Но ей не выпало такой возможности, потому как ее «Хёндай» пересек три полосы движения, перескочил через бордюр у автозаправки «Эксон» и на скорости шестьдесят миль в час врезался в одну из колонок самообслуживания.

Взрыв был слышен на расстоянии двух миль от этого места.

Теперь Дэвид Финли, работая менеджером по связям с общественностью у Рэндела Финли, владельца фирмы «Ключевые воды Финли», а также бывшего мэра Промис-Фоллз, каждый день по возвращении домой привозил четыре упаковки бутилированной воды. Эта продукция попадала в дом даже быстрее его самого, и все обитатели должны были потреблять только ее.

Сын Дэвида Итан пил в основном молоко, и тем не менее каждое утро, перед тем как Итан отправится в школу, отец совал ему в рюкзак вместе с ленчем бутылочку воды. Чего только не было у него в рюкзаке! Особенно после перестройки кухни, ведь Дэвид жил вместе с родителями. Мать Дэвида Арлин пила бутилированную воду при каждой возможности, полностью игнорируя ту, что текла из крана. Таким образом она стремилась продемонстрировать поддержку мужу при его поступлении на новую работу, хотя поначалу не слишком радовал тот факт, что Дэвид трудится на Финли, человека, чья репутация значительно потускнела в ее глазах, когда несколько лет тому назад прошел слушок, будто он питает пристрастие к малолетним проституткам.

А вот отец Дэвида Дон не разделял такого отношения невестки к бывшему мэру. Поскольку этот бывший мэр как-то сказал Дэвиду – и Дон был с ним полностью согласен, – если все в этом мире откажутся работать на подонков и задниц, то наступит тотальная безработица, а на белом свете полным-полно задниц еще хуже его самого, Финли. Впрочем, такое отношение к Финли вовсе не распространялось на его продукцию. Дон считал бутилированную воду самой настоящей обдираловкой. Нет ничего глупее, чем платить за то, что и так течет из-под крана практически бесплатно.

И нельзя сказать, что Дэвид с ним не соглашался.

– Они уже заставили нас платить за ТВ, которые было совершенно бесплатным, когда я был ребенком, – возмущался Дон. – И еще создали эти люксовые радиостанции, на которые, видите ли, надо подписываться. Да меня вполне устраивает старое доброе «Эй-эм». Господи, куда мы катимся? Наверняка установят при входе в туалеты на втором этаже автоматы, куда надо будет бросать монетку.

Дэвид спустился на кухню, открыл холодильник и обнаружил там гораздо больше свободного пространства, чем обычно.

– Смотрю, вы практически все уже слопали, – заметил он своей матери, которая готовила завтрак для Дона. Дэвид готов был поклясться, что члены его семьи встали, должно быть, в три часа ночи. Ему ни разу не удавалось спуститься на кухню первым.

– Использовала кое-что для приготовления кофе, – сказала она.

Дон, зажавший в руке кружку, поднял глаза от планшетника, в котором пытался читать новости.

– Что ты сделала?

Арлин метнула в его сторону взгляд.

– Ничего.

– Ты заварила кофе на этой дряни в бутылках?

– Просто пытаюсь использовать воду по назначению.

Он оттолкнул кружку к центру стола.

– Не собираюсь это пить.

Арлин развернулась, уперла руки в бока.

– Ах вот как?

– Да, вот так, – ответил он.

– Что-то прежде не слышала, чтоб тебе не нравился вкус.

– Не в том дело, – пробормотал он.

Арлин указала на кофеварку:

– Что ж, тогда налей туда воды и приготовь сам, по-новому.

Дон Харвуд заморгал.

– Я не умею варить кофе. Ты всегда его варила. Я всегда неправильно отмеряю дозы.

– Что ж, теперь самое время поучиться.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, затем Дон придвинул к себе кружку и сказал:

– Прекрасно. В таком случае иду на рекорд, хоть мне это и претит.

– В таком случае пошлю в Си-эн-эн твит, – сказала Арлин.

– Нет, ей-богу, с вами не соскучишься, – заметил Дэвид.

– Это уж точно, – кивнула Арлин. – Чем собираешься заняться сегодня с этим – да упаси нас боже! – возможно, будущим мэром?

