кого-то брать на работу, – говорили ей.

В кинематографе ей также рассмеялись в лицо.

– Кина нет! Кина не будет! Умерло оно! Перестройка все перестроила и опустошила!

Поступила, правда, пара предложений сняться в эротическом кино за неплохие деньги. Диана, пребывающая в отчаянии, даже стала подумывать о том, чтобы согласиться, но вовремя поняла, что это будет настоящая порнография, и отказалась.

Были еще детские кружки по театральному искусству, танцам, актерскому мастерству, но чтобы Диану с ее судимостью допустили до детей, даже не обсуждалось. В итоге по специальности Диана работу не нашла, хотя и очень хотела, с этой мечтой ей пришлось расстаться. А жить-то надо было, и Диана была готова на любую работу, только бы взяли. Чаще всего ее не брали из-за судимости. Но иногда ей везло, и она все-таки устраивалась официанткой, продавщицей, сезонной рабочей по сбору овощей и фруктов, уборщицей и швеей в подпольном цеху, потому что на зоне она освоила специальность швеи-мотористки. Приходилось очень много и тяжело работать за мизерную зарплату.

Варвара же устроилась на должность уборщицы в одном театре, ей помогла Любовь, еще когда Дианы с ними не было. Диана мыкалась по этим нелюбимым работам уже десять лет и не жаловалась, еле сводя концы с концами. Она относилась к этому как к кресту, который была вынуждена нести. Никто, и она в том числе, не был виноват, что так сложилась ее судьба. Люба, ни на секунду не бросившая подругу в беде, почти сразу же поняла, что у нее, в отличие от Дианы, совершенно нет актерского таланта, что она попала в эту профессию на самом деле по блату. Поэтому она избрала для себя совершенно иной путь – домохозяйки и содержанки у богатых мужчин. Это был вполне осознанный выбор, обеспечивающий ее жизнь на должном уровне.

Три раза она была замужем официально, после каждого развода ей доставался приличный куш: где машина, а где и квартира. Потом Люба стала просто любовницей для одного мужчины, затем для другого, затем для третьего и так далее… Она ублажала их тела, они оплачивали ее приличную жизнь и поддержание красоты в идеальном состоянии. Поэтому Люба была просто помешана на процедурах красоты, уколах молодости и тому подобном. Каждое новое средство она сразу же испытывала на себе, ведь современная косметология предлагала все это в огромном количестве, хотя не факт, что хорошего и проверенного качества.

– Зачем тебе это? – спрашивала Диана. – У тебя словно невроз.

– Ты не понимаешь? Мы приближаемся к сорока! А это конец женской жизни… – поясняла Люба.

– Что значит – конец жизни? – удивилась Диана, которая научилась ценить жизнь и каждую ее минуту.

– Я имею в виду – женскую жизнь! Бабками без женских гормонов, в целлюлите и с дряблой кожей мы можем долго еще жить! Но как женщины мы вообще не будем никому интересны. Сейчас такая конкуренция! Столько молодых телочек! Мужчины смотрят только на них! Это навязывается и журналами, и индустрией красоты, и сексуальностью молодых.

– Ты говоришь, как проститутка, – ответила Диана, – красота человека в душе… не в теле.

– Так я и есть проститутка… Просто не хожу по клиентам, а они сами приходят ко мне, причем не все подряд. Люблю страшненьких, комплексующих в сексе, им я способна подарить неземное наслаждение и уверенность в себе! Тогда мужчина будет готов приходить еще и еще и не жалеть на это никаких денег! Психология! Наблюдение! Все это мы проходили! Вот ведь жизнь! Моя профессия, полученная в театральном училище, пригодилась только для соблазнения мужчин! И, о ужас! Мне уже сейчас говорят, что я возрастная, но зато опытная, и ведутся только на это. Ну, разве не обидно?! Ой, надо жизнь свою бабью продлевать всеми известными способами. И тебе надо приобщаться, а то отстала от жизни!

– Я не хочу, – упрямилась Диана.

– Темная ты! Все делают!

– Ты не замечаешь, что лицо становится без мимики? Как маска? Какие-то странные лица у некоторых женщин, и твоих подруг в том числе, – спросила Диана.

– Зато без морщин! – не сдавалась Люба.

– Но оно неживое! Как играть с таким лицом? – спрашивала Диана.

– Какое – играть? Я никогда играть не буду! Да и ты тоже! Извини… Ой, Диана, неужели ты до сих пор надеешься на то, что восстановишься в кинематографе? – ахнула Любовь. – Зачем тебе мимика?

– Чтобы быть человеком и выражать свои эмоции… А про кинематограф я и не думаю уже… просто это где-то во мне заложено внутри и не уходит, – ответила Диана.

– Ты извини меня еще раз, не хотела обидеть…

– Я не обиделась, все нормально, – ответила Диана, улыбаясь.

Люба-то знала, что ее подруга не признается, что она и есть та знаменитая актриса, на которую когда-то хотели быть похожи многие мальчики и девочки. А когда ей часто – все-таки она не сильно изменилась – задавали этот дурацкий вопрос: «Ой, а это не вы?» или более конкретные: «А вы не та актриса, которая играла принцессу? Не вы ли знаменитая Асколкова?» – Диана, чтобы не вдаваться в подробности, отвечала:

– Я просто на нее похожа.

– Этого не может быть! Вы обманываете! Это – вы! Ну я же вижу!

– Разве я могу быть ею? Я бы торговала сигаретами и пивом, если бы была Асколковой? Принцессой? – хмурилась Диана, и люди соглашались и отставали.

А на вопрос:

– Не вы ли та самая Русалочка? – Диана часто отшучивалась:

– Что вы! Конечно, нет! Посмотрите, у меня две ноги! Я абсолютно сухопутная!

Любовь много раз предлагала подруге устроиться точно таким же образом в жизни, как устроилась сама. Диана была молода, красива и знаменита, то есть узнаваема. Иметь такую женщину в любовницах было бы очень почетно. Кто бы не хотел переспать с «той самой Русалочкой»? Да много кто хотел! Публика в окружении Любови в основном была богатая, но несколько «быковатая». Диана не боялась такого контингента, ей сам факт подобных отношений казался кощунственным. Она потеряла веру в мужчин, в любовь и понимала, что никогда не сможет быть, как Люба! Подруга ругала ее, конечно. Говорила, что она дура, что могла бы жить припеваючи, пристроиться намного лучше, чем она сама. Неужели стоять за прилавком лучше?