– Ничего особенного, – ответил Дэвид. – Похоже, день сегодня будет спокойный.

Тут его отец вдруг поднял голову и напоминал теперь оленя, прислушивающегося, не идет ли охотник.

– Слыхали? – спросил он. Должно быть, где-то сильный пожар. Все утро слышал, как воют сирены.

Эти же сирены разбудили Виктора Руни.

Было начало девятого, когда он открыл глаза. Посмотрел на радио с будильником, рядом на тумбочке стояла недопитая бутылка пива. Спал он хорошо, особенно с учетом того, что было накануне, да и сейчас чувствовал себя неплохо, пусть даже и завалился спать в два часа ночи, никак не раньше. И как только голова коснулась подушки, вырубился моментально.

Он протянул из-под одеяла руку, хотел включить радио, послушать новости. Но восьмичасовая программа новостей из Олбани уже закончилась, и сейчас радиостанция передавала музыку. Группа «Спрингстин», «Улицы Филадельфии». Самая подходящая песня ко Дню поминовения, а праздник этот, можно считать, начался уже в субботу. В эти выходные славили людей, мужчин и женщин, которые погибли, сражаясь за свою страну, а песня посвящалась городу, где была подписана Декларация независимости.

Словом, в самый раз.

Виктору всегда нравились «Спрингстин», но слушая эту песню, он погрустнел. Как-то раз они с Оливией собирались пойти на концерт этой группы.

Оливия вообще обожала музыку.

Нет, нельзя было сказать, что она сходила с ума от Брюса, но очень любила некоторые его песни, особенно шестидесятых-семидесятых. Среди ее любимчиков были дуэт Саймон и Гарфанкел, а также рок-группа конца шестидесятых под названием «Криденс Клиавотер Ривайвл». Однажды он услышал, как она поет «Счастливы вместе», и спросил, кто написал эту песню. «Тётлз»[3], ответила она.

– Чего ты мне голову морочишь? – сказал он. – Разве была такая группа под названием «Тётлз»?

– Да, «Тётлз», причем всегда с определенным артиклем, – поправила его она. – Как и «Битлз», тоже с определенным. Никто не говорит просто «Битлз». И если можно назвать группу «Жуки», то почему бы не быть и «Черепахам»?

– Так, значит, счастливы вместе, – сказал он, прижимая ее к себе, пока они шли по дорожкам колледжа Теккерей. В ту пору она еще была там студенткой.

То был самый счастливый их год перед тем, как все это случилось.

На этой неделе будет уже три года.

Сирены все завывали.

Виктор лежал неподвижно и прислушивался к этим звукам. Одна из них вроде бы доносилась из восточной части города, вторая – с севера. Полицейские автомобили или, скорее всего, машины «скорой». Не похоже, что пожарные. У тех звук сирен более глубокий, низкий. Слышны басовые нотки. Если это «скорые», то, судя по всему, съезжаются они к городской больнице.

Да, утро в Промис-Фоллз выдалось очень оживленное.

Что, что же такое происходит?

Похмелья он сейчас не испытывал – довольно редкое для него явление. И голова с утра почти совсем ясная. Вчера вечером он не выходил из дома куда-нибудь выпить, вместо этого вознаградил себя пивом, которое принес домой.

Вчера он тихо подобрался к холодильнику, достал бутылку «Бада». Ему не хотелось будить домовладелицу Эмили Таунсенд. После смерти мужа она переехала в этот дом и занимала спальню в этой же квартире наверху. Он взял бутылку с собой и отпил половину перед тем, как спуститься к себе, этажом ниже. А потом очень быстро заснул и так и не допил пиво.

А теперь оно теплое.

Но Виктор все равно потянулся к бутылке и отпил глоток. Скроил гримасу и поставил бутылку обратно на тумбочку, но слишком близко к краю. Она упала на пол, пиво выплеснулось на коврик и носки Виктора.

– О, черт! – пробормотал он и поспешно поднял бутылку, в которой осталось еще немного.

Выпростал ноги из-под одеяла и, стараясь не ступить в лужицу, поднялся и встал рядом с постелью. На нем были только синие трусы. Он открыл дверь спальни, сделал пять шагов по направлению к ванной, которая была не занята, и сорвал с сушилки первое попавшееся под руку полотенце.